– Саша, надо выяснить, что там с НДС… Да, он должен пойти в зачет… Нет, таможня – это твой вопрос… Хорошо. Пока, – он кладет телефон на стол и обращается к Ирине: – Извини.

– Ничего.

– Прости меня, я был полным дураком. Не знаю, что на меня нашло.

– Ревность – штука неуправляемая.

– Да, но все равно нельзя было так себя вести, извини.

– Все нормально, забудь.

Я понимаю, что мне необходимо срочно вмешаться. Пора внести ясность. Расставить все точки над «i». Набираю ее номер. Вижу, как Ирина берет телефон и после нескольких протяжных гудков говорит мне в ушную раковину:

– Здравствуйте. Да я поняла. Вы знаете, я сейчас не могу разговаривать… Что? Вы сумасшедший? Что вам снится?.. Рыба?.. Вы считаете, что это моя рыба? – Она прикрывает трубку рукой и говорит Яну: – Бред какой-то. Опять этот псих.

– Дай я с ним поговорю!

– Не надо, я сама.

Снова я слышу ее голос в телефонном динамике:

– Послушайте, не звоните мне больше, хорошо? Сотрите мой номер и больше мне не звоните. Никогда. Хорошо? Вот и отлично. Прощайте, – и частые гудки.

– Чего он хочет от тебя? – интересуется Ян.

– Он говорит, что ему снятся мои сны. Он считает, что мне должны сниться его сны. Потому что мы стукнулись головами… Ну, тогда, в консерватории. И теперь нам снятся сны друг друга. Представляешь? Больной! Надо же до такого додуматься!

– А нечего давать свой номер всем подряд.

– Кажется, мы уже это обсуждали…

– Да, я помню. Но все-таки…

– Послушай, а вдруг он прав, и мне действительно снятся сны какого-то психа, а ему – мои?

– У тебя что, тоже крыша поехала? Ты чего чешешься?

– Нет, но интересно же!

– Просто жуть, как интересно!

– Мне на самом деле последнее время снятся какие-то странные сны…

– Правильно ли я понял, что тебя больше занимает навязчивый бред малознакомого сумасшедшего, чем разговор со мной.

– Нет, ты неправильно понял.

– Тогда зачем ты со мной это обсуждаешь?

– Извини, что я недостаточно внимательно ознакомилась со списком тем, предложенных для обсуждения.

– Нет, я тут сижу, как дурак! Бросил все дела! Извиняюсь перед ней! Унижаюсь, можно сказать…

И тут она ему говорит:

– Знаешь, ты тоже сотри мой номер телефона и тоже никогда больше не звони, а то унизишься еще ненароком.

– И не позвоню! Можешь не сомневаться!

– Вот и отлично. – Встает и уходит, не дождавшись даже зеленого чая.

Вечером того же дня мои предположения подтверждаются. Это происходит на кухне, где Ирина и ее мама пьют обычный черный чай.

– А с чего бы вдруг мне снилось, что я играю на саксофоне? – спрашивает Ирина. – Или, например, какая-то совершенно неизвестная мне старушка, засыпанная долларами… И еще черт знает что!

– На самом деле все очень просто объясняется.

– Так-так-так, – шепчу себе под нос. – Очень интересно: как же все это «очень просто объясняется»?

– Саксофон, – говорит ее мать, – это такой фаллический символ… Вот ты не помнишь, какую музыку играла на саксофоне: веселую или грустную?

– Грустную, – отвечает.

– Вот видишь, ты грустишь по мужчине своей мечты. На уровне подсознания…

– Да ты просто Фрейд! А что тогда ты скажешь про старушку, засыпанную долларами?

– Это еще проще, – говорит ее мать. – Опять же на уровне подсознания в тебе говорит обида.

– Какая еще обида?

– А такая… Тебе обидно, что мужчины тратят деньги на других женщин… Даже на таких старух. А на тебя никто денег не тратит, и тебе обидно.

– Отлично. Спасибо тебе большое. Ты открыла мне глаза. Все объяснила, разложила по полочкам…

– Если тебя не устраивает моя трактовка, можешь считать, что это не твои сны. Пожалуйста! Это не твои сны, а сны какого-то сумасшедшего. Позвони ему и попроси вернуть твои сны назад. А если не отдаст, – обратись в милицию. Скажи, мол, так и так – подменили сны сволочи. Подсунули мошенники-извращенцы вместо моих замечательных девичьих снов какие-то чужие, безобразные, отвратительные сновидения!

Мы с Борькой лежим на полу моей комнаты и любуемся разукрашенным всеми цветами радуги Мухтаром.

Я говорю:

– Надо изучить потребительский спрос. Выявить сегмент рынка. Определить границы этого спроса и ценового диапазона. Но начать надо, конечно, с маркетинга.

– Нет ничего проще, – считает Борька. – Надо вывести Мухтара на собачью площадку. Вот тебе и будет маркетинг.

– Точно, – говорю. – Так и нужно сделать. Начать с изучения спроса в целевой аудитории. Это очень правильный маркетинговый ход!

– Еще бы! Держись меня! Маркетинг – мое второе имя! Кстати, я недавно убирал у себя в шкафу… У меня там полно свободного места!

– И что? – удивляюсь.

– Он спрашивает! А куда ты думаешь деньги складывать?

– В твой шкаф?

– Чем тебе не нравится мой шкаф?

– Я тоже недавно убирал в своем шкафу, – говорю. – В моем шкафу еще больше свободного места.

– Ладно, не будем делить шкуру неубитого медведя. Представляешь, у нас будет столько денег! Мы будем отдыхать на Канарских островах.

– Лучше на Мальдивских, – говорю.

– Чем тебе не нравятся Канарские острова?

Я говорю:

– Ладно, только возьмем с собой Полину. Потому что этот Алик… Он только в Сочи и может ее отвезти. И то с приключениями…

– А кого я возьму на Канары? Мухтара?

– Не переживай, – говорю. – Вот разбогатеем, – желающих будет хоть отбавляй!

– Эх! Хотелось бы побыстрее уже отбавлять желающих… – вздыхает.

Телефон звонит, и я беру трубку. Я сразу говорю:

– Привет, Полина!

– У тебя что, определитель номера? – спрашивает.

Я не говорю, что этот определитель номера находится в моем мозгу. Я не говорю ей, что от темечка до середины туловища у меня с недавних пор пролегает огромная трещина. Но определитель номера все равно работает, несмотря на то что нейротрансмиттеры барахлят и сердце разбито. Я говорю как ни в чем не бывало, говорю так, как будто у меня вообще нет сердца:

– А мы только что тебя вспоминали. Послушай, ты полетишь с нами на Мальдивские острова?

– На Канарские! – поправляет Борька. – Не на Мальдивские, а на Канарские!

– Не полетишь? А на Канарские?

Я говорю Борьке:

– Она и на Канарские не хочет.

Борька говорит:

– Ну и дура.

– А почему, если не секрет? – спрашиваю в трубку. – Да, кстати, как Алик? Ладно, – говорю. – Хорошо.

– Что? – интересуется Борька.

– Сказала, зайдет.

– Одна или с Аликом? – спрашивает.

– Одна. Без Алика, – отвечаю.

– Я думаю, – говорит Борька, – Алика так и не смогли отделить от лежака, и для Полины просто не осталось места.

– Но ведь действительно снится всякая хрень! – говорит Ирина свой подруге.

– Скажи мне, с кем ты спишь, и я скажу, что тебе снится.

– Не скажешь, потому что я ни с кем не сплю. Уже давно.

– Вот тебя и мучают кошмары.

– Не мучают меня никакие кошмары. Просто снятся чужие сны.

– Глупости все это. Сны – субстанция эфемерная, зыбкая такая субстанция, а Ян – он не зыбкий, он вполне осязаемый, он конкретный.

– До такой степени конкретный, что аж противно.

– Раз он тебе так противен, тогда отдавай его мне.

– Да? А ты мне что за это? Есть у тебя кто-нибудь на примете?

За столик к девушкам подсаживается какой-то молодой человек:

– Девушки, я прошу прощения, но тут такое дело… Понимаете, сегодня у моей жены день рождения…

Ирина говорит:

– Поздравляем.

Молодой человек:

– Спасибо. Но поскольку она не пьет, не танцует и ненавидит ночные клубы, я приглашаю вас.

Собаки подходят к разукрашенному Мухтару, брезгливо обнюхивают его и отходят в сторонку. Хозяева как-то неодобрительно косятся на нас с Борькой. Среди них девушка-панк – точная копия нашего Мухтара, на голове у нее торчат красно-зеленые волосы, а шея перетянута кожаным ошейником с металлическими бляшками.