Литмир - Электронная Библиотека

– Отряд, к бою! Рассыпаться в цепи! – скомандовал Перхуров. – Орудия с передков! Не заряжать, имитировать боеготовность! Броневик пропустить вперёд. Без команды не стрелять!

Стрелки рассредоточились в две цепи и залегли поперёк улицы. Артиллеристы сняли с передков орудия, развернули и устремили стволами в сторону наступающих. Лошадей отвели назад на безопасное расстояние. Броневик выкатился навстречу всадникам и остановился. На нём зашевелились в башенках стволы пулемётов, будто нащупывали, куда сподручнее всадить очередь.

«Пах! Пах!» – хлопали впереди револьверы. Но пыл наступающих, и без того нежаркий, заметно ослабевал. Увидев впереди вооружённый до зубов и готовый к бою отряд, они осадили коней, пошли шагом и наконец остановились метрах в двадцати от ощетинившегося пулемётами броневика. Тут кто-то в цепи не выдержал. Хлёстко и резко разнёсся винтовочный выстрел. В первых рядах всадников один вскрикнул, схватился за плечо, согнулся и медленно сполз с лошади.

– Ч-чёрт! – тихо, но грозно ругнулся Перхуров. – Почему без приказа? Оглохли? Только боя не хватало!

Ему стало вдруг жарко. Пришлось снять пиджак.

Но боя, кажется, не намечалось. Конный отряд осадил назад и в замешательстве затоптался на месте. Перхуров перевёл дух, вышел к броневику и, стоя так, чтобы в опасном случае укрыться за ним, набрал воздуха и крикнул насколько мог зычно:

– Оружие на землю! Спешиться и не двигаться! Минута на размышление, по истечении открываю огонь!

Масса верховых – человек в двадцать с лишним – колебалась, шарахалась вперёд-назад с беспокойным топотом и фырканьем коней. Перхуров вынул часы-луковицу. В исходе этого столкновения он уже не сомневался.

В рядах конников, кажется, возобладало благоразумие. Люди соскакивали с коней и бросали наземь револьверы. Взметнулся над головами белый платок.

– Не стреляйте! Не стреляйте! Мы сдаёмся! – человек, махавший платком из первых рядов, соскользнул с коня, бросил увесистый «маузер» и шагнул вперёд. Был он среднего роста, крепкий, лобастый. Из-под его фуражки выбивались русые волосы.

– Я буду говорить только с командиром! – крикнул он.

– Подойти на десять шагов! – скомандовал Перхуров, окидывая его цепким взором. – Слушаю вас. Полковник Перхуров. Северная Добровольческая армия.

У парламентёра на миг отвисла челюсть, но он быстро справился с собой. Вытянулся и козырнул.

– Виноват, господин полковник. Но по нашим данным… – он понизил голос и опасливо покосился на свой отряд. – По нашим данным, вы должны быть уже в городе. Мы приняли вас за красноармейскую часть и под видом ошибки хотели задержать вас. Так мне приказал Фалалеев… Вышло иначе, очень жаль, но хорошо, что всё вовремя разъяснилось.

– Балаган! – вздохнул Перхуров, смиряя злость. – А с кем имею честь разговаривать?

– Виноват, – подтянулся парламентёр. – Командир отряда конной милиции Баранов.

– Угу… – хмуро буркнул Перхуров. Второй раз за сегодня ему неудержимо захотелось выругаться. Хитёр Фалалеев! А, казалось бы, дубина дубиной! Особенно взбесило это ненароком вылетевшее у Баранова «под видом ошибки». Хорош! Ошибся – и всё тут. То же самое он сказал бы красным, и они с Фалалеевым при любом раскладе чисты.

Раненый был отправлен на броневике в ближайшую аптеку на Сенной площади для оказания помощи.

– Что в городе? – спросил у Баранова Перхуров.

– Стреляют… – пожал плечами тот. Больше он, кажется, ничего не знал. А из города в самом деле доносилась отдалённая стрельба. Ленивая, разбросанная. Значит, нет настоящего боя. Нет сопротивления. Это хорошо. А сзади, со стороны артскладов, стрельбы и вовсе никакой. Пора бы уже… Сговорились они, что ли, город сдать?

– Отряд! – скомандовал Перхуров. – Надеть повязки!

– Повязки! Повязки! Надеть повязки! – пробежало по рядам. Это было важно. При разнобое одежд, да ещё и в потёмках, в городе легко можно было принять своих за чужих. И наоборот. Лишь бы Скраббе и Нахабцев не забыли… Нет. Не забудут. Даже Фалалеев не забыл. И Перхуров желчно усмехнулся, увидев, как конные милиционеры с готовностью достают из карманов белые тряпочки и сдирают красные звёздочки с «богатырок».

Перестроив отряд снова в походный порядок, Перхуров дал команду к отправлению. Шли быстро. Стучали по булыжнику сапоги и ботинки. Гремели и стонали колёса тяжёлых повозок. Цокали лошадиные копыта. Разбуженные стрельбой горожане опасливо поглядывали из-за заборов палисадников.

Выскакивали из проходных дворов и переулков дозорные. Подбегали, докладывали и вставали в строй. Несколько дозоров Перхуров всё же оставил: мало ли, что может случиться, а связь в критический момент решает всё. Впереди, над перекрёстком Власьевской и Духовской улиц горела громадная груша электрического фонаря, висевшая на натянутом от угла к углу тросе. В неверном рассветном полумраке свет был мутен и жёлт. И вдруг лампа погасла. Вспыхнула. Снова погасла. Опять вспыхнула и погасла уже окончательно, лишь долго ещё краснело в ней что-то, как папиросный огонёк. Перхуров вздохнул и переглянулся со своими штабистами. Это был сигнал о том, что все намеченные объекты захвачены. Но стрельба в городе не смолкала, и радоваться, кажется, было ещё рано. Перхуров приказал ещё прибавить шагу, и через четверть часа колонна оказалась на Власьевской площади. Прямо перед ними зияла тёмная пасть Знаменских ворот, за которыми начинался центр города. Перхуров перекрестился на церковь Святого Власия, вынул револьвер.

– За мной – шагом марш! – крикнул он и твёрдой, цепкой, устремлённой походкой двинулся к Знаменским воротам. Гулко загудели шаги и голоса под крепостными сводами. И рассвет на Угличской улице и Театральной площади показался полковнику куда более живым, ярким и тёплым. Он увидел знакомые лица. Увидел белые повязки на рукавах снующих тут и там людей с револьверами и винтовками. Многие из них уже успели переодеться в полевую военную форму, и вид имели строгий и решительный. Прямо ему навстречу от Угличской в сопровождении двух офицеров шёл высокий и статный генерал Верёвкин. Старенький поношенный френч смотрелся тускло и невыразительно, но сапоги сияли. Околыш фуражки был обвязан георгиевской лентой. Генерал добро и приветливо улыбался Перхурову, отчего седая бородка и аккуратные усы топорщились и расплывались.

– Отряд, стой! – скомандовал Перхуров.

– Город наш, Александр Петрович, – остановившись и козырнув, проговорил он. – Свершилось. Свершилось… – и сморгнул. И смущённо прокашлялся.

– Благодарю. Благодарю, Иван Александрович, – кивал головой Перхуров, пожимая ему руку и хлопая по плечам в коротком объятии. – Благодарю. Но… Хотелось бы знать оперативную обстановку, господин генерал. И поподробней, если можно.

– Сей момент. Это мы быстро, Александр Петрович, – рассмеялся Верёвкин и вынул из походного планшета карту города. – Вот, извольте видеть. Все намеченные объекты захвачены и охраняются. Город контролируется усиленными патрулями. Однако есть ещё два очага сопротивления. Это Губернаторский дом, – Верёвкин ткнул коротким карандашом в большой прямоугольник на Волжской набережной, – и вот, Кокуевская гостиница.

Перхуров обернулся. Там, за Знаменской башней, напротив Волковского театра, и в самом деле было много людей и доносились револьверные хлопки.

– Там засели советские чиновники, – пояснил Верёвкин. – Их успел кто-то предупредить. Забаррикадировались, стреляют в окна и через двери, требуют связи с Москвой. Там же их жёны и дети.

– Это плохо, – поморщился Перхуров. – Не хватало ещё славы царя Ирода… Но ничего не поделаешь. Времени уговаривать и торговаться у нас нет. Берите резерв из моей группы, Иван Александрович. Через полчаса должно быть всё кончено. Не забывайте: у нас ещё Закоторосльная сторона.

Верёвкин тяжело вздохнул.

– Бодрее, Иван Александрович. Бодрее, – подмигнул ему Перхуров. – Пока всё идёт по плану. Всё по-нашему, господин генерал! Да! – досадливо хлопнул он себя по лбу. – Что с коммунистическим отрядом?

12
{"b":"267869","o":1}