Сейчас к ознобу добавилось неприятное тревожное чувство. Будто бы чей‑то взгляд проник сквозь темноту и преграду из веток и листьев, нашел человека и заскользил по его фигуре, изучая и словно ощупывая. Недобрый взгляд, чужой, оценивающий… Так смотрит охотник на потенциальную жертву, прежде чем спустить курок.

Олег успел уже отойти от тайника на десяток шагов, но чувство ощупывающего взгляда заставило его остановиться. Показалось: неизвестный наблюдатель смотрит прямо в спину, стоя не более чем в метре позади. Обернулся… Никого.

А потом послышался смех, звонкий и чистый, будто бросили на пыльную мостовую полновесную горсть аркского серебра. В смехе не было угрозы, но не было и веселья. Странная холодная чистота, равнодушная, отстранённая… Так мог бы смеяться мертвец, призрак, оставивший в земной жизни ненужные более чувства и эмоции: смеяться просто по‑привычке, либо по неизвестной прихоти чужого, чуждого рассудка.

Олег напрягся, пытаясь определить источник звука. Руки дернулись к оружию: правая нащупала под курткой тёплую рукоять "макарова", левая потянула из‑за пояса тяжёлый "кольт".

Серебро смеха причудливо рассыпалось вокруг, прокатилось по наполовину съеденным темнотой кустам, никак не желая фокусироваться в одной точке. Смех дразнил, отвлекал, сбивал внимание. Холодное серебро звенело в ушах, не давая сосредоточиться, собрать в кулак волю и эмоции.

‑ Кто здесь?! Выходи!

Серебро щедро текло между невидимых пальцев, звенело то слева, то справа, то сразу со всех сторон. Олег медленно поворачивался на месте, выставив перед собой оба "ствола". Указательные пальцы застыли на спусковых крючках.

‑ Покажись, ‑ цедил он сквозь сжатые зубы. ‑ Ну, покажись же, кто бы ты ни был…

Смех прекратился внезапно, словно выключили звук. Олег ожидал нападения со спины, готовился встретить врага в самом невыгодном для себя положении, но тот не стал хитрить. Ему было незачем. Возле старого дуба, прямо над разрытым тайником мрак как будто сгустился, стал ощутимо плотнее, обрёл форму. Олег разглядел фигуру, подобную человеческой, сотканную из темноты и туманных прядей. Кора дуба в ночи виделась угольно‑чёрной, но проступивший на её фоне силуэт оказался ещё чернее. Сгусток мрака был ещё зыбок, но "проявлялся" на глазах, очертания его становились резче, всё больше при этом, наливался запредельной чернотой. Фигура шевельнулась, излучая тяжёлую, давящую угрозу…

Хлоп! Хлоп!

Ребристые рукояти толкнулись в ладони. Короткие вспышки пламени заставили ночь отшатнуться, попятиться под защиту древесных стволов.

Хлоп! Хлоп! Хлоп!

Резко запахло пороховой гарью. Горячие латунные цилиндрики гильз, крутясь, летели в траву. Зашуршала, опадая, срезанная пулей ветка, брызнула тёмными ошметками кора на старом дубе… Чёрный силуэт качнулся, но не назад, а вперед, медленно потек навстречу судорожным вспышкам выстрелов.

Хлоп! Хлоп!… Щелк!…

На пятое или шестое нажатие курка "кольт" отозвался сухим щелчком впустую сработавшего бойка. Чёрная фигура вдруг надвинулась рывком и словно выросла. Удара Олег не увидел, но ощутил вполне явственно ‑ в грудь будто кувалдой сунули, проминая ребра и сбивая дыхание. Не удержавшись на ногах, он отлетел назад, выронив при этом "макарова". Вскочил сразу, машинально вскинул пустой "кольт"… Резкая боль обожгла запястье, бесполезное оружие вырвало из руки и невидимая "кувалда" снова прогулялась по рёбрам.

Олег упал на спину, перекатился назад, вскочил, так же быстро, как и в первый раз. Рванув из‑за спины меч, отмахнулся вслепую. Кажется, попал ‑ сталь встретила слабое сопротивление, словно рассекла не плоть, а сгустившийся до плотности киселя воздух. Сгусток тьмы рассыпал серебро смеха, продолжая надвигаться. Прыгнув назад, Олег с бешеной скоростью закрутил Шрамом, сплетая перед собой паутину защитных выпадов. Его противник даже не замедлил движения. Клинок снова рассек что‑то, что никак не могло быть телом живого существа и тут же новый удар бросил Олега в мокрую от росы траву.

Попытавшись подняться, он едва сумел сдержать стон ‑ грудь пронзила острая боль, наверное какое‑то из рёбер всё же не выдержало, сломалось. Чёрная фигура нависла над ним, сыпанула холодным смехом. Он рефлекторно поднял меч, понимая, что пользы от него не больше, чем от пустого пистолета. Кровь стучала в висках, перед глазами плыли круги. Бороться было бесполезно и он просто ждал следующего удара… последнего. Ожившая тьма уже придвинулась вплотную, склонилась над ним… Из чернильного мрака неожиданно донесся голос, вполне реальный, откровенно насмешливый и холодный, подстать серебряному смеху.

‑ Для Открывающего Пути ты слишком предсказуем, человечек.

‑ Кто ты? ‑ сдавленная болью грудь с трудом выталкивала слова, норовившие застрять где‑то глубоко в горле.

Тьма перед его глазами подёрнулась дымчатой рябью, посветлела и вдруг протаяла лицом. Это было лицо барска, не знакомого ни Олегу, ни Эки‑Ра, молодое, с почти идеальными чертами. Олег не успел приглядеться получше ‑ туманный лик неуловимо изменился, став лицом узурпатора‑дяди; через мгновение на него уже смотрел Харт Серый… Артем Петрович Башкирцев… Сергей Лобов… Рыжий Антри… Кьер‑Ард… Вирэль… За несколько секунд перед ошеломлённым Олегом сменилось десятка три знакомых и смутно знакомых обличий, человеческих и нечеловеческих. Будто взяли подробную запись его жизни и небрежно прокрутили перед глазами. Последнее изменение вернуло первоначальный облик.

‑ Я привык выглядеть так, ‑ пояснила тьма, ухмыляясь. ‑ Или предпочитаешь самого себя?

Олег невольно отшатнулся, когда на него глянул он сам, словно на месте лица в ожившей темноте возникло зеркало. Отражение подмигнуло ему, осклабившись чужой, недоброй усмешкой.

‑ Имеющий множество лиц, не имеет лица вовсе, ‑ медленно произнес Олег, справившись с изумлением. ‑ Я знаю, кто ты такой. Ты ‑ цепной пес Древних, их эмиссар и слуга. Нынешние хозяева Вирт‑Хорл называют тебя Геверхом.

‑ Умный человечек, ‑ лицо‑двойник перестало улыбаться, глаза смотрели с задумчивым прищуром. ‑ Слабый, но умный.

‑ Для высшего существа многовато презрения.

‑ Не презрения, человечек, вовсе нет. Несмотря на всё наше различие, между тобой и мной разница намного меньше, чем между нами и теми, кого в Виар‑Та‑Мирра знают как Древних. И ты, и я ‑ суть творения близкого уровня. Разница, конечно, есть: если я для Них цепной пес, то ты ‑ не более чем муравей в муравейнике. Псу легче понять муравья, особенно когда самому приходится бывать в облике маленького насекомого, потому во мне нет презрения к тебе. А Они… разве ты станешь презирать муравья?

‑ Зачем говоришь мне это? Любишь разговаривать с муравьями?

‑ Говорящие муравьи ‑ большая редкость. Жаль только, времени на разговоры не осталось. Прощай, человечек.

Он все же не стал умирать ягненком на бойне ‑ кувырнулся вправо, и назад, прыжком поднялся на ноги, превозмогая боль в груди. Махнул мечом, отлично понимая: бесполезно. Чему и получил немедленное подтверждение…

Ответ эмиссара оказался страшен ‑ предыдущие его удары могли бы показаться всего лишь дружескими тычками в сравнении с этим… "Кувалда" перестала "примериваться", махнув, наконец, в полную силу. Олег почувствовал, что его отрывает от земли и он летит спиной вперёд, точно мяч, отскочивший от бутсы футболиста. Древесный ствол остановил короткий полет. Он так и осел у этого ствола, понимая: конец, больше ему не подняться. Теплая струйка потекла по щеке; во рту перекатывалось что‑то твердое, похоже выбитый зуб; от столкновения с деревом саднило спину и затылок; левая рука висела плетью. Любой другой на его месте был бы уже мёртв, но и ему оставалось жить недолго ‑ это стало ясно даже оглушенному, наполовину парализованному сознанию.

"Сражаться невозможно! ‑ надрывался паникующий рассудок. ‑ Нужно бежать! Бежать!…"

Врата были рядом. Сейчас он ощущал их пульсацию отчетливее, чем прежде. Если бы только добраться, уйти на Тропу…