Антри быстро переставил ноги, меняя позицию, резко наклонился вперед и полоснул воображаемого противника клинком примерно на уровне живота. Воображаемый противник захрипел и повалился навзничь, прямо в холодную грязную слякоть под ногами.

Голос за спиной, то холодно‑равнодушный, то насмешливо‑издевательский:

‑ Отличный удар, Ант. Еще годик, другой, и ты сможешь помериться силами со мной. Только не зазнавайся, хорошо?

Приходится сжимать челюсти, сдерживая бешеное желание вступить в перепалку с ненавистным голосом… Ненавистным… Ненавистным ли? Любимым ли? Как говаривал отец, повторяя слова какого‑то древнего мудреца: "Ненависть и любовь ‑ две грани одного клинка. Они всегда порознь и всегда неразлучны. Отточенные, острые, как плавник озерного донника, они способны разрубить любую преграду, но если слишком долго не вкладывать их в ножны, неминуемо обернутся против самого хозяина."

‑ Эки упражняется с мечами почитай от самого рождения, лет семнадцать, а ты хочешь постичь все его ухватки за семнадцать дней.

‑ Я к оружию тоже не первый год привычен, ‑ не удержался на сей раз Антри, ‑ и пусть до мастерства Эки‑Ра мне еще далеко, но уж верно поболе будет, чем у наглой бандитки, обиравшей на лесных дорогах безоружных крестьян.

Вирэль, как ни странно, не обиделась, только хмыкнула неопределенно и проговорила с ленцой:

‑ У меня тоже был недурной учитель. Да и учил он меня куда как подольше. Хотя, ты же, вроде, в крепости прежде жил?

‑ Меч меня еще отец держать научил, а в "гарнизонных детях" я проходил три года, без малого. И не двор, чай, подметал эти годы…

‑ Пф‑ф‑ф!… Три года! Вот уж невидаль! А я своих крестьян лет пять обирала. Да с "ловчей стражей" рубилась, да с наемной охраной торговцев, да с парнями из других ватаг, да и… хм… со своими тоже приходилось. Думаешь, легко выжить девке среди молодых, здоровых самцов, шалеющих от долгого воздержания? Не одну руку пришлось покалечить, прежде чем научились руки те на безопасном расстоянии держать.

‑ Ты в свои лета, небось, немало повидала, ‑ угрюмо признал Антри, ‑ а только и я кое‑что видел, чего тебе видеть не пожелал бы, будь ты хоть врагом мне…

‑ Видел? ‑ голос девушки изменился внезапно и столь разительно, что Антри сразу замолчал, давясь невысказанными словами.

‑ Что же ты видел, "гарнизонный мальчик"? Смерть? Предательство? Меня тоже предавали, и не раз, а случалось ‑ те предавали, кого я больше родных братьев почитала. А уж смертей повидала всяко поболе твоего. Помнишь, может, как за одной мы вместе в гости к "пятнистым" ходили? Я ее еще сестрой звала… В мои лета девки обыкновенные у печи возятся, штаны штопают, да с детишками нянчатся. По нынешним временам, коли жениха себе не присмотрела ‑ стало быть, либо дура, либо уродка. Вот любопытственно мне иной раз бывает, за кого же меня‑то принимают парни вроде тебя?

Вирэль замолчала, уставилась исподлобья на Рыжего. Тот только головой покачал, а потом вдруг спросил, неожиданно для себя самого:

‑ А что, сменяла бы эту жизнь на ту, обыкновенную, как у всех? С женихом и детьми?

‑ Нет, ‑ отрезала девушка и молча отвернулась к костру, давая понять, что на сегодня все откровения уже высказаны и большего в ближайшее время ждать не приходится… А может и вообще ‑ никогда. Назавтра им предстояло прощание. Удастся ли свидеться вновь не знали ни тот, ни другой.

* * *

Проснулся Антри от холода. Дрожа, попытался плотнее прижаться к теплой спине Вирэль и обнаружил, что спины этой рядом с ним нет. Одному кутаться в быстро остывающий мех было бесполезно. Пришлось просыпаться окончательно и, едва сдерживая недовольное ворчание, лезть наружу из бесформенного свертка шкур, который пройдоха торговец называл "лучшим походным лежаком".

Поначалу ему даже показалось, что снаружи теплее, чем внутри мешка‑лежака, таким ярким светом была залита приютившая их накануне поляна. Потом, когда он двинулся к привязанным неподалеку спирам и услышал хруст льда под ногами, то понял: нет, не теплее. И куда как холоднее, чем вчера вечером.

Ночью насыпало снега. Немного насыпало, едва прикрыло грязно‑рыжую от опавшей листвы землю, но в лесу сразу стало светлее. Под лучами Мирры, сияющей в почти безоблачном небе, все вокруг серебрилось мириадами крохотных праздничных блесток. Ветви деревьев обросли пушистым инеем и казались ненастоящими, филигранно вырезанными неким скульптором‑чудотворцем из огромных блоков белого камня‑песчаника. Странная, волшебная красота простиралась вокруг, сколько охватывал взор. Этой красотой хотелось любоваться очень и очень долго, но скоро она начинала слепить глаза и от одного ее вида становилось еще холоднее, нежели прежде.

"Ладно, ‑ подумалось в утешение, ‑ все лучше, чем та хлюпающая холодная мерзость, что была накануне."

Спиры при его приближении дружно переступили ногами, и, изогнув длинные шеи, зашипели, жалуясь на мороз и голод.

‑ К‑как п‑переночев‑вали, к‑к‑красавцы? ‑ выговорил Антри, дробно отстукивая зубами приветственный гимн Отцу Холоду, погладил дрожащей рукой ближайший чешуйчатый бок, успокаивающе потерся щекой о склонившийся к плечу золотистый ромб головы.

‑ З‑замерзли? Ничего, с‑сейчас костерок з‑запалю, с‑согреетесь.

Кострище за ночь превратилось в бесформенное серое пятно, едва проступающее под свежим белым покрывалом. Радуясь, что не поленился накануне набрать топлива с запасом, Антри активно взялся за дело, распугивая окрестных птиц хрустом ломаемых сучьев.

Огонь уже весело гудел, жадно облизывая обледенелые, исходящие паром и свистом дрова, когда в лагерь вернулась Вирэль. Она молча прислонила к дереву натянутый лук, подсела к костру, протянула в жарко дрожащий воздух озябшие руки.

‑ Пусто? ‑ спросил Антри без особого интереса, просто чтобы что‑нибудь спросить.

‑ Раньше вставать надо было, ‑ проворчала девушка, ‑ в этом лесу разве что перед рассветом можно кого‑нибудь найти. Как только восходит Мирра, вокруг все просто вымирает… Паршивый лес.

‑ Птиц, однако же, много, ‑ заметил Рыжий.

‑ Много… Этим "много" и живот‑то толком не набьешь. Мелочь одна вокруг шныряет. Даже нарлов, и тех не видать.

‑ Ладно уж, запас пока есть. Дней на пять хватит, если не больше.

‑ Запас, ‑ Вирэль громко фыркнула, демонстрируя недовольство. ‑ Вяленое мясо, да сухие лепешки ‑ вот и весь наш запас. А я свежатинку люблю.

‑ Два, самое большее ‑ три дня, и ты будешь в Реска‑Рэх. Там наешься вдоволь, чего пожелаешь.

‑ Три дня, ‑ вздох Вирэль показался Антри скорее показным, нежели натуральным. ‑ Почему у меня нет крыльев?

‑ Если бы у тебя были крылья, в горы к нолк‑ланам полетела бы ты.

‑ Пустяки. С крыльями я и там бы еще сегодня вечеряла. У нолк‑ланов кухня тоже, небось, неплохая. Может даже получше, чем в трактирах Реска‑Рэх, как полагаешь?

‑ Полагаю, что вяленое мясо ты есть уже не будешь?

‑ Еще как буду! Да я вдвое против тебя, сони, умну, вот увидишь! Ну‑ка, где там наши запасы? Доставай свое мясо, да про лепешки не забудь! Сейчас над огоньком их немножко подержим ‑ авось помягчают.

* * *

До полудня они почти не разговаривали. Не до того было, хоть и ехали рядом, почти бок о бок. В любой момент навстречу могли попасться патрули фарсахаров и приходилось постоянно держаться настороже, пытаясь сквозь шум, издаваемый собственными спирами, расслышать хоть что‑то еще. Какие уж тут разговоры, когда все чувства ‑ как струна, и особенно слух.

К нужной развилке выехали неожиданно, чуть ли не на полдня раньше, чем загадывали (все ж таки добрых спиров им послала Тши‑Хат в той деревеньке). Дорога перед ними разделялась надвое. Разделялись и их с Вирэль пути.