Я должна быть счастлива. Сейчас ведь все хорошо. Я встретила человека, который понимает меня и который мне интересен. Но… Как-то все слишком хорошо. Не то чтобы мне скучно, этот человек не так прост, конечно же. И я совсем не знаю, чего от него ждать. И я боюсь его потерять. Я думала о том, что любовь – это, наверное, осознание чьей-то смертности еще до того, как она наступила. Осознание ценности чего-то до того, как успел потерять.
И я осознаю Его ценность. Кошмар! Я не представляю себе жизни без него, хотя прошел только год. Знаю, надо быть самодостаточной. Но… я верю, что мы будем вместе всегда! И, несмотря на все это, что я, блин, делаю?
Когда я впервые предложила ему сыграть в ролевую игру – ему понравилась эта идея. И она нравилась мне, хотя я не вполне отдавала себе отчет в происходящем. Мне казалось, это такая сублимация. Мы оба боялись проявлять свои эмоции в полной мере, и игра была бы отличным выходом. К тому же, это помогало нам справляться со своими комплексами.
Вначале мы использовали расхожие бытовые ситуации – начальник и подчиненный, который хочет, чтоб ему подняли жалованье, но жутко боится своего начальника, маленький мальчик и строгий отец, который наказывает его за плохие оценки, мать-истеричка, которая узнает, что ее единственный сын – гей... Это было замечательно, так классно!
Мы встречались и часами жили в этих ролях, иногда переходя границы, которые не посмели бы перейти вне игр на тот период времени в общении друг с другом. Но ведь наши отношения развивались, и постепенно игры приобретали другой характер. Явственно можно было различить две основные темы, которые постоянно присутствовали в сценариях, которые придумывала я. Мы чередовались в придумывании сценариев.
Подчинение – желание быть ведомым и борьба с тем, у кого власть. Эти темы противоречили друг другу, но, тем не менее, всегда шли бок о бок. Потому что я хотела бы подчиниться сильному мужчине, но никто не казался мне настолько сильным, чтоб я осмелилась. Потому что подчинение – это перекладывание ответственности за свою жизнь, и я хотела бы…
Но не могу, ведь я так люблю все контролировать. Наверное, потому что знаю – я не способна контролировать ничего. Я помню, мы придумывали игру, и он предложил мне быть феей, и все это было в таком шутливом легком тоне, а я ответила ему: «Да, Мой Король!»,– и тут же запнулась, это испугало меня, сбило с толку, и я замялась, но он не заметил. И уже тогда я поняла, что заигрываюсь.
Вначале эти игры, совсем уже откровенно говоря, были моим способом его заинтересовать. Ну, я изо всех пыталась показать, какая я супер-особенная, но он уже в курсе и так, и пора бы завязывать. Дело шло к весне, и каждый раз, когда он провожал меня домой и обнимал на прощание, я чувствовала, что эти объятия становятся на несколько коротких (о, боги, это была целая вечность!) мгновений дольше, и потом я приходила домой и еще долго чувствовала его запах… Такой… Едва уловимый, но ни с чем не перепутаешь.
Он напоминал мне его. Моргана. Напоминал мне образ, вымечтанный мной, мне даже не верилось, что он настоящий. Что он может быть так близко... И мне хотелось сделать его хуже, испортить его…Я не знаю, зачем. Может, чтобы поверить в него на самом деле? Для того чтоб он был идеален, ему не хватало немного дерьма.
Я не знаю! Не знаю! Но точно помню, что был вечер, прекрасный вечер, в воздухе стоял запах весны, я была в платье и тяжелых ботинках, и мы спорили, а потом он прижал меня к себе и, когда я пыталась вырваться из его рук, у меня вырвалось: «Морган! Прекрати!».
Он ничуть не удивился. И даже подыграл мне, тут же назвав меня «капризной Анабель»! Но я была в растерянности!.. Как же так? Я думала, что мне уже совершенно плевать, но почему же все время эти оговорки?.. Может, дело в том, что я столько раз представляла себе подобные сцены между Марин и Морганом, столько раз описывала их…Но хуже было другое.
– Морган? Мне нравится, – произнес он прямо мне в ухо и укусил за шею, а потом резко отстранился, будто бы ничего не произошло. Сердце мое бешено колотилось. И до того момента, как я рассказала ему все, мы несколько раз играли в игры, где он был Морганом, а я изнывала от желаний, мне самой не вполне ясных. Он был такой красивый и такой…Сексуальный. Господи, он был лучше Моргана. В этом была такая ирония, я чувствовала мстительное удовлетворение.
Потому что Аня… Аня просто придумала мужчину, о котором мечтала, и стала им сама. Мужчину, который никогда бы на нее не посмотрел. А у меня он был. Я не понимала этого тогда, но, черт побери, это так по-женски. Больше всего на свете меня возбуждало называть его Морганом, опускаться перед ним на колени и чистить его ботинки. Это было чертовски сексуально. Отсутствие секса между нами было сексуальным. Мне сносило голову от ощутимого напряжения, которое не реализовывалось прямым образом. И когда он, схватив меня за волосы, в конце игры, когда правила уже не действовали, рывком поднимал с земли и прижимал к себе, и целовал – дико, неистово – я думала, что меня разорвет на части, на сотни маленьких одурманенных Тань. И я не хотела, чтоб Аня была на его месте. К ней я никогда не чувствовала подобного, но часто… Я представляла себе, как мы с ним разговариваем, и я, такая уверенная в себе, забавная, видно, что я ему нравлюсь, а где-нибудь, скрываясь за колонной, стоит Аня и видит это, просто видит, стоит молча...
Почти в каждой моей фантазии она стоит за этой колонной и молчит. Это настолько часто, что я только недавно это осознала. Она неотрывно следует за нами. Я хочу, чтобы она знала.
И я не видела ничего настолько ненормального в этом до тех пор, пока, собрав всю свою смелость в кулак, я не рассказала Ему историю о Моргане. Впервые я поделилась этой историей, и тогда я поняла, что хочу отпустить ее.
Мы говорили так долго, и в какой-то момент я думала… Я так боялась, что он разочаруется во мне. Но нет. Ни слова упрека. Он спокойно выслушал меня, закурил, помолчал немного и ушел.
