— Прочтите, братья, что пишут нам из Венгрии,— сказал великий магистр.— Узрите волю Господню.

Братья, сойдясь плечо к плечу, стали читать. Наблюдая за ними, магистр с удовлетворением отмечал, что каждый осознает важность венгерского сообщения, необходимость решительных действий.

— Сядем, братья,— сказал Юнгинген,— Дело наше серьез-пое, не будем гневить бога, решая его второпях.

Задвигали креслами, сели.

— Вчера прибыло наше посольство, ездившее в Прагу,— сообщил великий магистр.— Чешский король Вацлав после долгих раздумий и свойственных его легкомыслию колебаний вынес подсказанное господом богом решение. Оно ставило преграду войне, и мы полностью согласны со справедливыми его условиями. Орден не притязает ни на пядь польской земли, более того, он возвращает полякам Добжин и готов заключить с Польшей вечный мир. Единственное требование к полякам, как точно сказал король Вацлав,— отказаться от помощи неверным и недоверкам. Впрочем, братья, это трудно назвать требованием. Это призыв к исполнению христианского долга. Справедливо и то рассуждение Вацлава, что Жмудь, Литва и Русь принадлежат Ордену по дарованным грамотам, и польский король не имеет на них даже малейших прав. Бог, как известно всему миру, не возлагал на поляков апостольской миссии, это дело немцев, и Орден всеми доступными силами будет его исполнять, как исполнял прежде, когда римские папы благословляли крестовые походы на языческие земли Литвы, Жмуди и соединившихся с ними русинов, неспособных по причине слабого ума расстаться с гибельными заблуждениями, пока не примут истинного крещения. Небу противно терпеть на христианском престоле Польши литовских неофитов, и мы вполне разделяем требования короля Вацлава, чтобы по смерти Ягайлы этот престол занимали князья западного воспитания, происходящие из семейств, нарочно созданных творцом для несения пелегких монарших забот. Так, с божьей милостью, наследуются престолы во всех странах, так делается у венгров и в Чехии, и так должно быть в Польше. Увы, братья, эти скромнейшие условия отвергнуты с диким пренебрежением.

— Поляки и литва жаждут войны, и они ее получат. Орден, любезные братья, няньчился с язычниками вместо того чтобы сразу утопить, как поступает радивый хозяин с лишними или неудачными щенками. Настал час исправить прошлые ошибки. Двоюродные братья собираются в Кежмарк. Ордену зачтется как благо, если там пресекутся эти две никому не нужные, вредные делу мира жизни.

Братья согласно наклонили головы.

— Одна минута,— продолжал Юнгинген,— будет стоить всей войны. Гибель двух коронованных язычников снимает с

Ордена тяжкое бремя расходов и забот, сразу разрушится противоестественный союз Польши с Великим княжеством. Врагов Ордена охватят смятение, паника, междоусобная грызня. Ни в Кракове, ни в Вильне нет князя, способного взять в руки польский скипетр. Кто способен, кто достоин вести Польшу, будем решать мы. Наконец, скоропостижная кончина Ягайлы и Витовта в Кежмарке, скажем, от отравления рыбой, не бросает тени па Орден. Мелкие неприятности, которые доставит это происшествие венгерскому королю, можно легко искупить несколькими тысячами золотых.

— Он уже получил триста тысяч,— напомнил казначей.— Эта война крепко уменьшает наши запасы. Триста тысяч ему, шестьдесят тысяч Вацлаву за мудрость декрета, предстоящая оплата десяти тысяч наемных копий...

— Ну, если король и князь исчезнут,— сказал Валлен-род,— наемники не потребуются. Да и Сигизмунду еще не плачено, обойдется и меньшим.

— Ради великого дела Ордепа,— возвысил голос великий магистр,— каждый из нас, братья, готов пожертвовать жизнь. Стоит ли говорить о флоринах нам, давшим небу обет бедности. Пусть упивается ими погрязший в грехах Сигизмунд. Я готов дать ему в полтора раза больше, лишь бы в Кежмарке свершилось то, чего хочет господь.

— Не думаю, братья, что это будет легко,— сказал великий комтур.— И Ягайла и Витовт потребуют от Спгизмунда охранных грамот. У каждого будет свита в тысячи полторы. Каждую минуту и днем и ночью их будет окружать кольцо панов и бояр. Ни тот, пи другой не пьют, любое блюдо будет опробовано, смельчак, обнаживший меч, тут же зарублен. Единственная возможность — окружить Кежмарк кольцом и вырубить поляков и литву полностью. Но Сигизмунд никогда на такой решительный поступок не согласится.

— И что, брат Куно, ты предлагаешь? — спросил Ульрик фон Юнгинген.

— Милостивый бог не дал Ягайле детей,— ответил комтур.— А ему шестьдесят четыре года. Род его угаснет вместе с ним. Пусть живет. Достаточно уничтожить Витовта, что намного проще, чем покушаться на обоих. Насколько я знаю литовские и русские дороги, князь поскачет из Вильни па Брест, а из Бреста в Люблин. Можно выслать две-три хоругви в засаду или же напасть на князя врасплох, когда он остановится ночевать.

— До Бреста четыре перехода,— возразил Валленрод,— пройти их незаметно нельзя.

— Что ж, можно ждать Витовта под Слонимом,— ответил Лихтенштейн.— Два перехода от наших границ. Рыцарей можно одеть в кожухи или в татарские халаты. Вдобавок смелый наезд н разрушение Бреста или Слонима посеют смятение.

— А что думает брат Фридрих? — спросил великий магистр.

— Соглашаюсь с братом Куно,

— А брат Томаш?

— Не знаю, не знаю,— сказал казначей.— Витовта охраняет дьявол, и трудно поверить, что он попадется в столь простую ловушку, как дорожная засада. Надо выслать десятки людей на дороги и в города, чтобы следить путь князя, держать десятки гонцов. Сложно, очень сложно.

— Разумеется, нелегко, брат Томаш,— ответил великий комтур.— Но что ж делать? И потом, братья, мне не верится, что старый лис Ягайла при его подозрительности, недоверии и крайней лености пустится' в эту рискованную поездку. Можно не сомневаться: если мы думаем о нем, то и он думает о нас: что измыслит против меня Орден? Не отравит ли меня царственный брат Сигизмунд? Уверен, что он найдет повод остаться в Вавеле.

Трудно было возразить великому комтуру, и братья долгое время молчали. Вдруг Куно фон Лихтенштейн расхохотался.

— Будет неплохо, если Витовт поедет к Сигизмунду один,— сказал комтур, хитро поглаживая бороду.— Вспомним, братья, давний Салинский мир, когда грязная боярская сволочь, упившись, закричала: «Слава Витовту — королю Литвы и Руси!» Радость доставили язычнику эти пьяные крики. Пусть Сигизмунд предложит ему желанную королевскую корону, При одном, разумеется, условии — разорвать союз с Ягайлой и никогда не произносить «дедич Жмуди». Жмудь — орденская земля, которая соединяет Прусский орден с Ливонским.

— Что ж он, дурак? — спросил брат Томаш.

Валленрод мученически кривился.

— Братья, о чем мы думаем? — призвал он.— Какую корону? Кому? Мало лп этот зверь водил нас за нос? Пусть дьявол коронует Витовта за верную службу. На том свете. Не вижу лучшего средства, чем сжечь Кежмарк вместе с Витовтом и Сигизмундом. Никаких затрат, только на солому.

Великий магистр ударил рукой по столу:

— А что, брат Фридрих, ты прав! Мне правится! Вот это будет неожиданно! Меч, нож, стрелы, яд — они позаботятся отразить. Но Витовту в голову не придет, что его можно запечь на костре, как теленка. Но, само собой, не должен пострадать король Сигизмунд. Старый друг лучше новых двух. Поэтому сделаем так: силами двух хоругвей наскочим на Витовта по дороге из Вильно в Брест. Согласен ли ты, брат Фридрих, вести эти хоругви?

— С удовольствием! — откликнулся великий маршал.

— Если Витовт уйдет,— развивал план магистр,— встретим в Кежмарке. Пусть Сигизмунд предложит короноваться. Согласится — пощадим. Если откажется или, по своему языческому обыкновению, начнет хитрить, подожжем город и в начавшейся панике посечем. Для этого потребуется нанять местный сброд.

— Брат Ульрик, неужели ты считаешь возможным,— удивился Валленрод,— посвятить Сигизмунда в это дело?

— Почему бы нет? Конечно, в самых общих словах.

— Захочет ли он губить город?

— За деньги он мать родную сожжет,— сказал магистр,— а уж никчемный Кежмарк сам обложит дровами. Впрочем, лучше не пугать его. Нет,— сразу же и раздумал,— еще сдуру помчится тушить. Что ты думаешь, брат Томаш?