взаимоотношения. А вот вам другой пример. Есть у меня
медицинская сестра — Верочка. Она работает превосходно,
274
ее уважают все рабочие «за легкую руку и добрую
душу», как они говорят. Недавно выходим мы с Верочкой
поздно ночью из здравпункта. В проходной сидит ее
взбешенный муж. Вы знаете его — слесарь шестого цеха
ВиктЬров — о нем часто повествует «молния», как о
бракоделе.
«Чего ты так долго?» — спросил он, свирепо сверкнув
глазами.
Я не выдержала и рассмеялась:
«Что с вами? Верочка делала прививки рабочим.»
Хотите, вернемся и вам* сделаем прививку?»
«...от глупой ревности!»—добавила Верочка.
«К сожалению, такой вакцины еще не придумали»,—
ответила я.
Супруги пошли по улице, и я долго слышала, как
они бранились.
На работе Верочка была попрежнехму весела, расто-
ропна, энергична. По рекомендации комсомольской
организации ее приняли в партию. От соседей Верочки я
узнала, что Викторов часто приходит домой пьяным,
оскорбляет ее. Выбрав удачный момент, я заговорила с
Верочкой о ее семейной неурядице.
И знаете, что она мне ответила? «Ничего, Анна
Сергеевна.,.. Одолею беду свою!» И, смахнув рукавом халата
слезу, улыбнулась. ,
— Одолею... — медленно повторил Добрывечер и
опустил голову.
Анна переглянулась с мужем.
Г лав а седьмая
Добрывечер, наконец, решился первым сделать шаг
к примирению с Лизой.
Лиза взяла отпуск в связи с зачетной сессией в
институте.
Иван поздно вечером постучался в дверь лизиной
комнаты в студенческом общежитии.
В ответ на его стук несколько тонких голосов
отозвалось нестройным хором:
— Войдите!
Первое >и единственное, что увидел он, отворив дверь
и несмело перешагнув порог, — были огромные,
напряженно ожидающие глаза Лизы.
275
Он забыл поздороваться и стоял, широко улыбаясь.
Две девушки, сидевшие рядом с Лизой,
многозначительно переглянулись и быстро выскользнули из
комнаты, не проронив ни слова.
— Ну, блажь прошла? — спросила Лиза грудным
голосом.
— Прошла, Лизунька, прошла! — сдавленно крикнул
Иван и кинулся обнимать Лизу. Он покрывал ее лицо и
волосы поцелуями, сыпал ласковыми, никогда прежде не
произносимыми им словами.
— Задавишь... — слабо отбиралась Лиза, — этакий
медведище! И глупый притом... заварил бог знает какую
кашу... И себе и мне страдание устроил...
— Глупый, верно, — с тихой радостью подтвердил
Иван и вдруг, бешено поиграв глазами, легко поднял
Лизу на вытянутых руках к самому потолку. — Вот так и
понесу тебя домой. Пускай люди бачуть, шо Добрывечер
искупает свою вину!
— Ну, будет, Ваня! — прикрикнула Лиза. Он береж-
зю опустил ее на стул.
— Нет, ты и впрямь глуп, Иван, — сказала она,
поправляя волосы.— Разве так искупают вину? Ты
забросил работу, захандрил...
— А тьб думала, я плясать стану оттого, что Лиза
от меня ушла.
— Но как мог ты забыггь, о своем долге перед
людьми, перед заводом?
— Э, Лизунька, сердце иногда у нас не спрашивает,—
произнёс он сокрушенно, — но ты права. Дай сердцу
волю — заведе в неволю.
Он онова стал целовать ее влажные от слез глаза.
— А все-таки, Иван... не думала я, что ты
окажешься таким....
— Я и сам не знаю, как это случилось. Понимаешь,
будто ослеп я. Иду днем и ни дороги, ни людей не
вижу...
— Сумасшедший!
— Зато теперь я вижу за десятерых. Честное слово!
Они проговорили до позднего вечера и долго сидели,
не включая света.
— А теперь, Иван, иди домой, — сказала Лиза,
шутливо поворошив рукой его чуб.
276
— А ты? — испугался Добрывечер. — Я без тебя не
тронусь с места.
—. Об этом поговорим после зачетов. Знаешь, мы как
готовимся с девчонками! Сидим, кто-нибудь из нас
читает, остальные слушают. Потом сон свалит одну,
другую, а та, что читает, посмотрит-посмотрит да и тоже
уснет. Часа через два первая проснувшаяся подымает
тревогу, — она ласково толкнула его в спину. — Ну, иди,
иди, Иван. Влюбленные, правда, часов не наблюдают,
но и от зачетов их не освобождают.
Лиза включила свет и, высокая, стройная, быстро
зашагала к двери.
— Девочки!—крикнула она, и голос ее гулко
отозвался в коридоре. — Идите сюда! Выведите этого
разбойника: он олкял у «нас три часа дорогого времени!
Добрывечер щурился от яркого света, счастливо
улыбался:
— Виноват. Очень прошу простить меня.
— Ничего, бывает, — снисходительно ответили
подруги Лизы.
— Я готов дать несколько консультаций, — не
унимался Иван. — По теоретической механике, например.
— Нет уж, уволь, — решительно запротестовала
Лиза, — ты только мешать будешь.
— Ну тогда ни пуха вам, ни пера!
— Тьфу! Тьфу! — заплевались девчата и дружно
рассмеялись.
«Диспетчерка» была необычно короткой. Директор
молча выслушал сбивчивые доклады начальников цехов/
составленные в духе оправданья и осторожного киванья
в сторону поставщиков.
— Я мог бы дать сегодня шесть комплектов узлов,
но... опять второй механический! — заявил Рубцов, пряча
глаза от Добрывечера.
—г Нас подвел отдел главного механика, — ответил
Добрывечер, встречая обращенный на него взгляд
Мишина, — станки по неделе стоят на ремонте.
В таком же примерно духе выступали и другие
начальники цехов и отделов.
Слово попросил Чардынцев.
217
— Простите меня, товарищи,—сказал он,
стремительно поднимаясь и упираясь в стол кулаками. —
Может быть, я мало еще понимаю в производстве! Может
быть! Я хочу только вам рассказать об одном
разговоре, небольшом, не очень значительном...
Во время войны с белофиннами к командующему был
вызван один из командиров, длительное время не
продвигавшийся на своем участке фронта.
— Почему ее продвигаетесь?
— Оборона противника исключительно насыщена
огнем.
— Стреляют? — спросил командующий.
— Стреляют, товарищ генерал!—с готовностью
выпалил командир, не заметив уничтожающего сарказма
вопроса.
— Ай-ай-ай! — покачал головой командующий. —
На войне и вдруг стреляют. Неслыханное дело!
Мишин коротко хохотеул, потом, не сумев
сдержаться, залился громким смехом. Засмеялись и участники
диспетчерского совещания.
— Стреляют?.. Ох-ох! Ха-ха-ха! — сквозь' приступы
смеха говорил Мишин.— Садись, Алексей Степаньич.
Добрую ты нам рассказал штуку, спасибо тебе. — В егю
глазах неожиданно вспыкнул гнев. — Чем мы лучше
того незадачливого командира? В напряженном труде — и
вдруг трудности! Да может ли это быть? И еще говорят,
надо преодолевать их!
Мишин в «упор смотрел на начальника сборочного
цеха. Рубцов сидел нахохлившись, с зябко
приподнятыми плечами и окаменелым лицом.
—' Ну, Борис Филиппович, чем нас порадуете? Когда
думаете собрать головной комбайн? — спросил Мишин,-
не отрывая пристального требующего взгляда. — На вас
нынче весь завод смотрит. Вьи—правофлаеговый.
Рубцов, побледнев, поднялся; в темных глазах
сквозила растерянность.
— Снимайте меня, Семен Павлович. Не могу я так!
И Добрывечер, и Сладковский шлют только обещания!
Точь-в-точь, как союзники второй франт открывали. Из
чего я соберу комбайн? Из обещаний?
— И это все, что вы хотели сказать?, — спросил
Мишин.
— Все.
. 278
- — Садитесь^ — вздохиул Мишин. — Не умеете вь^
ровно работать, Борис Филиппович. То слишком
невозмутимы, то ударяетесь в панику. Рывками тянете. Видна,,
груз слишком тяжел, не годитесь в правофланговые.