В горницу вошел невысокий, смуглый мужчина лет

около пятидесяти.

— Наш председатель, Потап Митрич, — представил

словоохотливый дед Никифор. — Разговор у нас к тебе

сурьезный, Лексей Степаныч. Главный... как бы складней

сказать... интерес у нашего колхоза нынче —

электричество1. Хотим электрическую станцию завесть. Да вот

Митрич тебе толковей обскажет.

— Ты уже все рассказал, Никифор, — улыбнулся

председатель колхоза, потом улыбку сменила озабоченная

складка над переносьем. — И вправду, электричество

нынче в думках у старого и малого. Начали мы строить

гидростанцию. Проект составили. Заготовили лес, камень,

металл. Уже и турбину подвезли. Все как у людей! Да

потом областная контора Сельэлектро нас

нежданно-негаданно порадовала: «Генератора и моторов нынче не

дадим. Вы оказались вде плана». Статьи какие-то

сократили, бог их знает! Ну и вышибли нас из плана-то!

— Вне плана! — взъярился дед Никифор. —Долго ли

им, чугунным душам, нас сызнова в план втиснуть! — Он

142

взглянул на председателя, словно говоря: «Сухо, брат,

у тебя получается. Дай уж я скажу». Важно разгладив

бороду и пожевав губами, дед начал:

— Лексей Степаныч, пойми ты нашу думку-заботу. И

окот племенной имеем, и птицу, и рыбок таких развели,

что покойный батя твой — уж на что рыбак! — аи тот

ахнул бы, а все сидит заноза в душе: чем мы хуже

других—Верхне-Заслонских, к примеру? У них электричество

не только в избе, а и на токах, и на фермах...

Чардынцев радовался их новой светлой заботе, но он

не мог взять в толк, чего они от него хотят.

А дед продолжал ласково журчащим говорком:

— Митрич завтресь едет в город. Поскольку ты,

Лексей Степаныч, высокого звания человек, хотим мы

попросить тебя вместе с Митричем... там-сям походить... для

солидности и большего уважения....

— Вряд ли буду чем полезен, — ответил Чардынцев

помрачнев.. — В отставке я...

— Хе-хе... Лексей Степаныч... шутки шутишь,—

грозя пальцем и лукаво прищурив глаза, сказал дед Ни-

кифор.

Остальные старики тоже весело осклабились.

— Серьезно. В отставке я, — повтори^ Чардынцев,

мрачнея еще более.

— Это почему так? По какому праву и случаю? —

обиженно зачастил дед Никифор, широко раскрыв глаза

и зорко приглядываясь к Чардынцеву. — Дедушка Фрол...

восемьдесят шесть годов ему намедни минуло... Он в

правлении в сторожах состоит. Когда ему комсомол наш

Васятка Черняй про отставку намекнул, в такое волнение

вошел, что весь день шумел, ровно Волга в непогоду.

«Ты меня, — грит, — сопливый апостол, ставил, чтоб

отставлять? Мне народ доверие оказал. Я, — грит,—при

деле стою. А нонче человек без дела, что спичка без

головки. Ты меня,— грит,— не трожь, а не то я те так

отставлю, что с тебя пух-перо полетит!» Вишь ты, какой

бодрости старик! А ты чего?

— Пулеметом меня прострочило. Под Берлином. В

легких еще и сейчас пуля сидит.

— Батюшки, и Степана так же вот... в легкие... —

сказал кто-то сочувственно.

— Да, ранение отцовское,— невесело подтвердил

Нардынцев. — Врачи велят лечиться и отдыхать, отды-

143

хать... — Он слабо, словно бы виновато улыбнулся: — Вот

в отставку и вывели...

Дед Никифор смущенно заморгал глазами:

— Извиняюсь за недопонимание, Лексей Степаныч.

Дело сурьезное...

— А все же я постараюсь вам помочь, — оживился

Чардынцев.— Кстати, мне тоже надо в город заехать.

Есть там у меня фронтовой товарищ, врач.

—• Вот, ладное дело! —обрадовался дед Никифор. От

удовольствия он даже прижмурился и пошел сладко

журчать: — Приходит в Сельэлектро наш Митрич, а

рядышком — полковник, да вся грудь в орденах, ровно небо в

звездах.

«Здравствуйте, дескать, люди-человеки, глядите,

какие орлы-соколы из нашего колхоза вышли. Неужто

совесть ваша дозволит отказать в какой-то там малости —

генераторе да двух моторах, а?»

— Ох и хитрющий же ты мужичина, дед Никифор!—

тихо рассмеялся Чардынцев.

— Ну-к, ясно-понятно: рыбаковский. У нас отродясь

дураков не водилось, — внимательно-ласково щурясь на

Чардынцева, сказал дед Никифор и вдруг хлопнул себя

руками по коленкам: — Лексей Степаныч, дорогой, не

откажи в любезной милости... Старуха наказывала, а я

забыл, память дырявая! Пироги, рыбка, медовуха у меня,

брат, такая, что разом твою хворь, ровно занозу из

пальца, выдернет!..

Ведя Чардынцева в свою избу, дед Никифор

топотком советовал:

— Есть у Митричя в городе большой человек. В

случае неудачи, — к нему подайтесь. Ты порасспроси у Мит-

рича про него. Расскажи, дескать, про бурю на Енисее.

Он тут тебе все выложит...

С рассветом Чардынцев пошел, как обещал, на Шай-

танку. У перелеска молочной рекою стелился туман, и

казалось, что березки, войдя по" колена в воду,

остановились в нерешительности.

Месяц, бледнея, ронял серебро и, плавясь, оно

тяжелыми, сверкающими каплями пригибало траву к земле.

Поеживаясь от холодка, Чардынцев взглянул на свои

сапоги — их густо отлакировала роса.

За холмом у реки приглушенно токовал трелевочный

трактор. Воздух был напоен душистым настоем трав и

144

цветов. Легка дышалось. Сердце ласкала теплая волна

воспоминаний.

Каждая былинка была ему здесь знакомой, каждый

куст — свояком.

Быстро светлело. Березки перешли вброд молочную

реку тумана. Из-за перелеска алыми петухами взмыли в-

небо первые облака.

Чардынцев вышел на гребень холма и остановился а

изумлении.

У Шайтанки десяток парней и девушек копали

котлован. Немного поодаль плотники топорами обтесывали

длинные бревна.

«Не спит комсомолия!» — обрадовался он и сбежал

вниз.

— Алексей Степаныч!—окликнул его звонкий

девичий голос. У трактора — свежая, розовая, будто щедро

облитая солнцем — стояла Танюшка. Серый комбинезон

туго облегал ее стройную фигуру.

— Вот, — показала она на плотников, — готовим свая

для плотины.

— А кто руководит у вас строительством

гидростанции? — спросил Чардынцев..

— Саня и я, — ответила Танюшка. Она сказала это

так, будто руководство ее и Сани было делом само собой

разумеющимся.

— Я имею в виду техническое руководство, —

улыбнулся Чардынцев.

— Всякое! — проговорила Танюшка, удивляясь

непонятливости Чардынцева.— Саня в минувшем году окончил

электротехникум. Нам в Сельэлектро прораба давали —

отказались. Вон он, прораб наш. Саня!—крикнула она

вдруг. — Поди сюда!

Чардынцев увидел того самого кудрявого парня с

застенчивыми и вместе строгими глазами, у которого

«набираются ума» старики.

— Здравствуйте, товарищ полковник, — сказал Саня,

подходя к Чардынцеву.

— Здравствуйте... товарищ прораб. Как идег

стройка?

— Плохо. Потап Дмитриевич забрал людей на

прополку. Причина уважительная, конечно. А нам котлован рыть

надо, плотину ставить. Шайтанку в этом месте на три

метра поднимем.

«Ь.444 — 10 145

Он поднял по-военному висевшую на бедре планшетку

я, развернув ее, показал проект.

Шайтанка, перехваченная посередине плотиной,

катила крутые волны. На левом берегу на сваях стояло

аккуратное здание гидростанции, вплотную примыкавшее к

большой электрифицированной мельнице.

Вдали, сливаясь с горизонтом, уходили в поля столбы

высоковольтной электролинии.

А по обоим берегам Шайтанки зеленели леса и

дубравы, на покрытом сочной травой лугу паслось стадо

коров. В левом углу, у выезда из деревни, высилось

розовое здание дома культуры.