Графиня Толстая употребила все средства, чтобы ее муж опять стал бывать у нас, но это ей не удалось. Он отвечал ей, что Императрица Елизавета ему особенно запретила это.

Однажды вечером, в девятом часу, я была одна у себя в большой гостиной, дверь которой была открыта на перрон. Я видела между колонн перрона, как спокойно текла река. Вокруг меня царило молчание, но мое сердце страдало и находило мрачный оттенок в этом покое, слишком противоречившем моим чувствам. Мой муж и г-жа де Тарант гуляли; дети собирались спать; я была в глубоком одиночестве. Вдруг я услыхала топот лошадей. Я вышла на перрон и увидала Императрицу, ехавшую верхом, в сопровождении нескольких всадников. Она, заметив меня, пустила лошадь галопом и отвернула голову. У меня упало сердце. Я прислонилась к колонне и следила за ней взором, пока она не скрылась из виду. «Тебя презирают, обвиняют, быть может, ненавидят, — говорила я себе, — и все-таки ты любишь по-прежнему, как если бы ты была любима». Я смотрела на небо, прося Бога сжалиться надо мной. Слезы текли у меня из глаз и облегчали подавленное состояние моего сердца.

Двор отправился для коронации в Москву, Толстая последовала за ним. Согласно желанию своей матери, г-жа де Тарант обратилась за разрешением съездить в Париж, чтобы повидаться с матерью, и получила его.

Расставаясь с г-жой де Тарант, я живее, чем обыкновенно, чувствовала всю величину моих страданий. Она уехала 5 сентября, взяв с моего мужа торжественное обещание, что он привезет меня во Францию. Он согласился без труда. Его здоровье требовало особенного лечения, и воды ему были необходимы. Я тоже страдала от особых болей, постоянно возобновляющихся. Нервные припадки моей бедной матери окончательно расстроили мое здоровье. Это путешествие было необходимо. Но мысль расстаться с матерью была слишком тяжелой для меня и не позволяла мне думать об отъезде. Муж, к которому она питала материнскую любовь и который заслужил это своей заботой о ней и преданностью, преодолел все эти препятствия, убедил ее поехать вместе с нами. Она согласилась, и было решено, что в начале лета 1802 года мы уедем из России. Уверенность в этом возвратила мне мужество. Я чувствовала необходимость покинуть места моих страданий.

Я вернулась в город. Отсутствие г-жи де Тарант вызывало у меня чувство ужасной пустоты. Двор возвратился, и также Толстая. Однажды вечером она явилась ко мне как снег на голову; я была очень удивлена и в то же время довольна видеть ее. Поведение ее мужа нарушило наши обычные отношения. Она уже не бывала у меня каждый день. Он пожелал, чтобы она делала приемы и устраивала балы. Он предложил ей пригласить меня, но Толстая, зная меня хорошо, ответила, что я не соглашусь.

Она на некоторое время отдалась светской жизни. Но такое положение вещей не могло продолжаться долго, ее прекрасная душа чувствовала потребность в занятии, более достойном ее. Однажды вечером она пришла ко мне и сказала, что хочет поговорить со мной и желает быть уверенной, что нам не помешают. Мы условились, что на следующий день после обеда я закрою свою дверь для всех. Она пришла. Мы уединились в моем кабинете; и там она сделала мне самое искреннее признание о состоянии своего сердца, об его муках и минувших ошибках. Она прибавила:

— Вы знаете, что ваша нежная заботливость обо мне и искренняя дружба не могли развязать цепей, которыми опутала меня страсть. Но Бог сжалился надо мной. Когда я достигла вершины ослепления, тот, кто был его предметом, сам разрушил его. Известие об его браке открыло передо мною пропасть, в которую я собиралась бросаться. Я была в отчаянии и обратилась за помощью к духовному отцу: он очистил мое сердце, и я испытывала только любовь и благодар ность к нему за то, что он для меня сделал. Я прошу у вас прощения, что обманула вас. Я сказала, расставаясь с вами, что я излечилась от своей страсти, на самом же деле я только и думала, чтобы удалиться от вас и последовать за тем, кого я не имела права любить. Пусть это признание возвратит мне ваше доверие, и наша дружба будет основана только на религии; она будет чистой и вечной, и Бог сам благословит ее.

Легко понять, что я была глубоко тронута. Торжество добродетели дает испытывать истинное успокоение счастья. Восторженность и мечтание могут создать только химерическое положение. Одно является образом нетленной истины, другое же представляет собой тревожный сон, смущает наш покой. Победа над собою есть самая прекрасная изо всех побед; она уничтожает в нашей душе лживые стремления, которые мы стремимся осуществить, заполняя прошлое опасными воспоминаниями, опьяняющими нас и заглушающими рассудок. Мы должны их вызывать в себе только с целью упрека, вместо того чтобы лелеять их. Нельзя считать себя вылеченным, пока воспоминание об ошибке не доставляет муки. Мысли, как растения, посаженные в различные времена года: с постоянной заботой надо следить за их ростом и удалять сорные травы. Мой муж, рассчитывая уехать на семь лет, просил Государя купить наше имение против Каменного Острова. Государь очень милостиво согласился на это, и имение было продано. Если бы у меня был решающий голос в семейных делах, мы не продали бы его. Но муж был так несчастен, так возмущен всем происшедшим, что он готов был развязаться со всем своим имуществом.

Я аккуратно получала известия от г-жи де Тарант. Она писала ежедневно, в то время как меняли лошадей, и не переставала заниматься мной. С тех пор, как Толстая призналась мне во всем, я чувствовала себя легче с нею, и она возвратила мне свою прежнюю любовь. Я была также счастлива от мысли, что вновь нашла свою старинную подругу.

Наконец наступил май месяц. Мы должны были уехать в начале июня. За две недели перед нашим отъездом у португальского посланника был бал. Там должен был присутствовать двор. Муж сказал Толстой, тоже приглашенной туда, чтобы, если представится благоприятный случай, она попросила для него у Государя особой аудиенции, чтобы проститься с ним и поблагодарить его за все милости.

Толстая с готовностью взялась за это поручение. Танцуя полонез с Государем, она сказала ему:

— Ваше Величество, я обращаюсь к вам с просьбой о милости: граф Головин желал бы представиться Вам в особой аудиенции, чтобы поблагодарить Вас и проститься с Вами. Разрешит ли это Ваше Величество?

— Пусть приходит, — отвечал Государь, — с удовольствием; пусть приходит завтра в двенадцать часов дня ко мне в кабинет.

Толстая с радостью сообщила нам этот ответ. Муж отправился к Государю в назначенное время. У них было объяснение так же интересное, как и трогательное. Муж просил прощения у него, что так резко покинул двор, просил судить о нем не по словам его, а по поступкам, и особенно не считать дурными причины его действий в различных случаях. Государь обвинял себя в том, что он тоже был не прав. И все кончилось между ними наилучшим образом.

Выйдя из кабинета Государя, муж встретился с Толстым, который ничего не знал о происшедшем и был крайне удивлен. Он спросил у Государя, по какому случаю был у него граф Головин. Государь, не желая вовлечь графиню Толстую в какую-нибудь историю, ответил, что он встретил мужа на прогулке и предложил ему зайти. В тот же вечер Государь рассказал об этом Толстой, но она ответила, что предосторожность его Величества была бесполезной, что она не скрывает от мужа чувств, которые она сохранила к своим друзьям, и что если граф Толстой был неблагодарен и несправедлив, то это не причина, чтобы и она была такой же.