И говорила она, словно не было вовсе

Ни поцелуя, ни взгляда – всё это приснилось!

Что-то у эльфа в душе оборвалось… Навечно

С голосом этим утеряна прежняя радость.

Новую – горькую, терпкую, пряную радость

В сердце царевич обрёл вместе с болью смертельной.

«Нет, не смогу, – отвечает он тихо и глухо, —

Дома нас ждут, а отец тебя с вечера ищет.

Впрочем, должно быть, что мать моя, чувствуя сердцем,

Нынче его успокоит – ей много известно,

Слышит беду, и предчувствует войны и лихо,

Но и спасение зрит. И сейчас она видит,

Что из чащобы тебя возвращу невредимой,

Будет сестра твоя рада, отец успокоен».

«Сам обещал, а теперь обещанья не держишь!

Ты же сказал, что отец мой давно не в волненьи…

Только одним бы глазком посмотрела на чудо,

Лишь на секундочку в озеро то заглянула…»

И, отказаться ещё от мгновенья не в силах,

Тихо кивает Леир. «Хорошо, мы поедем».

И поскакали они, друг на друга не глядя,

И всю дорогу молчали. И вот расступились

Шире деревья, аллея возникла лесная

И привела на обрыв – на опасную тропку.

Спешились оба. Леир показал, где спускаться.

Словно упали они в необъятное небо:

Синее сверху, и синее озеро снизу,

Блюдце лесное, с зеркальною яркою гладью.

По берегам его – белые в цвете деревья,

Тёмные ели подход обступают к мосточку.

Ниже спустились – и озеро стало блестящей

Чёрною гладью небесною, звёзды в глубинах.

Небо с водой поменялись как будто местами,

И опрокинулось солнце, и стало луною,

И отразила вода необъятную вечность

Дальних светил, неизвестных миров потаённых.

«Найле, волшебное озеро, здесь твой царевич,

Прибыл сегодня к тебе я с почётною гостьей,

Дочерью смелого друга, царя Таруила,

Ради меня покажи, что позволено, деве».

И обратился к Альне: «Подойти надо ближе,

Только с тобой поведёт сейчас Найле беседу,

То, что захочет само – только то и покажет,

Может, судьбу, а, возможно, лишь дальние страны…»

Дева по шаткому мостику ближе подходит,

В тёмные воды глядит. Сразу звёзды исчезли.

Вновь непроглядна вода, как поверхность у камня,

Нет отражения вовсе. «Наверно, не хочет

Найле со мной говорить, – тут Альне прошептала, —

Даже лица моего показать не желает…

Может, судьбы у меня никакой и не будет?

Может, я сгинула прежде ещё, чем узнала?»

«Так отродясь не бывало», – Леир, изумлённый,

К ней подошёл, опечаленный, встал с нею рядом.

Тотчас вода замерцала, и брызнул нежданный

Свет из неё, отразившей Альне и Леира.

Но отражались иначе они: близко-близко

Будто стояли, и оба в лазурных одеждах,

За руки взявшись, склонялись друг к другу главами,

Низко над ними – венцы, словно обручи… Нижний —

– Красный, сплетён из колючих шиповника веток —

Обе главы покрывает один, как короной.

Выше, над ним – ослепительно яркий и белый,

Соткан из лилий, чистейших и пахнущих дивно.

Эльф отшатнулся – он в ужасе: что происходит?

«Это ошибка! Наверное, Найле ошиблось…

Мы не должны были вместе смотреть в его воды,

Вот и решило оно, что привёл я невесту…

Но не слыхал никогда, чтоб венцы… чтобы оба…»

Эльф и Альне повернулись друг к другу в испуге:

Дева дрожит, а Леир, пребывая в смятеньи,

Слова не может сказать, отвернуться не в силах.

«Что тут стоять? – голос стал отчуждённо-усталым, —

Ждут нас домой», – и Альне повернула обратно.

…Кони летят, скачет эльф, напролом, без дороги —

Ветер не смог бы догнать, но Альне не отстала.

Ловко сидит на коне, управляет небрежно,

И на лице у неё – ни волненья, ни гнева.

Только решимость одна, только горькая твёрдость.

Эльфа она догнала и коня развернула,

И, скакуна удержав, преградила дорогу:

«Друг мой, Леир, от чего ты бежишь? Не пугайся.

Мелиэль ждёт тебя. Озеро просто ошиблось.

Ты приведёшь в нужный час к нему чудо-невесту,

Деву хрустальную, вечное утро – эльфийку.

Будешь ты счастлив, венец у вас будет из лилий,

Будете петь под Вечерней Звездой и у моря,

И на закате в лесах золотых и невинных.

Ночь же забудь, и забудь поскорей это утро.

Я никому не скажу про виденье дурное,

Не попрошу и ни песни теперь, и ни взгляда,

Участь моя – не забота царевичей вечных».

И поскакала вперёд, словно знала дорогу,

Не обернулась ни разу, не молвила слова.

Лишь у ворот удержала коня, поджидая;

Въехали вместе они, и темны были оба.

Ждали отец и сестра – из шатра появились.

Спешились всадники. Все поклонились друг другу.

«Царь Таруил, возвращаю тебе я царевну,

Встретились мы на дорогах лесных этой ночью».

«Царь мой, отец, не сердись, – тихо молвила дева. —

Знаю, виновна… И ты накажи меня строго,

Только прости! Заблудилась вчера, а царевич

Вывел из леса».

                                 «Леир, благодарствую, долг мой

Эльфам отдам за подмогу и дружбу – делами.

Я не сержусь на Альне, но в тревоге смертельной,

Кинулся ночью искать её. Мать-королева,

Правда, утешила… Сердцем она прозревает

И обещала, что дочка вернётся здоровой!

Раз ты знаком уже с ней, познакомься со старшей:

Вот, я с отрадой царевну Эльке представляю,

Все её любят у нас, привечают и эльфы».

Низко Леир поклонился царевне прекрасной.

Молвил: «Я радуюсь встрече! Альне говорила,

Что красотою сестра её эльфам подобна.

Что тут сказать? Это правда! Дивлюсь на людскую

Я красоту. И не знал, что такое бывает».

Вежливо речь он ведёт, привечая царевну

Старшую. Младшей – как будто и вовсе не видит.

Бросил единственный взгляд в её сторону. Сразу

Та отвернулась и скрылась в шатре, не прощаясь.

В это же утро, к невесте своей не явившись,

Снова уехал Леир в золотую чащобу.

Мать-королева о сыне упорно молчала,

Все эти дни привечала по-прежнему смертных,

Много чудес показала им, и угощенье

Лучшее делали эльфы гостям долгожданным,

Долгие песни им пели о древних героях.