– Соединив блоки и маховик с кривошипом, Уосборо и Пикар в буквальном смысле слова упразднили водяное колесо, – продолжил Латимер, едва они вышли на берег Фрума недалеко от Уира, излюбленного места прачек. – Это блестящее изобретение, благодаря ему отпала необходимость строить предприятия на берегах рек. Если уголь обходится дешево, как здесь, в Бристоле, пар работает лучше воды – при наличии циркуляционного двигателя.

– Но почему же я никогда не слышал об Уосборо и Пикаре?

– Потому что Джеймс Уатт подал на них в суд – за применение в паровой машине запатентованного им парового конденсатора. Кроме того, Уатт обвинил Пикара в похищении у него идеи кривошипа, а это явный вздор. Уатт решил проблему циркуляционного движения с помощью реечной передачи, назвав ее «движением Солнца и планет», однако это чертовски сложное и медленно действующее устройство. Едва увидев патент на кривошип Пикара, он понял, что ошибался, но не захотел признать поражение.

– Понятия не имел, что инженеры так ожесточенно соперничают друг с другом. И что же было дальше?

– Так и не сумев получить правительственный подряд на строительство мельницы в Дептфорде, Уосборо умер от отчаяния – ему было всего двадцать восемь лет, а Пикар бежал в Коннектикут. Но мне удалось обойтись без парового конденсатора Уатта, поэтому я намерен начать производство машин Уосборо – Пикара прежде, чем истечет срок их патентов и Уатт приберет их к рукам.

– Трудно поверить, что умнейший человек мира способен на такое, – заметил Ричард.

– Джеймс Уатт, – без улыбки отозвался Томас Латимер, – испорченный, расчетливый шотландец без особых способностей, зато с громадным самомнением! Если какое-нибудь изобретение и существует, то оно должно принадлежать Уатту – послушать его, так Бог служит у него в подмастерьях, а мастерская находится на небесах. Ха!

Ричард окинул взглядом медлительные воды Фрума и плавающий на поверхности мусор. От него мигом засорятся ковши водяного колеса, понял он.

– Преимущества пара перед водой мне понятны, – произнес он. – Промышленность просто не в состоянии развиваться, пока ей требуется мощь воды посреди городов. Циркуляционное движение – шаг в будущее, мистер Латимер.

– Зовите меня Томом. Вы только вдумайтесь, Ричард! Уосборо мечтал установить одну из паровых машин на корабле – это позволило бы ему плыть прямым, как стрела, курсом и не зависеть от морских течений и попутных ветров. Паровой двигатель приводил бы в движение лопасти усовершенствованных гребных колес по обоим бортам судна, посылая его вперед. Замечательно!

– И вправду замечательно, Том.

Вернувшись домой, Ричард пересказал услышанное немногочисленной аудитории, состоящей из его отца и кузена Джеймса-аптекаря.

– Латимер ищет вкладчиков, – заключил Ричард, – и я подумываю о том, чтобы вложить мои три тысячи фунтов в его предприятие.

– Ты потеряешь деньги, – мрачно предупредил Дик.

Но кузен Джеймс-аптекарь не согласился с ним.

– Вести об изобретениях Латимера вызвали немалый интерес, Ричард; рекомендации этого человека превосходны, хотя в Бристоле он обосновался недавно. Я сам намерен вложить тысячу фунтов в это дело.

– Значит, вы оба спятили, – с непоколебимым упрямством заявил Дик.

Склонившись над учебниками, Уильям Генри сидел за бывшим столом мистера Джеймса Тислтуэйта и готовил уроки; он уже перешел с грифельной доски на чернила и бумагу, и ему хватало неиссякаемого терпения, присущего Ричарду, чтобы каллиграфически выводить буквы, не оставляя клякс – извечного проклятия большинства мальчишек.

«Надо заработать денег, – размышлял Ричард, – и отправить Уильяма Генри учиться в Оксфорд. Тогда в двенадцать лет ему не понадобится становиться учеником какого-нибудь юриста, аптекаря или оружейника, чтобы провести целых семь лет в рабстве. Мне повезло с Хабитасом, но сколько молодых подмастерьев довольны своими хозяевами? Нет, я не хочу такой судьбы моему единственному ребенку. После Колстонской школы он поступит в Бристольскую среднюю школу, а потом и в Оксфорд. Или в Кембридж. Ему нравится учить уроки, и я заметил, что ему, как и мне, вовсе не трудно прочесть книгу. Он любит учиться».

Пег вместе с Мэг заканчивали готовить ужин, а Ричард расхаживал между занятых столов, забирая пустые кружки и принося наполненные. В таверне царило оживление; Пег, похоже, наконец-то образумилась. Изредка она улыбалась, старалась не слишком опекать Уильяма Генри, а в постели иногда сама прижималась к Ричарду, напоминая о супружеском долге. Но прежняя любовь исчезла без следа. Сохранились лишь воспоминания о былых мечтах, которые быстро угасали. Только юноша способен покорить вершины разума, думал Ричард. А он в свои тридцать пять лет уже не молод. Его сыну исполнилось девять, наступало его время мечтать.

Наряду с десятком бристольцев Ричард вложил деньги в разработку нового двигателя; никто из вкладчиков мистера Томаса Латимера, в том числе и кузен Джеймс-аптекарь, не проявлял ни малейшего интереса к самому медеплавильному заводу, где изготавливали цепи из плоских, соединенных крюками звеньев, предназначенные для новых корабельных насосов.

– На Рождество мы прекращаем работу, – сообщил мистер Томас Латимер Ричарду, который из любопытства посещал завод Уосборо чуть ли не каждый день. Наступало туманное, печальное время года.

– Странно… – отозвался Ричард.

– О, платить рабочим нам не придется! Просто я заметил, что на Рождество работа почти не движется. Слишком много рома. Впрочем, не знаю, что празднуют эти бедолаги, – вздохнул Латимер. – Жизнь не стала лучше – даже после того, как канцлером казначейства был назначен младший Уильям Питт.

– А что он может поделать, Том? Единственный способ уплатить военный долг – повысить прежние налоги и ввести новые. – Ричард криво усмехнулся. – Разумеется, ты мог бы обрадовать рабочих, выплатив им рождественское пособие.

Жизнерадостность не изменила мистеру Латимеру.

– Ни в коем случае! Иначе меня осудят все предприниматели Бристоля!

Сам Ричард приятно провел Рождество в «Гербе бочара», тем более что Уильям Генри не ходил в школу, а таверну заполнили посетители. Мэг и Пег готовили восхитительные пудинги и кувшины густого соуса к ним, на вертеле жарились куски оленины, а Дик подавал праздничный напиток – горячее сладкое вино с пряностями. Ричард преподнес родным подарки: второго кота, серого, изливающего джин – Дику, зеленые шелковые зонтики – Мэг и Пег, а Уильяму Генри достались связка книг, стопка лучшей писчей бумаги, отличный кожаный мяч, набитый пробкой, и целых шесть карандашей из камберлендского графита.

Дик довольно разглядывал кота, Мэг и Пег взволнованно ахали.

– Какая роскошь! – воскликнула Мэг, открывая зонтик и любуясь переливами тонкой нефритово-зеленой ткани. – О, Пег, какие мы теперь щеголихи! Нам позавидует даже кузина Энн! – Она сделала пируэт и поспешно закрыла зонтик. – Уильям Генри, только не вздумай играть в мяч в таверне!

Разумеется, Уильям Генри счел мяч лучшим подарком, но обрадовался и карандашам.

– Папа, научи меня точить их – я хочу, чтобы они прослужили как можно дольше, – сияя, попросил он. – Мистер Парфри будет в восторге! Таких карандашей нет даже у него!

Все родные уже знали, что Уильям Генри избрал мистера Парфри своим кумиром: о достоинствах этого учителя мальчик рассказывал каждый день с тех пор, как в октябре начал брать уроки латыни. Очевидно, этот человек умел учить, ибо с первого же дня завоевал уважение Уильяма Генри, и не только его. Даже Джонни Монктон соглашался, что мистер Парфри – учитель что надо.

– Пусть восхищается сколько угодно, но не отбирает их, – ответил Ричард, вкладывая в руку сына маленький сверток. – А это подарок для Джонни. Жаль, что директор школы не согласился отпустить пансионеров по домам на Рождество, – тогда мы пригласили бы Джонни поужинать с нами. В утешение передай ему подарок.

– Это карандаши! – мгновенно сообразил Уильям Генри.