Вот так-то!
---------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
- Вот так вот, - зачем-то повторила я эту дурацкую фразу, поймав себя на том, что все еще до боли сжимаю в руке телефон с пришедшей от Лёли смс-кой: «Насть, я все-таки решила поехать к Художнику. Если уж жалеть о чем-то, то предпочитаю жалеть о действиях, чем о бездействии. Не ругай меня. Приеду – все расскажу!»
Потом мне оставалось только удивляться – как тонкий пластик телефонного корпуса не треснул у меня в руке в тот момент?
* * *
Помню, когда я еще была пузатой мелочью, то пылала неугасимой любовью к маминым журналам мод. И среди прочих там был один, в котором (кстати, я обычно забывала, в каком же именно, и переворачивала и раскидывала все заботливо уложенные мамой стопки тогдашнего глянца) были фото очень нестандартной модели, обладавшей завидным орлиным носом и весьма злым выражением лица. На всех фотографиях на ней было что-то темное, кажется из бархата или плюша, но то ли качество фотографий было неудачным, или так было задумано изначально, только и без того мрачный фон обязательно дополнялся изумрудно-зелеными тенями. Они расползались по углам снимка, залегали на благородных бархатно-плюшевых вещах и самым ненатуральным способом «озеленяли» саму модель. Очень любила я в детстве эту «зеленую тетку», что, наверное, весьма сказалось на моих нынешних вкусах. Потому что тетки давно уже нет (думается мне, что она погибла, словно Жанна Д’Арк, в топке дачной печки), а я по-прежнему впадаю в тихое умиление при виде зеленых вещей всевозможных оттенков от ядовито-салатовых до совсем уж кикиморно-болотных.
О чем еще может грезить женщина во сне, забывшись незаметно подкравшейся дремотой, чтобы дать наконец отдых своему измученному мозгу? Я грезила о туфлях. Тем вечером, поняв все безысходность ситуации и обреченность моих попыток что-то изменить, я просто лежала на диване, мучая глаза наблюдением за игрой солнечных зайчиков и теней от занавесок на потолке. Был ветер, тени качались, на небо часто наползали тучи, а мне почему-то безумно хотелось лета. И я собирала мысленно эти пока еще редкие капли солнца и тепла себе в душу, пока не уснула.
И снились мне зеленые туфли. Уж не знаю – почему. Снилось, что я была в магазине и увидела там неземное творение салатового оттенка на невысоком деревянном каблуке. И я, конечно же, немедленно бросилась их мерить, но на пути к моей мечте непреодолимым препятствием встала единственная проблема - моя мега-большая лапа 40-го размера.
Да-да, надо признаться, что по какой-то совсем не смешной шутке природы я вдобавок к немаленькому росту обладаю еще и совсем не золушкиным размером ноги. Из-за чего найти подходящую обувь для меня – целая проблема. И не раз вечерами, приковыляв домой на скрюченных ногах, я проклинаю все на свете, начиная от своей злосчастной судьбы, до продавцов обувных магазинов, которым мысленно мечтаю засунуть то, что они мне продают, в то место, которое в приличном обществе называть не принято. Понятно, конечно, что приличным барышням с тонко организованной душевной субстанцией негоже иметь лапу 40-го размера, но что ж теперь барышням с этаким лаптем пальцы себе обрубить???
Но в моем сне вдруг все неожиданно случилось хорошо (как ни странно), и я уже видела себя в тех самых туфлях и очаровательном костюме, дополненном скромно шляпкой. И представляла себе, что вот так я поеду отдыхать летом на море, а потом эту фотку, солнечную и яркую, тропически вкусную и свежую, я положу в фотоальбом, чтобы мои правнуки смотрели на свою бабушку, как я когда-то на ту модель, и улыбались. И это будет самый замечательный конец истории про зеленых туфли. Однако, их надо будет еще купить. Собственного как и прочую кучу разнокалиберного шмотья, которое с наступлением весеннего всеобщего сумасшествия представляется обязательно нужным женской половине человечества (т.е., выражаясь простым девичьим языком - «мне ж это аж жутко необходимо!»)
Те, кто читают сейчас эти строки, наверное, посмеются надо мной или презрительно фыркнут, сочтя все поползновения в эту сторону обычной данью вещизму и барахолке. На что я, вздохнув, скажу честно – таки да!
«Ведь в конце концом многомиллионная армия моды на что направлена? На красоту души». (с)
И, по моему скромному разумению, ничто так не облегчает душу, как новые туфли или вот те самые брючки, в которых и попа меньше, и ноги длиннее - и вообще это моя новая оболочка! Несмотря на мою же крайнюю нелюбовь к тем людям, которые придают слишком много значения вещизму и пытаются слепо следовать велениям моды, считая это самым важным занятием в жизни.
Вот такие сумасбродно-разбродные мысли пребывали в моей уставшей голове, когда меня разбудил звонок пришедшей Лёльки.
* * *
Ей даже не потребовалось мне что-либо объяснять. Я все поняла сама.
Достаточно было посмотреть в ее глаза. Достаточно было увидеть эту смущенную улыбку с оттенком легкой грусти и некой… лиричности, что ли. Достаточно было посмотреть – ЧТО она принесла мне показать…
В ее руках был портрет. Настоящий, написанный красками на какой-то особой бумаге. С портрета на меня смотрела Лёлька, одетая в старинное платье времен средневековья. Наверное, так одевались благородные дамы при дворе английского короля в эпоху рыцарства. Она шла по морскому берегу, за спиной ее были волны, и ветер трепал ее волосы. А позади нее, где-то вдалеке виднелась темная фигура на белом коне. И этого всадника я тоже узнала сразу же. Хотя и видела его всего лишь несколько раз в жизни.
Да и вообще весь портрет, весь стиль рисования, всё то неповторимое обаяние чуть намеченных и, казалось бы, незаконченных линий, я узнала моментально. Именно так выглядели рисунки в его комнате – словно поддернутые легкой дымкой, словно замершие на полувздохе, готовые в любой момент «оттаять» и продолжить незаконченное движение, сойти с листа бумаги и жить своей жизнью дальше…
Да, в принципе, не нужно было бы и вообще никуда смотреть. Хватило бы и простого трезвого расчета. Если все обдумать, взвесить и прикинуть – ответ вырисовался сам собой. Достаточно предсказуемый и однозначный. И не надо было даже гадать – что означает этот странный блеск в ее глазах, почему они лучатся каким-то мягким теплым светом, и почему сама Лёлька выглядит так, словно хранит в душе какой-то ей одной известный секрет.
И, пожалуй, уже не имел никакого смысла горький вопрос, сорвавшийся с моих губ: «Он все-таки тебя соблазнил?» На который Лёлька лишь как-то странно и немного отрешенно пожала плечами. Казалось, в тот момент ей было все равно. И она не слушала меня. Она была не здесь, а где-то далеко - там, на этом портрете, одетая в старинное платье. И за спиной её были волны, и ветер трепал её волосы…
- Эх, Лёлька, Лёлька…- сочувственно вздохнула я, но моя вздох словно бы ушел в пустоту, а сочувствие казалось никому не нужным. Я ничего не понимала. Подруга совсем не выглядела расстроенной. Точнее, на её лице была написана грусть, но эта была та грусть, которую порой хочется испытать.
Я ничего не понимала.
- Лёль, что с тобой?
Она в ответ лишь пожала плечами.
- Ты что – не осознаешь, что случилось? Никак не отойдешь? Не понимаешь, что завтра на форуме или где-нибудь еще, в каком-нибудь его дневнике появится история о том, как он соблазнил очередную наивную и доверчивую девочку?
Лелька снова лишь пожала плечами в ответ. Улыбнулась этой своей странной мягкой улыбкой с оттенком легкой грусти. Тихонько вздохнула, словно говоря «Да, пожалуй…. Ну и что?» Я по-прежнему ничего не понимала. Кажется, меня понесло. Я что-то говорила ей, что-то втолковывала, пыталась объяснить, по-моему, даже кричала на нее, пока не поняла, что сама ничего не понимаю, а она меня просто не слушает.