Я сижу на подоконнике, любуюсь видами ночного города через замерзшее стекло. На улице гуляет народ, хотя давно уже за полночь, то и дело взрываются какие-то ракеты, фейерверки и т.д. Кто-то, стоящий рядом, кладет голову мне на плечо.

Неужели это Мисс Стеснительность? Которая еще совсем недавно боялась меня, как огня?

Я осторожно обнимаю ее за плечи. Снова запускаю пальцы в ее длинные волосы. И пляшут тени на стенах от почти догоревшей свечи, и сами стены почему-то шатаются, и качается пол…

От первого поцелуя она отстранилась. Отвернулась, убрала губы…

- Нет… не надо…

Я почему-то улыбаюсь. Свеча догорела. Комната погружается во тьму. Только через окно льется тусклый свет неоновых фонарей, наполняя все вокруг атмосферой какого-то таинственного сюрреализма. Ее руки на мои плечах. Я глажу ее волосы. И вновь она убирает губы, отстраняется, прячет лицо у меня на груди.

- Нет…

Мои губы – возле ее ушка. Я что-то говорю тихим хрипловатым шепотом. Не помню – что. Почему-то никогда не запоминается, что именно я говорю в такие моменты. Отворачиваюсь, смотрю в окно. Улицы пустеют. Наверное, скоро уже утро. Отхожу от окна. Нахожу ее, прислонившуюся к стене. Видимо, подпирает стенку, чтобы не упала. И снова переплетенные пальцы, горячее дыхание…

Она целует меня сама. Или отвечает на поцелуй? Робкий, почти не заметный, крохотный поцелуйчик. Легкое касание губ и не понятно даже – было ли оно.

- Мне это показалось? Или на самом деле… - не могу сдержать насмешливый тон.

- Показалось! Ничего не было! Забудь, это в последний раз!

- А мне показалось, что в первый…

- Первый и последний!

Она снова уткнулась носом мне в плечо, прячет глаза. Или губы? И вновь тихий шепот на ушко, и тусклый свет льется в окно, и стены шатаются, и чье-то горячее дыхание на твоей щеке…

- Это тоже был последний раз?

- Ну что ты меня дразнишь????

Второй поцелуйчик был таким же робким и несмелым, но трогательным и нежным, как первый.

- Я не дразнюсь, просто уже запутался – который из них предпоследний, а который послед… ммм!….

Мне затыкают рот поцелуем. На этот раз – настоящим. Я поднимаю ее на руки и несу на кровать. Ее руки обнимают меня за шею, мои пальцы забираются ей под кофту. Она осторожно кусает меня за ушко, взъерошивает волосы. Мои руки уже на ее груди.

- Нет… Не надо…

Тело ее явно откликается на мои прикосновения, но она пытается сопротивляться, отстраняется, убирает мои руки. Что ж, как хотите…

Я глажу ее по спине, кончиками пальцев медленно вожу вверх-вниз вдоль позвоночника, рисую какие-то замысловатые узоры и линии на ее плечах и шее сзади. Она закрывает глаза. Мои руки вновь оказываются на ее груди, снова она пытается их оттуда убрать, несмотря на то, что ей это явно нравится.

Опять проснулись тараканы?

- Нет, не надо… Ну, пожалуйста! Ты не понимаешь, тут дело не в обычных комплексах… все гораздо глубже…

- А в чем же тогда?

Она рассказывает мне историю о том, что «глубже». Обычную, в общем-то, историю впечатлительной девочки, тайно влюбленной в мальчика-красавчика. Которому, на самом деле, она вовсе не нужна. И сама об этом догадывается. Но продолжает мечтать о том, что именно он, и никто другой должен стать ее первым мужчиной. И будет добиваться этого, будет стараться до тех пор, пока… пока не столкнется с жестоким разочарованием. Которое, на самом деле, ожидает ее и в том, и в другом случае.

Я молчу. Я мог бы многое сказать ей сейчас, но… знаете, у каждого из нас свои мечты, и не стоит смеяться над ними, какими бы наивными и глупыми они не казались. Каждый имеет право верить в сказку, каждый имеет право на исполнение своих желаний, какими бы они ни были. Я не хочу быть тем, кто лишит эту девочку ее иллюзий, не хочу, чтобы потом однажды она вдруг сказала, что ее мечта не сбылась из-за меня.

На самом деле она очень милая и добрая девочка. Где-то внутри, если убрать все внешнее, весь этот пласт наносного, ненастоящего - все эти глупые выходки, притворство, комплексы… И я не хочу ее расстраивать, не хочу лишать ее иллюзий, ведь это всегда больно. Нет уж, пусть стремится к своей цели; пусть, если сможет, добьется своего; а если и постигнут ее жестокие разочарования на этом пути, то пусть это случится без моего участия, я не хочу быть тому виной.

- Что ж, дело твое…

Вот интересно, еще совсем недавно мне бы и в голову не пришло париться из-за каких-то подобных заморочек. В прошлом бывали случаи, когда я, не задумываясь, влезал в чьи-то отношения, и меня абсолютно не волновал тот факт, что для кого-то это – нечто серьезное и настоящее, а мне так – поиграться хочется. Но после недавних событий я почему-то стал куда более щепетильным в такого рода делах. Старею, наверное…

Мысленно я послал далеко-далеко тот «милый маленький сюрпризик», заготовленный заранее, который ждет сейчас своего часа в укромном месте. Не будет сегодня никаких крышесносов, никаких волшебных фокусов, ничего не будет.

- Знаешь, давай спать. Поздно уже…

В комнате темно. Только тусклый свет из окна. И что-то еще такое повисло в воздухе… не знаю, как это назвать…

Она прижимается ко мне, кладет голову на плечо. На мой немой вопрос (вроде, я не задавал его вслух?) следует немедленный ответ:

- Ну, мне так спать удобней. Теплее, что ли…

Теплее, как же… Вообще-то в комнате и так жарко. Тем более, что мы, разгоряченные этими играми, явно не замерзли, скорее, наоборот. Вот блин, притворщица!

Хотя, ладно… чего уж теперь…

Я тоже обнимаю ее. Прижимаю к себе еще сильнее.

- Спи, врунишка…

Так мы и заснули. В обнимку, но в одежде.

1 ЯНВАРЯ.

Первое утро нового года. Просыпаемся мы вместе, как по команде. Несколько сладких минуточек просто валяемся, нежимся в объятиях друг друга – не хочется вставать. Но нам уже пора, меня ждут дела, а ей родители уже звонили, беспокоятся – как там поживет их дочурка, попавшая в лапы профессионального соблазнителя?

Хотя какое там, блин, соблазнение…

Встаем, убираемся в комнате. Странное это ощущение – утро после праздника. Отгорели бенгальские огни, отзвучали поздравительные речи, отгремел бой курантов и… что же осталось?

Как-то пусто на душе. Нет, мы улыбаемся друг другу; мы оба рады, что так встретили этот новый год, вот только улыбки какие-то грустные, а в ее глазах светится еще что-то затаенное, чего я никак не могу понять.

Что же это было, дорогая? Если будешь читать эти строки – пожалуйста, ответь…

Вещи собраны, посуда вымыта. Пора уходить, но… Не помню, как именно мы вновь оказываемся в объятиях друг друга. Я обнял ее тогда или она меня? В общем-то, какая разница…

Я целую ее снова. Она по-прежнему отстраняется, но делает это уже как-то неуверенно и словно бы нехотя. Такое ощущение, что сопротивляется она уже только машинально, по привычке. И эта странная грусть в ее глазах…

Я глажу ее по волосам. Целую. На этот раз она отвечает, причем с желанием и как-то… самозабвенно, что ли… закрывает глаза, запрокидывает голову. И вообще, сегодня утром она уже не такая, как вчера ночью, что-то неуловимо изменилось. Но что?

Уже не слушая ее отговорок, я стаскиваю с нее кофту и всё, что под ней. Она пытается сопротивляться, но я не обращаю внимания на эти вялые попытки, тем более, что сопротивление какое-то неуверенное.

У нее на груди родинка. Ма-а-аленькая. Точнее, даже 2 родинки – одна совсем крошечная, вторая чуть побольше. Я целую ее в эту родинку, она закатывает глаза и уже не пытается сопротивляться. Кончиками пальцев провожу по спине (у нее очень нежная кожа в районе лопаток и выше – до плеч), от чего она тихо млеет. Мы снова целуемся, долго, страстно, безудержно. Я продолжаю ласкать ее грудь, снова, как и ночью, меня обжигает ее горячее дыхание и отчего-то кружится голова. Мои руки забираются ниже…