– Но пасаран! – боевито откликнулся дед.

Наверное, если бы за нами кто-нибудь наблюдал, то наверняка подумал бы о том, что в заброшенной части лесопарка происходит «январка» (не «маевка», естественно) революционно настроенных граждан или сборище законченных придурков разных возрастов, место коим в психиатрическом диспансере.

А старик-«олимпиец» был поистине несказанно рад, что встретил единомышленников. Его глаза искрились и блестели, тело получило значительный заряд бодрости, которой ему и так было не занимать (он как будто бы даже помолодел лет на тридцать!). Выкрикиваемые нами лозунги взбодрили и нас, и мы вчетвером возбужденно смотрели друг на друга и заговорщицки улыбались. Хотелось взять винтовку Мосина, прищелкнуть четырехгранный штык к стволу и бежать штурмовать Александровское военное училище, занятое офицерами и юнкерами. Видеокамера у Степы вовсю работала.

– А я думал, ребятки мои дорогие, что за нами – выжженная земля, – удовлетворенно-радостно произнес старик-«олимпиец». – Ан нет, и среди молодого поколения имеются продолжатели нашего правого дела. Нет, – потряс он кулачками, – еще не все души людей русских осквернены стяжательством, гонкой за комфортом и разного рода сомнительными удовольствиями, что пропагандируют пидарасы разных мастей с экранов телевизоров, страниц желтых газетенок и всяких там паскудных журнальчиков. Гляньте, что в Австрии-то делается! Бородатая баба поет!

Старик на время замолчал, с явным удовольствием оглядывая нас. Мы тоже во все глаза смотрели на бодрого старичка, примерно так, как дети младших классов смотрят на макеты доисторических животных. На вид «олимпийцу» было больше восьмидесяти лет, а может, и все девяносто. Потом он спросил:

– Вы сами-то спортсмены?

– А то! – снова за всех ответил я. – Спорт – это жизнь! Все как один на золотой значок «ГТО» сдали!

– Это вы молодцы! А почему не на лыжах? Вон какой день! Самое время на лыжню!

– У нас сегодня рабочий день, – сказал я.

– Работать – на-а‑адо, – наставительно произнес старикан. – Возрождать экономику, разрушенную предателями и ставленниками мирового империализма и внешними врагами России. Поднимать село и деревню. Двигать образование и науку. Никто за нас, ребятки, этого не сделает. А как вы относитесь к коммунистической партии?

– Благоговеем, – ответил я.

– А к Леониду Ильичу? – снова спросил старик несколько осторожненько.

– Леонида Ильича Брежнева мы считаем самым выдающимся деятелем мирового значения второй половины двадцатого века, – произнес я с несказанной гордостью, – принесшим нашей Родине два десятилетия спокойной и созидательной жизни.

– Достойные слова для такого молодого человека, – похвалил меня старик-«олимпиец».

– Спасибо, – скромно проговорил я и тут же поинтересовался: – А вы часто совершаете такие лыжные прогулки, как сегодня?

– Часто, – с гордостью ответил дед и добавил: – Когда зима. А летом я бегаю трусцой.

– Здорово! – вполне искренне произнес я и решил, что старикан настроен вполне доброжелательно, а значит, пора приступать к делу. – Мы видели вас у болотца, общающимся с каким-то мужчиной. Он что, тоже спортсмен?

– Нет, он милиционер… Тьфу, полицейский, – поправился дедушка-«олимпиец» и проворчал: – Вот ведь выбрали словечко для наших правоохранительных органов. Был бы верующий, так перекрестился бы.

– Согласен с вами, – снова искренне поддакнул я. – Айн, цвай, полицай…

– Вот именно, – закивал старик, – вот именно. Полицаями в Великую Отечественную войну называли изменников Родины, которые перешли на службу к немцам…

– А что тому полицейскому было от вас нужно?

– Он спрашивал меня про убитую девушку. Что творится, что творится… – помрачнев, скорбно покачал головой «олимпиец». – Вот до чего довела страну эта гнилая демократия: маньяки, убийцы, насильники, ворье разных мастей, олигархи. Раз демократия, значит, все можно. А таких стрелять надо…

– А вы что, знали убитую? – спросил я с удивлением и надеждой.

– Да, – просто ответил старик. – Она работала продавцом в кафе «Берлога». Того, что стоит между парком аттракционов и «луна-парком». Правда, эта «Берлога» как бы не совсем кафе. Нет официантов, зато нет и этого проклятого алкоголя, ведь на аттракционы и в «луна-парк» ходит много детей и подростков. Скорее «Берлога» – это что-то среднее между столовой и кулинарией. И там очень хорошие пирожки с картошкой и лучком зеленым…

– А вы случайно не знали, как звали ту девушку? – осторожно поинтересовался я.

– Ну, как не знал, зна-а‑ал, – протянул старик. – Ее звали Лариса. Я и прежнюю продавщицу знал, что до нее в «Берлоге» работала, Санию. Тоже была рыженькая, татарочка. Мы ее звали Соня.

– «Мы» – это кто?

– Спортсмены со стажем, – улыбнулся старикан. – Например, у меня спортивный стаж шестьдесят два года.

– Не может быть! – неподдельно поразился я. – А у ваших товарищей тоже такой же стаж в спорте?

– Ну, например, у Володьки Шапошникова спортивный стаж – пятьдесят пять лет. Володька был в свое время мастером спорта по легкой атлетике. В длину прыгал. Тренировался, кстати, вместе с нашим многократным чемпионом Советского Союза Игорем Тер-Ованесяном, который первый в Европе преодолел рубеж в восемь метров. Замечательный был мастер. И человек хороший. Вы, наверное, такого и не знаете.

– Не знаю, – откровенно признался я.

– А еще в нашей команде есть Зина Воскобойникова и Ваня Голутвин. Зинаида Игнатьевна имеет звание Героя Социалистического Труда. В прошлом она – бригадир племенного совхоза «Красные зори», что в Калужском районе. Потом высшим руководством страны была переведена в Москву, работала в аппарате Бюро ЦК КПСС по РСФСР. А Ваня Голутвин в прошлом – ученый-физик. Никогда не пил и не курил. И даже не слышал ни о каких там наркотиках. Кстати, как и я. Не было в советской стране наркоманов, кроме некоторых отщепенцев. И то, что они наркоманы, никто не знал, кроме врачей. Да… Но Ваня предпочитает коньки. Часто катается на здешнем катке. Но и на лыжню вместе с нами, бывает, выбирается.

– Ну вот, вашу команду благодаря вам я уже знаю, – сказал я. – А вас как зовут?

– Меня зовут Николай Васильевич Сахнин, – представился старик-«олимпиец». И из всей своей биографии озвучил только ее конечный результат: – Бывший персональный пенсионер республиканского значения. Ныне пенсионер на общих основаниях, – добавил не без горечи и обиды. – Вот такие пироги…

– А меня зовут Аристарх Русаков. Человека с видеокамерой зовут Степан, а… молодую корреспондентку – Ирина Пиктиримова.

– У вас хорошие русские имена… – довольно заметил старик.

– Спасибо, – почти хором сказали Ирина и Степа.

– Вот вы говорили про команду, – решил я закончить со спортивной тематикой, поскольку из всего, что было связано со стариком-«олимпийцем», вполне могла получиться отдельная передача-репортаж. – А почему вы сегодня один?

– Володька Шапошников приболел, – охотно ответил Николай Васильевич. – Переел, верно, в Новый год. А в нашем возрасте о чревоугодии следует напрочь забыть, ибо сердцу да и желудку уже трудно качать все это… – Он вздохнул, вспомнив про возраст. – Зина Воскобойникова сейчас отдыхает в санатории. В новогодние праздники она всегда так делает: следит за своим здоровьем. И правильно, знаете, делает. Ведь в Москве воздух – сами знаете какой…

Я понимающе кивнул.

– А Ваня Голутвин, – продолжал Николай Васильевич, – поскольку сегодня вторник, катается на коньках. Видите ли, здесь по вторникам с десяти до четырех для всех пенсионеров вход на каток бесплатный. Приходится, знаете ли, экономить копеечку…

– Понятно, – констатировал я. – Стало быть, в иные дни вы катаетесь на лыжах всей командой, вчетвером?

– Да, обычно так и бывает.

– А после лыжных пробежек вы заходите в «Берлогу», чтобы немного отдохнуть, перекусить, покушать пирожков с картошкой, попить кофе…

– Чаю, – осторожно поправил меня Николай Васильевич. – Исключительно чаю с лимоном.