Прайс пригубил напиток, не торопясь начинать переговоры. Гарт оставался совершенно невозмутимым.

– Скоро выступаем? – наконец не выдержал шейх.

– Да, – кивнул Прайс – Скоро.

– Мы на кого-нибудь нападем? Может, на Эль Мурра? У них много верблюдов отличной уманийской породы! – Глаза араба заблестели.

Рука Якоба Гарта опустилась на кожаные ножны у него на поясе. Обнажив золотой ятаган, он медленно поднял клинок перед собой.

– Что ты об этом думаешь? – спросил он на арабском, столь же безукоризненном, как и у Прайса.

Вскочив на ноги, шейх склонился над оружием.

– Золото? – Но заметив змею на рукояти ятагана и рубин в ее зубастой пасти, Фархад поспешно отскочил назад. – Бисмилла! – внезапно побледнев, прошептал он.

– Да, золото, – спокойно кивнул Гарт.

– Это проклятая вещь! – воскликнул Фархад. – Она из запретных земель.

– А может, ты знаешь еще и о тропе черепов? – приподняв бровь, спросил Гарт. – Может, слышал о сокровищах, к которым она ведет? О золоте там, за Джабаль-Хербом?

– Аллах свидетель, ничего я не знаю! – воскликнул Фархад с таким жаром, что Прайсу сразу стало ясно: старый бедуин лжет.

– Тогда я покажу тебе тропу, – кивнул Гарт. – Мы ведь собираемся кое-чем поживиться в стране, в которую она ведет.

– Спаси нас Аллах!

Шейх нервно крутил пальцем в своей редкой бороденке. Страх яснее ясного светился в его глазах.

– Каждый верблюд будет нагружен золотом, – пообещал Гарт.

– Правоверным не дозволено идти за Джабаль-Херб! – напуская на себя набожный вид, воскликнул Фархад. – За этими горами лежит край зла, где неведомы ни Аллах, ни пророк его.

– Так разве не должно идти туда священной войной? Объявить джихад? – язвительно поинтересовался Прайс.

Сидящие в шатре арабы нервно зашептались. Прайс уловил упоминания о джиннах и ифритах.

– Чего нам бояться там, за горами?

– Это мне неведомо, – отозвался Фархад, – но о пустыне рассказывают всякое.

– Что же, например?

– Я, конечно, в это не верю, – громко и очень неубедительно заявил шейх, – однако рассказывают, будто за Джабаль-Хербом лежит большой город. Город этот был древним уже в ту пору, когда пророк еще не принес нам весть об Аллахе. Живут там хотя и арабы, но неправоверные мусульмане. Жители города поклоняются золотому змею, а правят ими не люди, а злобные золотые джинны в людском обличье.

Говорят, будто один желтый джинн ездит на громадном тигре и убивает всех, кто дерзнет перейти через горы. Черепами своих жертв он отмечает караванную тропу к морю. А еще рассказывают, что джинны эти живут в замке из чистого золота на черной горе, называемой Хаджар-Джеханнум – Скала Ада.

Так говорят в пустыне. Но, конечно, я не верю в эти сказки!

– Теперь я понимаю, где черпал вдохновение наш испанский друг, – шепнул Прайс Гарту.

– В Джабаль-Хербе я действительно видел много странного, – вполголоса ответил тот. – Фархад ближе к истине, чем он подозревает. Разумеется, ничего сверхъестественного. Современная наука, между прочим, зародилась где-то здесь. И Европа тогда еще была во мраке средневековья. Мне кажется, нам предстоит столкнуться с изолированной общиной, сохранившей кое-какие традиции и знания древней арабской цивилизации.

Прайс повернулся к Фархаду, снова усевшемуся на место и не сводившему глаз с золотого ятагана.

– Мы говорили о зле Руб-эль-Хали, – по-арабски объяснил он. – Нашим союзникам нечего опасаться, ведь у нас с собой мощное оружие. Даже если за проклятыми горами и есть все то, о чем ты нам рассказал, мы сумеем справиться с любым противником.

– Завтра мы покажем вам мощь нашего оружия, – вкрадчиво пообещал Гарт.

Они с Прайсом поднялись с ковра и вернулись в свои шатры. А старый шейх остался сидеть, раздираемый паническим страхом перед неведомыми опасностями Золотой Земли и обещаниями сказочных сокровищ.

На закате следующего дня, когда стало сравнительно прохладно, Прайс Дюран верхом на верблюде вместе с Фархадом и группой воинов-бедуинов поднялся на вершину нависшего над лагерем бархана. Якоб Гарт остался в лагере направлять представление.

– У вас есть ружья, – сказал Прайс, показывая на заряжаемые с дула мушкеты арабов. – Но видели ли вы когда-нибудь ружья, подобные этим?

Он махнул рукой, и четыре установленных на треногах пулемета дружно открыли огонь. Бешеное стаккато выстрелов эхом прогремело в дюнах, и пули фонтанчиками взрыли песок вдоль берега моря.

– Ваши ружья стреляют быстро, – кивнул Фархад, – но что джиннам до ружей?

– У нас есть ружья и посильнее.

Прайс снова махнул рукой.

Два миномета и две старые пушки выстрелили одновременно. Грохот разрывов, свист осколков и глубокие воронки в песке на миг ошеломили даже самого Прайса.

Некоторые из бедуинов предпочли спрятаться за барханом.

– А вот наша колесница смерти! – воскликнул Прайс, снова подавая условный знак.

Танк, который арабы еще никогда не видели в движении, с ревом ожил и, загребая гусеницами песок, пополз вверх по бархану. Он выл, словно некое доисторическое чудище, и пулеметы его трещали без умолку.

На мгновение потрясенные арабы застыли, как вкопанные, а потом, круто развернув верблюдов, бросились наутек.

– Мне очень жаль, что вы не остались посмотреть остальное наше оружие, – приветствовал их Якоб Гарт, когда пристыженные бедуины вернулись в лагерь.

– Верблюды испугались, – ответил Фархад. – Мы не могли их удержать.

– Так же, как испугаются и те, кто охраняет перевал, – сказал Прайс – Итак, завтра мы пойдем тропой черепов.

Старый шейх заколебался.

– Вы заплатите обещанное золото, даже если мы не найдем сокровищ? – спросил он.

– Да, – заверил его Гарт.

Прайс был готов к этому вопросу. По его знаку четверо европейцев, шатаясь под тяжестью, притащили из лагеря большой деревянный сундук и молча поставили его у ног Прайса. Вытащив из-за пояса ключ, Дюран отомкнул замок и, подняв крышку, открыл перед шейхом великолепие золотых соверенов.

В этом сундуке находилось пять тысяч фунтов стерлингов золотом – еще один аванс из кармана Дюрана. Придерживая крышку, он дал арабам время насладиться видом новеньких блестящих монет.

– Каждый день мы будем платить вам эту огромную сумму, – сказал Прайс, отсчитывая в трясущиеся руки шейха двести пятьдесят соверенов. – Сундук поедет с нами, в колеснице смерти, и деньги вы получите, когда мы вернемся к морю.

Шейх запротестовал, настаивая, чтобы белые давали деньги за каждый прошедший день. Но Прайс не уступал, и под конец Фархад сдался:

– Ладно, эфенди. Завтра мы выступаем, и да хранит нас Аллах.

На следующее утро, еще до рассвета, от моря в глубь пустыни двинулся весьма странный караван. Во главе на великолепном белом скаковом верблюде ехал шейх Фархад аль-Ахмед. За ним длинной чередой тянулись вьючные верблюды; на боках ящиков все еще значилось «культиваторы», «лопаты», «садовый инвентарь».

Вокруг каравана ехали верховые арабы – высокие и поджарые, словно иссушенные солнцем, со смуглыми суровыми лицами, тонкими поджатыми губами и пронзительными глазами. Как и их предводитель, они носили развевающиеся головные накидки и черные абы – своего рода робы из грубой верблюжьей шерсти.

Белые держались преимущественно в хвосте каравана. Им всем, за исключением Прайса и Гарта, никогда не приходилось ездить на верблюдах, и путешествие на раскачивающихся из стороны в сторону животных давалось довольно непросто.

Замыкал процессию ревущий мотором и воняющий горячим маслом танк. Верблюды боялись его, да и арабы почитали за весьма сомнительное добавление к каравану. Однако, по мнению Прайса, присутствие машины должно было укрепить дух бедуинов. Тем более что именно в танке ехало их золото.

Поднялись задолго до рассвета и наскоро позавтракали: арабы – финиками и лепешками из полусырого теста, белые – беконом, кофе и галетами.