Группа ушла на перерыв, неумелая какофония сменилась приглушенной танцевальной музыкой, и рядом с Мустейном раздался женский голос:
– Привет, солдат! Есть американская сигарета?
Тайет, наряженная как проститутка.
– Я не курю, – сказал он. – Где твой дружок?
– Моя не иметь дружок. – Она надула губы и положила ладонь ему на руку. – Ты мой солдат. Моя любить тебя долго.
– Отвали. – Мустейн отхлебнул из кружки и бросил взгляд на танцующих, которые медленно кружились под музыку.
Тайет стрельнула сигарету у бармена, давшего ей огонька, и выпустила дым в лицо Мустейну.
– Ты не на той войне, штатский, – сказала она.
– Мне не нужны твои кривлянья, ясно?
– Меня не интересует, что тебе нужно, – сказала она.
– Да, я понял.
– Нет, не понял. Ты вообще ничего не понял. – Тайет выпустила колечко дыма, потом проткнула его сигаретой и улыбнулась, довольная своей ловкостью.
– Какого черта ты вообще здесь делаешь? – спросил он. – Создаешь вьетнамский колорит… и все?
– Я консультант, – сказала Тайет.
– Ты консультируешь. Ясно. То есть, когда у старины Джо вскакивает прыщ на члене, ты говоришь: не волнуйся, все в порядке, милый.
– И это тоже. – Она бросила надоевшую сигарету на пол и раздавила острым каблучком. – Я гадаю ему по чайным листьям.
– Джо не особо похож на любителя чая.
– Он оценил его достоинства. Чайные листья позволяют заглянуть в будущее. – Тайет пошевелила скрюченными пальцами перед лицом Мустейна, словно ведьма, сотворяющая чары. – Я предсказала твой приезд, любовничек.
Несколько секунд она пристально смотрела ему в глаза, с трудом сдерживая смех, который в конце концов вылился в протяжный довольный выдох.
– Я пришла отдать тебе ключи от твоей машины. – Она засунула два пальца в вырез топа, вытащила брелок из ложбинки между грудей и уронила ключи на ладонь Мустейна. Теплые, но не настолько, как можно было ожидать.
– Я думал, ее не починят до завтра, – сказал он.
– Джо заставил рабочих поторопиться. Она припаркована у «Верного шанса».
– Поблагодари его от моего имени.
– Поблагодари сам. Ты увидишь Джо на коронации. – Тайет выгнула спину, и ее груди чуть приподнялись над вырезом топа.
– Не увижу. Я сыт по горло вашей поганой дырой.
– Не тебе решать, – сказала Тайет. – Если ты этого не понимаешь, значит, ты не понимаешь ровным счетом ничего. – Она повернулась и, тряхнув волосами, взглянула на него через плечо. – Отправляйся домой, солдат. Возвращайся в свою страну.
Она ленивой походкой направилась в глубину зала, а Мустейн отхлебнул еще пива, теплого и горького. Он смотрел, как Вайда выпивает с жирным мужчиной и его друзьями. Похоже, она весело проводила время. Он тянул свое пиво еще с четверть часа, а потом заказал стаканчик виски. Когда бармен принес виски, Мустейн протянул ему десятидолларовую купюру. Бармен отмахнулся от денег и сказал:
– Джо Дилл говорить, ты пить бесплатно, солдат.
– Что означает твой ломаный английский, приятель? Работа такая или что?
– На самом деле – да, – сказал бармен. – Я считаю это унизительным, но мне хорошо платят.
– Ты живешь в Граале?
Бармен отрицательно помотал головой.
– Я держу клуб в Панама-сити. Дилл привозит сюда весь мой персонал работать в «Майами» раз в году. Парень законченный псих, но он хорошо платит за то, что хочет получить.
– Псих? С чего ты взял?
Выразительный жест бармена, похоже, относился ко всей улице в целом.
– А что, разве неясно?
– Эй, приятель! – Это был длинноволосый паренек, чью гитару он взял на время. Коди. – Хочешь присоединиться к нам?
Мустейн только сейчас осознал, что Коди играет в этой группе, и понял теперь, кто уродовал соло Робина Трауэра.
– Я не знаю вашего репертуара.
– Играй что хочешь. Например, тему, которую ты выдал вчера вечером. Мы просто тихонько подыграем тебе.
Минутой позже Мустейн перекидывал через плечо ремень гитары Коди; а еще через минуту уже стоял на сцене и играл. Он не чувствовал музыку так остро, как накануне. Фальшивый антураж клуба сковывал его, но в то же время он находился под впечатлением, что «Майами шоу» почти настоящий сайгонский бар. Что дух той скорбной кровавой эпохи успешно вызван к жизни. Обнаженные по пояс официантки с разводами бледно-лиловой и розовой краски на коже, похожие на разноцветных призраков, кружащихся в дымном воздухе; шумные пьяные солдаты в форме цвета хаки за столами; и вьетнамцы, стоящие небольшими группами, со скрещенными на груди руками, суровые и бесстрастные, холодные и невозмутимые на фоне буйного, тупого, чисто американского неистовства. Иллюзия постепенно вытесняла реальность в сознании Мустейна. За стенами бара были саперы, джунгли и вьетнамские деревушки, а не американские провинциалы, болота и захолустные городишки. Время от времени раздавался оглушительный хлопок, и над головой взмывала ракета. Мустейн нашел способ вплести все эти впечатления в мелодию, случайно родившуюся у него вчера в «Верном шансе». Нарочно пропуская аккорды, возвращаясь к предыдущей музыкальной фразе, чтобы усилить эффект.
На сей раз общее впечатление упадка и неминуемой гибели выражалось в импрессионистической манере, свидетельствуя о таинственном душевном недуге Грааля, о безумии этой ночи. Мустейну казалось, что гитара является проводником музыки, рожденной в душе высшего существа; что созвучия проливают свет на скрытые законы, правящие не только этим городом, но и всем миром; законы, которые препятствуют вам в осуществлении ваших стремлений, в вашей попытке хоть немного выйти за пределы возможного, но одновременно защищают вас от опасностей, сопряженных с таким порывом, являются залогом душевного спокойствия, заурядности, счастливой стабильности существования. Люди поднялись на ноги и бурно аплодировали. Поначалу Мустейн подумал, что хлопают ему. Но потом увидел Вайду, танцующую на сцене вместе с девушками из бара. Она не копировала их вялые телодвижения. Ее танец был полон жизни и страсти. Она словно выбрасывала мощные импульсы энергии на каждую долю такта. Будь это другая ночь и выпрыгни на сцену другая женщина, Мустейн подыграл бы. Он бы подошел ближе и заставил ее двигаться быстрее. Но Вайда привела его в замешательство. Казалось, ее самозабвенный танец являлся не столько производной от музыки, сколько симптомом психического расстройства, и восторженный рев толпы напомнил Мустейну о царящей здесь нездоровой атмосфере. Он снял с плеча гитару, и музыканты у него за спиной сбились с ритма и умолкли; девушки перестали приплясывать. Вайда пошатнулась, словно раненная выстрелом в грудь. Мустейн стремительно пересек сцену, оттолкнув плечом девиц, которые с апатичной агрессивностью попытались преградить ему путь, и одной рукой обхватил Вайду за талию. Сначала она стала вырываться, потом поморгала, вроде бы узнавая его. Когда же, удивился Мустейн, она успела так напиться? И сразу вспомнил, что оставил ее одну почти на час.
– Я хочу еще танцевать, – пролепетала она, обвивая руками его шею. – Потанцуй со мной.
– Мы можем потанцевать на улице. Пойдем.
Когда они с Вайдой спустились со сцены, музыканты заиграли «Сочувствие к дьяволу»[6], и в неумелом корявом исполнении, с жутким завывающим вокалом, песня казалась более демонической, чем оригинал.
– Ой, мне нравится эта песня! – Вайда толкнула Мустейна в грудь, сжала кулаки и принялась покачиваться на неверных ногах, не в силах поймать ритм. – Ну давай же, Джек! Пожалуйста!
– Танцевать под такое дерьмо просто невозможно, – сказал Мустейн, хотя в зале все танцевали.
Пьяная, но уже немного пришедшая в чувство Вайда сидела рядом с Джеком, одной рукой обнимавшим ее за талию. Она жалела, что столько выпила с Джоном Гино и его друзьями. Она уже много лет не пила, боялась, что утратит способность сопротивляться Маршу. Но теперь она знала, что он отступился от нее, и хотела отпраздновать свое освобождение. Ей по-прежнему хотелось танцевать. Сидеть здесь было все равно что нежиться в теплом пламени, созданном близким присутствием Джека и разлитой в крови текилой, но она хотела двигаться, избавиться от последних остатков горя. Форма сделала, что обещала. Получив ответ на свою молитву, Вайда на шаг приблизилась к настоящей жизни, а когда она уедет из Грааля, когда поселится на берегу другого океана, в Нью-Смирне… Господи! Какое будущее ожидает ее? Покинув Грааль, она окажется вне досягаемости колдовских чар Марша, даже если он восстановит свои силы.
