Через несколько месяцев Милю отпустили. Она не пошла трудиться на прежнее место работы, а поступила учиться на лаборанта маслоделия. После успешного завершения учебы ее направили на Абаканский маслозавод. В ее обязанности входило ежедневное определение химического состава продукции и доклад директору о результатах анализов.

Директору маслозавода приглянулась молодая, стройная и энергичная женщина. Ее черные густые волосы, подстриженные популярной стрижкой каре, делали ее похожей на девочку. Короткая челка придавала задорный вид, а открытая шея притягивала взгляд. Ему хотелось дотронуться до ее волос, ровно подстриженных сзади.

Каждый раз, когда Миля приходила в его кабинет, он предлагал ей присесть к столу. Изучив сводку качества продукции, устремлял на посетительницу маслянистый взгляд и бесцеремонно ее рассматривал. От его взгляда Милю коробило, и она отводила взор.

Директор изучил ее личное дело и знал, что у нее двое детей, но живет без семьи. Это его вдохновляло на успех задуманных отношений. Однажды, провожая ее из кабинета, он обнял за талию. Миля решительно отвела его руку и произнесла:

– Михаил Васильевич, не надо.

Это его только раззадорило. Он не привык, чтобы женщины не отвечали ему взаимностью. Чем сильнее женщина сопротивлялась его домогательствам, тем настойчивей он добивался цели. На следующий день, поговорив с Милей о производственных делах, неожиданно предложил:

– Милисина Александровна, зайдите после работы ко мне в кабинет.

– Зачем после работы? Мы все вопросы уже обсудили.

– Я вас очень буду ждать, – многозначительно произнес директор.

Миля, промолчав, ушла из кабинета. Целый день она думала о предложении. Директор был не в ее вкусе. Низкого роста, светловолосый, с грубыми чертами лица. Она продолжала любить своего мужа и не могла позволить себе стать любовницей.

Михаил Васильевич ждал Милю. В сейфе была приготовлена бутылка коньяка, конфеты и закуска. По опыту он знал, что выпившая женщина легче поддается уговорам. Прождав около часа, он понял, что зря потерял время. В нем закипела злость. «Я сломаю твою гордыню, ты у меня еще попляшешь!» – решил он.

На следующий день Михаил Васильевич спросил:

– Почему вы не пришли вчера?

– Я не могу.

– Приходите сегодня. Нам надо поговорить.

– О чем?

– Придете – узнаете.

Миля не пошла на свидание. Через несколько дней к ней на квартиру пришли директор, милиционер и двое понятых с обыском. Обыск длился недолго. Милиционер перевернул постель, порылся в столе и открыл сундук, в котором среди одежды нашел кусок сливочного масла, завернутый в пергаментную бумагу. Хозяин квартиры удивился:

– Мужики, вы что, с ума сошли? Какая баба будет хранить масло среди белья?

– Может, она и тебя снабжала маслом? – спросил директор.

– Упаси Бог, – произнес хозяин и стал креститься.

Участковый сел к столу составлять протокол, а директор, глядя на испуганную Милю, сквозь зубы процедил:

– Допрыгалась? Впредь умнее будешь.

Миля увидела в его глазах злорадство. Она не понимала, каким образом в ее сундуке оказалось масло, и не представляла, какую роль в ее судьбе сыграет этот мстительный и злопамятный человек.

К зданию суда задержанную привезли в черной крытой автомашине. Проходя по коридору здания суда в сопровождении охранников, Миля верила, что на суде выяснится недоразумение с маслом и ее отпустят, как было со шкурой. Когда судья зачитал приговор: «Семь лет тюрьмы строгого режима и десять лет поселения в месте отбывания наказания», у нее подкосились ноги, в голове зашумело, перед глазами поплыли темные и красные круги. Она ухватилась за решетку, чтобы не упасть. Придя в себя, подумала о детях: «Когда я увижу Витю и Глашу? Что будет с ними без матери?»

Ей было всего двадцать два года.

Анастасия Даниловна, узнав, что дочь осуждена, не раздумывая, с ребенком на руках отправилась в Абакан. Свидания ей не разрешили. Она стояла у ворот тюрьмы и успокаивала плачущую Глашу, у самой слезы катились из глаз. Проходящий мимо охранник спросил:

– Почему плачете, мамаша?

– Хотела повидать дочь, но не разрешили.

– Ребенок ваш?

– Что ты, милый? Внучка. Хотела, чтобы мать с ней простилась…

Солдат посмотрел по сторонам и тихо сказал:

– Через два дня заключенных повезут на вокзал для отправки на поезде. Там сможете свидеться.

– Спасибо, родной. Дай Бог тебе здоровья, – произнесла Анастасия Даниловна, глядя в спину удаляющемуся солдату.

Она двое суток встречала и провожала все поезда, проходящие через Абакан. Проходя мимо пассажирского поезда «Абакан – Красноярск», обратила внимание на товарный вагон с решетками на окнах, прицепленный первым за паровозом. Этот вагон всегда считался багажным. К нему на перрон подъехали две грузовые крытые автомашины. Из одной выскочили солдаты и встали двумя шеренгами от вагона ко второй машине, из которой стали выходить заключенные и следовать вдоль строя к вагону. Анастасия Даниловна через спины солдат не могла разглядеть дочь. Увидела ее только, когда та поднялась по ступеням вагона. Из груди матери вырвался крик:

– Миля!!!

Дочь обернулась, но ее тут же толкнули в спину, и она оказалась в вагоне. У Мили долго стоял в ушах душераздирающий крик матери. Она думала: «Доживет ли мама да моего возвращения, и когда я увижу свою дочь, сколько ей будет лет?»

«Вряд ли она смогла разглядеть меня с ребенком на руках», – думала Анастасия Даниловна, возвращаясь с вокзала подавленная горем, прижимая ребенка к груди.

Просидела Глаша на печи, пока не научилась ползать и подниматься на ноги. Ей не исполнилось и года, когда были осуждены дед и мать. Бабушка оставляла внучку с соседкой, когда возила передачи мужу, а на свидания с дочерью, которые не состоялись, ездила с ребенком на руках, в надежде, что Миля подержит на руках свою дочь.

Прошло два года. Как известно, время лечит. Лишившись мужа и дочери, Анастасия Даниловна продолжала соблюдать установленные в семье традиции. По воскресным дням в саду за самоваром собирались близкие люди. Сын Виталий с женой, дочери Юнона и Маргарита, которой исполнилось семнадцать лет. Она уже окончила школу, работала учительницей в младших классах и заочно училась в педагогическом институте.

В саду стояла тишина, слышалось только жужжание пчел. Воздух, наполненный ароматами цветущих деревьев, был неподвижен и казался густым. Стол с точеными ножками, изготовленный Александром Георгиевичем, стоял в тени под высокой сосной, сохранившейся от леса, вырубленного при застройке села. Жаркие лучи летнего солнца не проникали сквозь ее густую крону. Анастасия Даниловна, разливая чай в тонкие стеклянные стаканы, стоящие в подстаканниках, думала: «Осиротела наша семья, нет той атмосферы, которая царила при Александре Георгиевиче…»

Иногда приходила соседка Шура, жившая через дорогу. Из Никольского приезжал учитель Борис Артемьевич Никоненко, который познакомился с Маргаритой в институте. Рита выделялась среди подруг высоким ростом, темными косами, спускавшимися ниже пояса. Мать чувствовала, что молодые люди симпатизируют друг другу, и старалась угодить будущему зятю. Постоянно подливала ему ароматный чай и подкладывала кусочки пирога.

Глаша пыталась залезть на колени к Маргарите. Та легонько отстранила ее от себя и сказала:

– Пойди, набери шишек для самовара.

Девочка подобрала две шишки и принесла их Маргарите. Той надоело нянчиться с племянницей, хотелось спокойно поговорить с Борисом. Взяв у племянницы шишки, предложила принести еще.

Шура, наблюдавшая за ребенком, позвала ее к себе:

– Глашенька, иди ко мне, пускай взрослые побеседуют.

– Мы будем играть? – спросила Глаша, подойдя к Шуре.

– Конечно. Называй меня мамой, а дядю Борю – папой.

Игра продолжалась в течение нескольких встреч. При очередной игре Шура заявила:

– Дядя Боря не твой папа, а мой.

Глаша захныкала, а Шура предложила: