Сердце ускоряет свой ритм. Слишком поздно, но я, в любом случае, говорю это:

– Не хочу, чтобы все было так, – он уже завоевал постоянное место в моей голове.

– Жаль, потому что так все и будет.

– Но так не должно быть, – я злюсь, задаваясь вопросом, откуда эти уверенные слова и тон и действительно ли я имею их в виду.

– Да, так и будет. Должно быть.

– Почему? – я начинаю слегка покачиваться, и он замечает, потому что берет меня под локоть, удерживая мое равновесие. – Я в порядке! – надменно бормочу. – И ты не ответил на мой вопрос.

Он зажмуривает глаза, потом медленно их открывает, заставляя меня замереть своими синими искренними озерами.

– Потому что для меня это именно так.

Сглатываю, надеясь, что мне это не слышится под воздействием алкоголя. Мне нечего ответить, ни сейчас, а может и ни тогда, когда протрезвею.

– Ты хочешь меня, – мое пьяное сознание все еще жаждет услышать эти слова.

Он делает глубокий вдох и старается прожечь меня, глядя прямо в глаза.

– Я. Хочу. Тебя, – он подтверждает не спеша… четко. – Отдай мне мое.

Я обвиваю руками его шею и тяну к себе, отдавая ему то, что по праву его.

Объятия.

Сердце в свободном падении.

Он держит меня долгое время, поглаживает спину и пальцами перебирает мои волосы. Я могла бы заснуть. Он то и дело вздыхает у моей шеи, постоянно целуя и прижимая к себе.

– Можно я верну тебя в свою постель? – тихо задает вопрос.

– На четыре часа?

– Думаю, ты понимаешь, что я хочу гораздо больше, чем четыре часа, Оливия Тейлор, – он сжимает свое и ладонями обхватывает мою задницу, снимая меня со стола и прижимая к себе. – Хочу, чтобы ты никогда не мазала свое личико.

– Это макияж. Им не мажут, его наносят.

– У тебя чистая естественная красота, сладкая девочка, – он разворачивается и направляется к двери, но сворачивает к шкафчику со спиртным, сперва поправляя бокалы для шампанского. – Хочу, чтобы так и оставалось.

– Ты хочешь, чтобы я была робкой и мягкой.

Он слегка качает головой и открывает дверь кабинета, ставя меня на ноги и привычно накрывая рукой мой затылок.

– Нет, я просто не хочу, чтобы ты вела себя так бесшабашно и позволяла пробовать другим мужчинам вкус этих губ.

– Я не собиралась, – меня шатает, так что Миллер хватает меня под локоть, поддерживая.

– Тебе нужно быть более осторожной, – предупреждает он, и он прав. Я осознаю это, даже несмотря на то, что пьяна. Поэтому сдерживаю свою пьяную дерзость.

Пока мы идем по коридору и вниз по служебной лестнице к главному помещению клуба, чувствую, как дурацкий пьяный марафон захватывает меня. Люди размыто, зазря снуют туда-сюда, и громкая музыка больно бьет по ушам. Я качаюсь на своих каблуках, ощущая на себе взгляд Миллера.

– Ливи, ты в порядке?

Я киваю, голова делает не совсем то, что я ей велю, отчего ее движения похожи на медленные вращения вокруг шеи. Потом я врезаюсь в стену:

– Я чувствую… – во рту вдруг появляется слишком много слюны, желудок дико скручивает.

– Вот дерьмо, Ливи! – он поднимает меня и снова несет в кабинет, но недостаточно быстро. Меня тошнит прямо на пол коридора…. и на Миллера. – Блин! – ругается он.

Меня еще немного рвет, когда он затаскивает меня в кабинет.

– Мне плохо, – бормочу.

– Что за хрень ты пила? – спрашивает он, подтаскивая мое безвольное тело к унитазу в ванной комнате.

– Текилу, – хихикаю я. – Только неправильно. Я забыла про соль и лимон, так что нам пришлось повторить. Ой! – я соскальзываю с сиденья унитаза и шлепаюсь на задницу. – Ауч!

– Черт возьми! – ворчит он, поднимая меня и удерживая на месте, моя голова качается, пока он стаскивает с себя запачканную жилетку и рубашку. – Ливи, сколько шотов ты выпила?

– Два, – отвечаю я, моя задница опускается, снова встречаясь с сиденьем унитаза. – И я угостилась шампанским, – мычу я. – Но я не стала пользоваться бокалом с вишневой помадой. Она хочет быть ближе, чем деловой партнер, ты, дурачок.

– Да что в тебя вселилось?

Я поднимаю свою отяжелевшую голову и пытаюсь сфокусироваться, видя обнаженное, гладкое произведение искусства в виде торса перед глазами.

– Ты, Миллер Харт! – я кладу руки на его торс и, пользуясь возможностью, ласкаю его. Может я и пьяна в хлам, только я все еще в состоянии оценить вид перед глазами, и это чувствуется хорошо. – Ты в меня вселился, – я с усилием поднимаю глаза и вижу его опущенный взгляд, наблюдающий за моими ласками. – Ты пробрался в меня, и я никак не могу тебя выкинуть, – он не спеша приседает передо мной на корточки и поглаживает мою щеку, после чего обвивает ладонью мою шею и подтягивает мое лицо к своему.

– Хотел бы я, чтобы ты не была сейчас так мертвецки пьяна.

– Я тоже, – признаюсь. Никоим образом я не смогу совладать с ним в пьяном ступоре. Да я бы и не хотела. Хочу помнить каждый интимный момент, даже этот. – Если я забуду этот твой взгляд или твои слова, сказанные там на столе, пообещай, что напомнишь мне.

Он улыбается.

– И это! – восклицаю я. – Пообещай, что улыбнешься мне вот так, когда мы увидимся в следующий раз. – Его улыбки редкие и прекрасные, и мне ненавистно, что он дарит одну из них сейчас, когда я, похоже, не в силах запомнить.

Он рычит и, думаю, закрывает глаза. Или я закрыла свои? Я даже не уверена.

– Оливия Тейлор, когда ты проснешься утром, я собираюсь восполнить то, чего ты лишила меня этим вечером.

– Ты сам себя лишил, – спорю я. – Только сначала напомни мне, – шепчу, когда он тянет меня, чтобы получить свое. – Улыбнись мне.

– Оливия Тейлор, если у меня будешь ты, улыбка не сойдет с моего лица до конца жизни.

ГЛАВА 18

Мозг как будто покорежен, и в своей темноте я пытаюсь найти ответ на вопрос, какой сейчас год. Наверное, прошло много времени, но я отчетливо понимаю, как буду себя чувствовать, открыв глаза. Во рту сухо, тело холодное и липкое, а тупой стук в голове будто готовится перейти в полномасштабный фестиваль безжалостных бонго, как только я отрываю голову от подушки.

Решив, что наилучшим выходом будет еще немножко поспать, я переворачиваюсь и, найдя холодное местечко, зарываюсь обратно в подушку, счастливо вздыхаю, радуясь новой уютной позе. Слышу сладкий успокаивающий звук низкого, мирного мурлыканья.

Миллер.

Я не вытягиваюсь по струнке, потому что тело этого не позволит, но я открываю глаза и нахожу шокирующе синий улыбающийся взгляд. Хмурюсь и перевожу глаза к его губам. Да, он улыбается, как будто солнечный свет пробивается сквозь серые тучи и делает все просто идеальным. Ярко. По–настоящему. Но чем он так доволен и как я здесь оказалась?

– Я сделала что-то смешное? – хриплю я. В горле першит и жжет.

– Нет, не смешное.

– Тогда почему ты так улыбаешься?

– Ты заставила меня пообещать, что я буду, – говорит он, едва уловимо касаясь губами кончика моего носа. – Когда бы я ни дал тебе обещание, Ливи, я его сдержу. – Он подтягивает меня на свою половину кровати и дарит мне свое, располагая меня под собой и крепко обнимая, зарывается лицом в изгиб моей шеи. – Я никогда не соглашусь на меньшее, чем преклоняться перед тобой, – шепчет он. – Никогда не воспользуюсь тобой нетрезвой, Ливи. Каждый раз, когда я тебя беру, ты запомнишь. Все и каждый момент навсегда запечатлеется в этой прекрасной голове, – он ласково целует мою шею и обнимает чуть сильнее. – Каждый поцелуй. Каждое прикосновение. Каждое слово. Потому что именно так все для меня.

Воздух застревает где-то в горле, его слова посылают тепло в самое мое естество, искреннее счастье пробивается сквозь расплывчатое сознание. Но я хмурюсь. Такое чувство, как будто он один посвящен в какой-то тайный заговор.

– Я прекрасно выполняю свои обещания, – он отстраняется и внимательно изучает мое лицо. – Ты огорчила меня прошлой ночью.