Он выпустил разочарованный рык и оттолкнулся от стены:
- Дерьмо, - выплевывает он, отходя и глядя в потолок. – Не стоило приводить тебя сюда.
Я собираю свое затуманенное сознание и выпрямляюсь, всё время опираясь о стену, чтобы удержаться на ногах.
- Нет, не стоило, – соглашаюсь, гордясь тем, как спокойно это прозвучало. – Мне лучше уйти. – Поднимаю с пола сумку и ухожу, не оглядываясь.
Оказавшись в безопасности лестничной клетки, прижимаюсь к стене, дыхание затруднено, меня всю трясет. Я поступаю разумно. Нужно напоминать себе об этом. Ничего хорошего из этого не вышло бы, за исключением воспоминаний о потрясающем дне и ночи, которые я никогда не смогу вновь пережить. Это стало бы пыткой, и я отказываюсь дразнить себя – почувствовать вкус чего-то потрясающего, ведь так и будет – чтобы у меня просто отобрали это. Никогда. Я отказываюсь становиться своей матерью. Убедив себя в правильности своего решения и успокоившись, я спускаюсь по лестнице и иду к метро. Впервые за много лет хочу напиться.
Глава 5
Всю неделю я была сама не своя. Это заметили и отметили все близкие люди, еще больше ухудшая мое унылое состояние своими расспросами - все, кроме Грегори. Уверена, это бабушка ему доложила, потому что она резко превратилась из любопытной и назойливой в заботливую и доброжелательную. А ещё она пекла мне лимонный пирог каждый божий день.
Я убираю последний столик, рассеяно размахивая тряпкой из стороны в сторону, когда дверь бистро открывается, и я оказываюсь лицом к лицу с Мистером Большие Глаза.
Он неуклюже улыбается, тихо закрывая за собой дверь:
- Я слишком поздно с заказом на вынос? – спрашивает он.
- Не совсем, – я хватаю свой поднос и ставлю его на стойку перед тем, как загрузить фильтр. – Капучино?
- Пожалуйста, – говорит он вежливо, подходя ближе.
Я занимаю руки, не обращая внимания на Сильвию, когда она проходит с мусором, но останавливается, увидев моего покупателя.
- Симпатичный, - просто замечает она, продолжая свой путь. Она права, он симпатичный, но я слишком усердно работаю, стараясь выкинуть из головы другого мужчину, чтобы оценить этого. Мистер Большие Глаза как раз тот тип парней, которым стоит уделять больше внимания, – если я вообще собираюсь обращать внимание на мужчин – не угрюмый, мрачный и таинственный, не тот, что хочет только двадцать четыре часа и ничего больше.
Включаю паровую трубку и начинаю подогревать молоко, покручивая кувшин и издавая тем самым шумный свист, в такт потоку собственных мыслей. Наливаю напиток и закрываю крышку, после чего оборачиваюсь и вручаю парню свой идеальный кофе.
- Два восемьдесят, пожалуйста, - я протягиваю руку.
Трехфунтовая монета оказывается в моей ладони, в то время как свободной рукой я пробиваю заказ через кассу.
- Я Люк, - не спеша произносит он. – Могу я узнать твое имя?
- Ливи, - говорю я, беззаботно бросив монету в кассовый аппарат.
- И ты с кем-то встречаешься? – спрашивает он осторожно, получив от меня нахмуренный взгляд.
- Я уже тебе это говорила, – отвечаю и впервые позволяю его очаровательным глазам отбросить мою внутреннюю защитную стену и образ Миллера. Его бесцветные волосы свисают небрежно, немного примятые с правой стороны, взгляд карих глаз теплый и приветливый. – Так почему ты спра…, - я замолкаю на середине предложения, перевожу взгляд на Сильвию, которая только что вернулась в бистро, без двух мусорных мешков. Смотрю на неё укоризненным взглядом, чертовски хорошо понимая, что это она сообщила о том, что я абсолютно свободна.
Она не оборачивается, чтобы заценить мой злобный взгляд, вместо этого уходя обратно на кухню, туда, где она в безопасности. Мистер Большие Глаза или Люк, как теперь известно, нервно ерзает на месте, нарочно не обращая внимания на мою провинившуюся подругу, когда та исчезает из поля зрения.
- У моей подруги болтливый рот, - я протягиваю ему сдачу. – Наслаждайся своим кофе.
- Почему ты отшиваешь меня?
- Потому что не свободна, – я повторяюсь, потому что это, по-прежнему, правда, даже если теперь по совершенно другим причинам. Возможно, я и ответила отказом на предложение Миллера, только забыть его от этого не проще. Поднимаю руку и накрываю пальцами губы: всё ещё чувствую на них его мягкие, полные губы, посасывающие, дразнящие, покусывающие. Вздыхаю. – Время закрываться.
Люк протягивает визитку, слегка постукивая ею по столу, прежде чем отпустить.
- С удовольствием встречусь с тобой как-нибудь, так что, если решишь, что свободна, будет приятно услышать это от тебя, – я бросаю на него взгляд, и он подмигивает, наглая улыбка расползается по его лицу.
Я едва улыбаюсь ему в ответ и смотрю, как он покидает бистро, радостно насвистывая на ходу.
- Всё нормально? – доносится с кухни озабоченный голос Сильвии, и я оборачиваюсь, чтобы увидеть её темноволосую головёшку, выглядывающую из распашных дверей.
- Ты сказала ему, предательница! – начинаю орать, развязывая фартук.
- Могло прокатить,– она всё ещё не заходит в зал бистро, предпочитая оставаться за дверьми. – Да ладно тебе, Ливи. Повремени с его отставкой. – Её внимание всецело направлено на Люка с тех пор, как я согласилась с её просьбой позвонить в тот вечер, когда Миллер подобрал меня на дороге. Я не посвящала её в детали, но мое последующее унылое состояние рассказало все, что нужно было знать, без каких-либо подробностей шокирующего предложения.
- Сильвия, меня это не интересует, - тщетно возражаю, снимая фартук и вешая его на крючок.
- Ты так не говорила про грубого мудака на шикарном AMG, – она знает, что не должна была упоминать его, но она права. – Просто говорю и всё.
Я качаю головой, абсолютно раздраженная, и прохожу мимо неё на кухню за курткой и рюкзаком. Все эти эмоции – злость, раздражение, тяжесть на сердце и неуверенность – это всё результат одного…
Мужчины.
- Увидимся утром, - говорю я, позволяя Сильвии самой закрыть кафе.
Моя спокойная прогулка до автобусной остановки прерывается, когда я слышу зовущего меня Грегори. Вздыхаю, еще сильнее злясь, медленно оборачиваюсь и даже не пытаюсь натянуть на уставшее лицо неискреннюю улыбку.
Он в своей рабочей одежде, выглядит неряшливо, с кусочками травы в спутавшихся волосах. Как только он подходит, то сразу кладет руку мне на плечо и подталкивает к себе.
- Идешь домой?
- Да. Что ты здесь делаешь?
- Приехал, чтобы тебя подвезти, – его голос звучит искренне, но мне известно другое.
- Подвезти домой или выудить информацию? – замечаю сухо, получая от него легкий толчок под ребра.
- Как себя чувствуешь?
Хорошенько задумываюсь над подходящим словом, чтобы попытаться предотвратить дальнейшие расспросы. Он знает достаточно и всё уже доложил Нан. Я не расскажу ему о предложении двадцати четырех часов или о том, что сейчас нахожусь на распутье. Я отказала и чувствую себя паршиво, так что, возможно, мне стоило бы рискнуть и в любом случае чувствовать себя паршиво. В конце концов, у меня бы было о чем вспоминать, чувствуя себя дешевкой – что-то, чтобы переживать это в голове снова и снова.
- Хорошо, - в конечном итоге, отвечаю я, позволяя Грегори вести себя к его грузовику.
- Если ему говорили, что он эмоционально ограничен, Ливи, это не может быть хорошим знаком. Ты приняла правильное решение не встречаться с ним больше.
- Знаю, - соглашаюсь я. – Тогда почему я не могу перестать о нем думать?
- Потому что мы всегда западаем на неправильных парней, – он наклоняется, целуя мой лоб. - Тех, кто наиграется с нами и оставит на сердце шрамы. Я переживал такое, покончил с этим и рад сообщить, что ты остановилась прежде, чем зайти слишком далеко. Я тобой горжусь. Ты заслуживаешь лучшего.
Я улыбаюсь, вспоминая, сколько раз я держала Грегори за руку, когда он становился жертвой чар какого-нибудь парня, только вот Миллер не очаровательный – ни капельки. Сложно сказать о нем такое, за исключением его потрясающей внешности, но это чувство… Боже, это чувство. И то, что только что сказал Грегори, абсолютно правильно. Мамы не было в моей жизни из-за принятых ею плачевных решений, когда дело касалось мужчин. Уже это должно было заставить меня бежать от него в противоположном направлении, но вместо этого меня тянет к нему. Его мягкие губы по-прежнему ощущаются на моих, кожа по-прежнему согрета его прикосновениями, и я лежу в постели каждую ночь с мыслями о том поцелуе. Ничто никогда больше не сравнится с этим чувством.