Это случилось в тренажерном зале. Они лежали на соседних матах и качали пресс. Лав украдкой поглядывала на Билла в зеркало, чем, собственно, занимались все в тренажерных залах Аспена: рассматривали представителей противоположного пола. Особенно Лав. С тех пор, как ей исполнилось сорок, она с увлечением искала человека, от которого могла бы зачать.

Она улыбнулась Биллу в зеркало и сказала, указав на тренажер:

– Я иногда сомневаюсь, что от них есть какой-то прок.

– Во всяком случае, помогают сохранить форму, – усмехнулся Билл.

Лав сделала еще два жима и проговорила:

– Вы здесь живете? В Аспене?

– Приезжаю сюда на зиму, – ответил Билл. – А вы?

– Я местная, – сказала Лав. – А где обитаете летом?

– В Нантакете. – Билл закончил упражнения и встал. Лав тоже поднялась и направилась вслед за ним к тренажеру для ходьбы. Этот мужчина прекрасно подходил на роль отца ее ребенка, Лав хотела иметь малыша, но не мужа.

– Чем занимаетесь в Нантакете? – поинтересовалась она, забивая свой вес – ровнехонько сто фунтов, – в панель управления лестничного тренажера.

– Мы с супругой держим отель, – ответил Билл.

– А-а, так вы женаты, – произнесла Лав. Ничего страшного. За семь лет в Аспене Лав прекрасно уяснила: женатики часто помышляют об интрижке.

– Да. У меня восемнадцатилетняя дочь, заканчивает школу.

Лав забралась на степпер и принялась работать ногами. Ей очень понравилось, что у Билла уже есть ребенок. Приезжий, раз. Репродуктивная система в порядке. Плюс собственный бизнес. Лав мысленно пробежалась по списку, привычно осматриваясь. Повсюду ей мерещились беременные женщины. Но тут у многих имелся животик. Некоторые будущие мамочки тягали отвесы. И сколько еще вокруг таких, у кого пока еще ничего не заметно. У Лав были знакомые, которые в свои тридцать-сорок лет только завели семью. За последние полтора года Лав прошла убойный курс подготовки к материнству: от галет семь злаков до колясок повышенной проходимости с надувными шинами. Повсюду: в тренажерном зале и на прогулке, – встречались ей женщины с круглыми тугими животами. Желание стать матерью мучило ее как голод, болезненный и неутолимый. Разменяв четвертый десяток, она не могла думать ни о чем другом. Лав хотела ребенка. Плоть от плоти, кровиночку, привязанную к ней до конца жизни. В Аспене существовало общество под названием «Сознательные матери-одиночки». Лав видела рекламные проспекты в магазине здорового питания. Обязательно надо будет присоединиться, когда ее усилия увенчаются успехом.

В конце тренировки она улыбнулась Биллу и сказала:

– Вы в хорошей форме.

Билл подмигнул:

– Следую советам врача заниматься спортом и не пренебрегать супружескими обязанностями. Помогает поддерживать тонус!

Надежды Лав сдулись. Ее не коробило, если мужчина признавался, что он женат, но говорить о своей интимной жизни – это табу. Она попыталась скрыть разочарование. И тут, уже по пути к выходу, Билл предложил Лав угостить ее чем-нибудь в баре, где подавали исключительно соки. Лав потягивала через соломинку морковно-малиновый сок, а Билл рассказывал о своем нантакетском отеле.

– Поначалу там был пляж, что-то вроде клуба, открылся он в двадцать четвертом. Джентльмены в шелковых костюмах и цилиндрах, дамы с зонтиками от солнца, четыреста деревянных раздевалок. В пятьдесят втором пляж выкупил мой отец. Двадцать лет назад он отошел от дел, а я построил на территории пляжа гостиничные номера.

– Увлекательно, – кивнула Лав. – Давно мечтала побывать в Новой Англии.

– Ну что ж, тогда у меня к вам предложение, – проговорил Билл.

Лав вся подобралась, словно перед броском.

– Какое?

– Не хотите приехать ко мне летом поработать? Ищу человека на полную ставку за стойку администратора. Отель вам понравится, клянусь.

Лав был знаком этот тон, она слышала его постоянно. Он пытается назначить ей свидание вслепую. Может, не такая уж и плохая идея. Уехать на лето из Аспена и вернуться осенью уже будущей матерью.

Она допила сок, облизнула зубы, чтобы очистить их от малиновых косточек, и ответила:

– Вообще-то у меня уже есть работа. Но я подумаю.

Каждый раз, когда они встречались в тренажерном зале, Билл предлагал ей работу.

– Ну что вы пропустите за эти полгода? – вопрошал он. – Вам трудно с кем-то расстаться?

Лав покоробила такая постановка вопроса. Он ведь наверняка успел догадаться, что у нее здесь никого нет. Очень многие в ее положении, спортивные одинокие дамы Аспена, заводят для компании собак. А у нее – аллергия на шерсть.

– Нет, – ответила она.

– Послушайте, – не отступал Билл. – Очень скоро я отойду от дел, и от моего желания или нежелания тут ничего не зависит. Но я хотел бы хорошо провести это лето. Буду рад, если вы согласитесь у нас поработать.

Его синюшные ладони дрожали, и кожа была серовата на вид, несмотря на обилие упражнений. При этом он жадно ловил ее взгляд, словно верил, что она действительно может стать отличным администратором. И вот в начале апреля, когда до закрытия горных склонов оставалось всего ничего, Лав согласилась. Ну что ж, значит, лето на пляже. Лето на Нантакете.

Взвыла сирена парома. Она на месте.

Лав О’Доннел, женщина организованная, обзавелась тремя картами и от корки до корки прочитала книгу «Винтажный Нантакет». Она сошла на берег и подхватила свой нехитрый багаж: дорожную сумку и верный горный велосипед «Кэннондейл». Океанский воздух по обыкновению пах солью и рыбой. Главное, чего она не ожидала – так это божественного, бесподобного изобилия кислорода. Как здесь здорово!

За рулем такси сидела худая длинная девушка с крашеными черными волосами и кольцом в носу, а в каждом ухе было штук по восемь сережек.

– Куда едем?

– Хупер-Фарм-роуд. Но сначала я хотела бы посмотреть окрестности, если вы не против. Как вас зовут?

– Трейси. И я не экскурсовод.

– Вы здесь живете, на острове? – спросила Лав.

Девушка обернулась, бросила взгляд на выстроившуюся позади очередь такси. Закинула велосипед Лав в багажник своего универсала, прыгнула за руль и, дождавшись, когда пассажирка заберется в салон, отъехала от тротуара.

– Я здесь только на лето, – ответила она.

– Вы первый раз здесь? – поинтересовалась Лав.

Трейси кивнула. Они не спеша ехали по мощенной булыжником Мейн-стрит.

– Я тоже, – призналась Лав. Ее голос дрожал и срывался в такт подпрыгивающей на колдобинах машине. – А вы знаете, что этот булыжник завезли сюда первые поселенцы? Они использовали его как балласт на кораблях.

Трейси не ответила. Лав смотрела в окно и читала названия магазинов и ресторанов. Винный магазин Мюррея, кафе «Эспрессо», аптека Конгдона, книжная лавка Митчелла. Вскоре они доехали до кирпичного здания с величественными белыми колоннами. Национальный тихоокеанский банк.

Лав постучала пальцами по стеклу.

– Он называется Тихоокеанским, потому что китобойные суда плыли отсюда до Тихого океана, чтобы охотиться на китов. До самого мыса Горна. Бывало, их возвращения ждали по пять лет. Зато они привозили деньги. Так что Тихий оказался кормильцем.

– Да вы прям ходячая энциклопедия, – буркнула Трейси.

Лав словно не заметила сарказма. Не хотелось портить первое впечатление от острова. Она принялась изучать карту.

– Давайте доедем до самого верха Мейн-стрит.

Они проползли мимо Ходвен-Хауса, который Лав планировала посетить в ближайшие дни.

– Там, на самом верху белого дворца, есть танцевальный зал. Его специально построили с откидной крышей, чтобы можно было танцевать под звездами.

– Правда? – удивилась Трейси. Замедлила ход. – То есть у него крыша снимается?

– Какая романтичная задумка – танцевать под звездами, – проронила Лав. Откинувшись в кресле, она продолжила: – Трейси, я должна вам кое в чем признаться. Я приехала на остров, чтобы завести ребенка.

– Ого, дамочка, придержите коней. Это уже перебор, – сказала Трейси. – Если хотите болтать про историю, пожалуйста, я на ком-нибудь потом потренируюсь, но умоляю, не надо делиться личными проблемами. Мне за это не платят.