— Да. Для первого раза хватит, — сказал Сергей.

На некоторое время все замолкли, потом Сергей обратился к Хасану:

— «Первый», установи рули так, чтобы уравнять давление в точках опор, чтобы сигнальные лампы не мигали, а двигатель выведи на 87 процентов.

— Есть!.. Готово.

— Тогда… что ж… Хасанчик, — в горле Сергея запершило от волнения, — открывай замок и ступай себе с богом!

— Есть!.. Открываю!

Тамарин вёл машину строго по прямой, и Стремнин мог, глядя в зеркало, видеть момент отцепки Хасана. Малый самолёт чуть вздрогнул при открытии замка и стал медленно проседать, отставая, а когда между самолётами было уже не менее ста метров, Хасан вдруг повалился вправо на крыло и выскочил из поля зрения. Сергей спросил беспокойно:

— Что там у него?!

— Да у меня порядок! — громыхнул с хрипотцой Хасан. — Я от тебя справа!

Сергей и Жос одновременно повернули головы вправо и увидели совсем рядом пристроившегося Хасана. Довольный своей проделкой, он беззвучно смеялся.

— Браво, Хасан! — сказал Жос.

— Спасибо, брат, за ювелирную работу! — взволнованно добавил Сергей.

— Ну молодец так молодец! — не выдержал, тихонько вклинился голос Серафима Отарова.

— Будет вам! — буркнул Хасан. — Это тебе, Серёжка, браво!

Разбор полёта провели у начальника института доктора Стужева. Выслушав всех, Валентин Сергеевич поздравил участников эксперимента с большим успехом, не забыв сказать тёплые слова присутствовавшим здесь же мастерам-монтажникам — Федору Арапченкову, Николаю Уключину и Ивану Сидоркину; Стремнин позаботился, чтобы и они присутствовали на разборе полёта, и Сергей видел, как глубоко тронули слова Стужева рабочих, какой гордостью зажглись их глаза от сознания того, что и их труд не потерялся на фоне яркого лётного успеха.

Перед тем как закрыть совещание, Стужев объявил, что завтра прилетает Борис Иванович Крымов. Он уже осведомлён об успешно выполненной подцепке и хочет просмотреть на киноэкране, как всё это было в полёте.

— Так что, Сергей Афанасьевич и Юрий Антонович, позаботьтесь, чтобы плёнка была проявлена без задержки и смонтирована. Борис Иванович обещал быть в два часа дня.

— До этого, Валентин Сергеевич, мы ещё раз успеем слетать!

Стоя за столом, Стужев вглядывался в Сергея.

— А кто на чём пойдёт, договорились?..

— Я — на малом самолёте — буду выполнять подцепку. Хасан и Отаров пойдут на носителе, а Тамарин на киносъёмщике… В последующих полётах на подцепку пойдут Серафим и Жос.

Стужев неторопливо посмотрел на каждого из лётчиков, но спросил Майкова:

— У вас, Юрий Антонович, на этот счёт нет никаких добавлений!

Майков встал:

— Нет. К выполнению подцепки все названные товарищи готовы, задание досконально проработано, а действовать будем в названном порядке.

— Тогда в час добрый!.. Ни пуха, как говорится, ни пера! — Стужев рассмеялся.

— К чёрту, к чёрту! — забубнили все со смехом и стали расходиться.

В коридоре Стремнина задержал член парткома Правдин. Родион Савельич отвёл Сергея к окну и сказал тихонько:

— Сергей Афанасьевич, поздравляю вас с первым успехом!.. Как ваш болельщик — помните разговор в лесу? — хочу высказать своё восхищение вашей организацией труда!..

— Спасибо на добром слове, Родион Савельич! — потупился Сергей.

— Вы знаете, — продолжал Правдин, — нормировщики подсчитали, что на монтажные работы по вашей теме нужно не менее полугода, а вы оборудовали самолёты за полтора месяца… Нормировщиков это совершенно сбило с толку, и есть мнение поговорить на парткоме о секретах работы людей вашей бригады…

Сергеи улыбнулся:

— Поговорить, конечно, можно… Но у нас нет никаких секретов. Впрочем, я ведь тогда делился с вами своими мыслями… А теперь прямо скажу: просто удалось увлечь товарищей этой идеей настолько, что они восприняли её своим кровным делом. Вот, собственно, и все!

Правдин некоторое время смотрел на Стремнина с изумлением, потом сказал:

— А все же, Сергей Афанасьевич, надо поговорить обо всём этом основательно на парткоме!.. Ваш опыт работы с людьми заслуживает самого пристального внимания.

— Я готов рассказать все, как понимаю. Но, мне кажется, ещё интересней будет послушать, что скажут сами рабочие — Арапченков, Сидоркин и Уключин… Ведь идеи, в конечном счёте, воплощают в жизнь их умелые руки!

— Да, да, конечно! — закивал Правдин. — И в одном случае они могут воплотить в металл идею за полтора месяца, а в другом — будут канителиться с нею полгода!.. Этого-то и не могут понять нормировщики… И не только они, об этом мы и поговорим на парткоме.

В первое утро своего пребывания в командировке на южной точке ответственный работник министерства Александр Владимирович Рюриков проснулся в превосходном настроении. И когда позвонил Сергей Стремнин, он сразу же решил принять его у себя в гостиничном коттедже. Через двадцать минут Сергей уже стучал в дверь.

— Входи, входи, Сергей Афанасьевич, не стесняйся!

— Доброе утро, Александр Владимирович.

— Доброе, доброе… Это тебе не Москва, понимаешь, — шум, гам, бесконечные авралы, ночные вызозы; словом, калейдоскоп совещаний, поиск ответственных решений. Не очень-то и выспишься!.. А здесь у вас чудо! Воздух, тишина! Ты что же стоишь, Сергей Афанасьевич? Садись, садись… Я сейчас кофе сварганю, в один момент. Только вот, позволь, приведу себя в порядок. А ты располагайся.

Зажужжала электробритва, Рюриков запел: «И подушка её горяча, и горяч утомительный сон, и, чернеясь, бегут на плеча косы лентой с обеих сторон…» Водя электробритву круговыми движениями, он явно любовался собой, то и дело поглаживая холёные щеки. Стремнин не решался заговорить, чувствуя, что Рюриков в несколько отвлечённом состоянии, но тот вдруг спросил:

— Так что у тебя, говоришь?

— Видите ли, Александр Владимирович, я пришёл замолвить словечко за своего коллегу — изобретателя, способного, одержимого человека… Хочу просить для него вашей помощи.

Рюриков заметно помрачнел. Даже электробритва замедлила благодатный массаж.