Поликсен Гермиона Поликсен Гермиона О, правда? Отказ ваш слабо выражен; но если б Сдвигали ваши клятвы звезды в небе, Сказала б я: «Не уезжайте!» Правда! Вам не уехать. «Правда» королевы Не ниже «правды» короля. Ну что же? Иль мне считать вас пленником, не гостем? Тогда дадите выкуп, уезжая, Без благодарностей. Так что ж – мой пленник Или мой гость? По воле грозной «правды» Одним из двух вам надо быть. Поликсен Так гостем! Ведь «пленник» значит – оскорбитель ваш; Мне ж оскорбить труднее вас, чем вам Меня карать. Гермиона Тогда и я – хозяйка, А не тюремщица. Ну, расскажите, Как в детстве вы проказили с Леонтом. Вы были шалунами? Поликсен Были мы Детьми; и думали, назад не глядя, Что завтра будет то же, что вчера, Что наше детство вечно. Гермиона Супруг мой, верно, худший был шалун? Поликсен Мы были точно близнецы-ягнята, Что блеют и на солнце вместе скачут: Невинность мы давали за невинность, Не знали зла, не понимали даже, Что есть оно; живи мы дольше так, – Ах, если б кровь в нас не была сильней, Чем слабый дух! – могли б мы смело небу Сказать: «Не грешны!» – исключая разве Грех первородный. Гермиона Думаю, с тех пор Вы наверстали это? Поликсен Королева! Пришли к нам искушенья. Ведь в те дни Моя жена была еще ребенком, И вашей прелести еще не видел Мой юный друг. Гермиона На помощь, милость неба! Без выводов, чтоб не сказали вы, Что демоны мы с вашей королевой. Но мы простим ваш грех и свой загладим, Коль вы впервые согрешили с нами И дальше не грешили вы ни с кем, Как только с нами. Леонт Гермиона Леонт Мне он отказал. Ты лучше никогда не говорила, Друг Гермиона. Гермиона Леонт Гермиона Как, дважды? Но когда ж был первый раз? Прошу, скажи: кормите нас хвалами, Как птиц ручных. Поступок добрый гибнет без оценки И сотни несвершенных убивает. Хвала – нам плата: ты на сотни миль Меня подгонишь нежным поцелуем, А шпорами – на шаг один. Но к делу: Вот это – мой второй поступок добрый; Но первый? У него был старший брат, – Иль я ошиблась? Будь благим он назван! Так раз еще я кстати говорила? Когда, скажи? Я жажду знать! Леонт То было. Когда три горьких месяца минули И наконец заставил я тебя Мне руку белоснежную отдать В залог любви; тогда сказала ты: «Твоя навек». Гермиона Да, то был миг благой. Два раза хорошо я говорила: Раз – чтоб навек супруга приобресть, Другой – чтоб друга приобресть на время. Протягивает руку Поликсену. Леонт (в сторону) О, слишком пылко! Такая сила дружбы пышет страстью. Вот tremor согdis [2]; так и скачет сердце – Но не от радости, нет! Разговор их На вид невинен: их непринужденность, Сердечность дружбы – искренность являет И им к лицу… Все это может быть… Но руки пожимать, сплетая пальцы, Как делают они, и улыбаться, Как в зеркале, друг другу, и вздыхать, Как умирающая лань, – мне это Не по душе… я не пойму… Мамиллий! Ты сын мой? Мамиллий Леонт По чести? Ты петушок мой! Э, ты нос запачкал! Мой нос – все говорят. Ну, капитан, Быть надо чистым, капитан, опрятным. И скот ведь держат в чистоте, и даже Рогатый скот… (Наблюдает за Поликсеном и Гермионой.) Как? Всё еще играют Рука с рукой? – Ну, резвый мой теленок! Ты мой теленок? Мамиллий Леонт Нет, не хватает рожек, чтоб ты схожим Со мною был. А говорят, мы схожи, Как два яйца. Так женщины толкуют; Болтают зря… Но будь они фальшивей Дешевой черной краски, ветра, волн, Игральной кости, годной для того, Кто путает мое с твоим, – и всё же Мой сын со мною схож. Взгляни, мой мальчик, Глазами голубыми. Ты, плутишка, Кусочек мой! Иль твоя мать… Возможно ль? Страсть! Можешь сердце ты убить насильно И сделать невозможное возможным: Жить, в сновиденье (как возможно это?), Из вымысла действительность творить, С «ничем» в одно сливаться. Мудрено ли, Что можешь слиться с «чем-то»? И слилась! Вплоть до измены! Это вижу я – И ясно до того, что мозг отравлен И ум ожесточен. |
