— Действительно? Что ж, это можно описать и такими словами.
Сумрачное выражение его глаз сменилось таким отчаянием, что Трейси, инстинктивно шагнув к нему, коснулась руки Джеймса жестом симпатии и понимания.
На мгновение ощутив, как напряглось его тело под этим прикосновением, Трейси покраснела от смущения и попыталась убрать руку. Джеймс придержал ее своей ладонью, как бы пытаясь продлить этот физический контакт.
— Я снова и снова мысленно возвращаюсь ко всей этой истории… Вижу, как вхожу в дом и нахожу там вашу дочь, играющую с Рупертом… — Он потряс головой. — Да простит меня Бог, но в этот момент мне показалось, что вы уже… Тут появилась Кларисса и принялась причитать, что заставит вас пожалеть… заставит отказаться от Николаса. Даже тогда до меня еще не все дошло. Однако, когда она сказала, что я должен помочь ей спрятать Люси так, что бы ее никто не смог найти, я испугался за ее рассудок… Вина во всем лежит на мне. Я должен был понять раньше, что сестра больна. У Клариссы всегда было неладно с нервами. После гибели наших родителей у нее произошел нервный срыв…
Видя, как ему тяжело, Трейси попыталась остановить его своеобразную исповедь, но Джеймс устало покачал головой и продолжил:
— С тех пор прошло пятнадцать лет, и я никогда не думал… Да нет, наверное, просто не хотел думать… К счастью, в тот момент, когда я пытался объяснить ей, что должен отвезти Люси домой, приехал Николас. Тут он признался, что специально представил все так, будто у вас с ним любовная связь. Не думаю, что это был правильный ход с его стороны, но ему не с кем было посоветоваться. Николас действовал на свой страх риск. Хотя поведение Клариссы все больше и больше выходило за рамки нормы, я приписывал это неудовлетворенности семейной жизнью. И справедливому чувству обиды, если хотите. Именно поэтом я и поддерживал Клариссу. Сегодня стало ясно, что дальше так продолжаться не может. Еще до того как я увез Люси, мы вызвали врача. Он порекомендовал одну частную клинику, которая специализируется на подобных случаях. Есть все основания считать, что при тщательном лечении и хорошем уходе психическое состояние Клариссы стабилизируется.
— Для вас, наверное, это стало страшным потрясением, — пробормотала Трейси, не зная, что еще сказать.
Было очевидно, что случившееся подействовало на Джеймса очень сильно, иначе — Трейси была в этом совершенно уверена — он никогда бы не стал высказываться перед ней с такой откровенностью. Как ни странно, но создавалось впечатление, что сегодняшний инцидент, сопутствующие ему муки и боль, каким-то образом объединила их, проложила мостик через разделяющую их бездну.
— Да, это так, но стоит мне подумать, через что прошли вы…
— Странно, но мне и в голову не пришло, что исчезновение Люси могло быть делом рук Клариссы. Хота в сложившихся обстоятельствах…
— Очевидно, это было импульсивное решение. Она проезжала по улице, увидела Люси одну и…
— Это моя вина. Я хотела зайти за ней, но как раз в это время вошла покупательница. Сколько ни слушай о разных ужасных происшествиях с детьми, всегда есть моменты, когда по той или иной причине мы не можем быть с ними. И если случается нечто подобное, начинаешь казнить себя, тем более что остается надеяться только на милосердие Божье…
К горлу Трейси подступили слезы, она закрыла глаза, но тотчас открыла их, почувствовав, как пальцы Джеймса, успокаивающе скользнув по щеке, легли ей на затылок.
— Если бы с Люси что-нибудь случилось, я никогда не простил бы себе этого. А хуже всего то, что именно я поддерживал Клариссу в ее заблуждении насчет вашей мнимой любовной связи, — внезапно охрипшим голосом сказал он.
— Не казните себя. Николас должен был рассказать вам правду. Я очень разозлилась на него за то, что он втравил меня в эту историю. Идея была просто дурацкая.
— Полностью с вами согласен. Прежде чем мы продолжим разговор, я хочу принести вам свои извинения. Вместо того чтобы действовать под влиянием эмоций, мне нужно было прислушаться к голосу разума.
— В этом вас нельзя винить. В конце концов, Кларисса — ваша сестра. Желание защитить ее, ваша эмоциональная реакция на ее беспокойство вполне естественны и…
— Моя реакция была вызвана совсем не эмоциями по поводу Клариссы, — прервал он ее почти грубо.
В недоумении Трейси пристально посмотрела на Джеймса.
— Когда мы впервые встретились, я пришел сюда, чтобы урезонить вас, убедить спокойно, без истерик подумать над тем, что вы творите… Если хотите, попросить вас, пока еще не поздно, положить конец вашим взаимоотношениям с Николасом.
— Короче говоря, чтобы покончить с неугодным вам романом «цивилизованным способом», вы собирались заплатить мне? — сухо поинтересовалась Трейси.
— Нет, поначалу не собирался. У меня этого и в мыслях не было, но стоило мне увидеть вас, как все, что я хотел сказать… вылетело у меня из головы.
— Лично у меня создалось впечатление, что я вам сразу же не понравилась, — возразила Трейси как можно более непринужденным тоном.
Его рука по-прежнему лежала у нее на затылке, уже не успокаивая, а, скорее, тревожа.
— Не понравились? Неужели вам так показалось? Нет, агрессивным меня сделала отнюдь не неприязнь, а страсть… страсть и обыкновенная мужская ревность. Стоило мне взглянуть на вас, и я захотел вас так сильно, что одна мысль о вашей связи с другим мужчиной — тем более моим зятем — чуть не свела меня с ума. К моему стыду, намерение разлучить вас с Николасом было вызвано не столько стремлением сохранить семью Клариссы, сколько желанием видеть вас свободной…
Он помолчал, устало качая головой.
— Я не должен обременять вас этими объяснениями. Особенно сейчас. Но мужчины моего возраста, когда влюбляются, становятся утомительно сентиментальными. Видите ли, мы к этому просто не привыкли. Мы считаем, будто знаем о роде человеческом все, что только можно о нем знать, особенно касательно нас самих. Мы слишком опытны и мудры, чтобы быть затянутыми в водоворот эмоций, с которыми, как мы полагаем, расстались еще в ранней юности. Поэтому это и бьет по нам так сильно. И именно из-за этого мы и ведем себя… так глупо.
Джеймс… влюблен в нее? Не может быть…
Но прежде чем Трейси успела сказать ему это, он тихо продолжил:
— Вы не должны после всего случившегося позволять мне оставаться с вами наедине. Прогоните меня прочь, пока я еще могу держать себя в руках и не сделал чего-нибудь такого, о чем мы впоследствии оба пожалеем.
Может быть, Джеймс был прав, но сейчас Трейси была не в состоянии мыслить рационально, анализировать, вести себя логично. Ее мозг никак не мог до конца воспринять то, что сказал Джеймс. Она только подсознательно отметила, что расстояние между ними сократилось, почувствовала исходящий от него жар, вызвавший ответную реакцию ее тела.
— Прикажите, чтобы я ушел, Трейси, — не совсем уверено произнес он. — Иначе…
Приказать, чтобы он уходил? Но ей совсем не хотелось этого. Более того, она должна быть с ним, внезапно поняла Трейси и, повинуясь внезапному импульсу, сократила дистанцию между ними и подняла лицо для поцелуя.
Это был ее первый настоящий поцелуй, догадалась она несколькими мгновениями позже, слыша, как отдается в ушах биение сердца. Трагические события дня как будто заставили ее освободиться от всех условностей, забыть о привычной осторожности. Внутренний голос соблазнял взять то, что ей предлагают. Снять с плеч Джеймса груз вины и боли. Принять единственную непреложную истину, имеющую сейчас значение, — рядом с ней мужчина, которого она хочет, которого могла бы даже полюбить.
И хотя общество, вероятно, осудило бы поспешность, с которой они бросились друг другу в объятия, для нее это ровным счетом ничего не значило. Важно было одно — жизнь внезапно предоставила Трейси шанс пережить нечто чудесное, на что она уже не надеялась после долгих лет одиночества. Перед ней открылась возможность почувствовать себя желанной женщиной. И если она не воспользуется неожиданным подарком судьбы, то, возможно, будет жалеть об этом всю оставшуюся жизнь.
