- Вопросы здесь задаю я! - страшным голосом гаркнул Востриков. - А ты на них отвечаешь, если хочешь еще немножко пожить. Понял?

   - Куда вы меня везете? - снова спросил непонятливый директор.

   Каскадер снова подмигнул, и Баранов, не дожидаясь дополнительных указаний, повторил операцию со стволом.

   - Повторяю еще раз, и если снова не дойдет, ломаю тебе руку. Запомни, гнида, что вопросы здесь задаю я. Понял?

   - Понял, - обреченно ответил похищенный.

   - А ты сообразительный паренек, - нехорошо улыбнулся Востриков. - Сейчас мы подъедем в одно тихое местечко, и там поговорим. А ты должен сидеть тихо и не рыпаться. Понял?

   - П-понял.

   Борис отжал сцепление, и они тронулись в путь. В полном молчании минут двадцать елозили в пробках в центре города, затем удачно проскочили Пресню и, миновав Шелепихинский мост, оказались в Филях. Там заехали в какую-то промзону, где располагался гаражный кооператив, в котором у Бориса, как оказалось, был пай. Заехав внутрь гаража, каскадер приказал скорченному директору не шевелиться. Когда были закрыты двери, зажжен свет и снова надеты маски, пленнику разрешили выйти из машины.

   Сейчас, после сорокапятиминутной поездки с мешком на голове в машине не известно откуда взявшихся похитителей, Николай Кузьмич совсем не походил на того вальяжного администратора, который накануне пытался угостить Виктора дорогим коньяком. Едва не падая от животного ужаса в обморок, он затравленно озирался и ежился, как будто стремясь занять как можно меньший объем.

   - Ну, любезный, - начал беседу Борис, - догадываешься, почему ты здесь?

   - Нет. Вам нужен выкуп?

   - Не в том смысле, который ты вкладываешь в это слово. Но об этом позже. Сейчас меня интересует, как ты организовал убийство Перминовой. Ведь это ты ее заказал?

   - Я? Нет! Что Вы, Аллочка..., - бессвязно залопотал директор, однако его лицо исказила - еще секунду назад Виктор не поверил бы, что такое возможно - гримаса еще большего ужаса. - Я же любил ее...

   - В таком случае ты еще большая гнида, чем я думал, - жестко прервал эти попытки оправдаться Востриков. - Отвечай, как ты организовал убийство артистки?

   Однако Николай Кузьмич молчал и только безостановочно тряс головой в отрицающем жесте. Борис лениво подошел к нему и нанес короткий удар под дых. Директор театра широко открыл рот и, ловя воздух, сломался пополам, подставляя шею под новый удар. Когда он упал, Баранов с протестующим жестом сделал шаг вперед, но Борис вытянул руку ладонью вперед:

   - Спокойно, я не собираюсь пока заниматься членовредительством. Это так, побои в гомеопатической дозе. Если не будет запираться, останется цел.

   Директор меж тем заворочался на полу, сел и очумело затряс головой. Подмигнув Виктору, Борис закончил:

   - ... А вот если будет запираться, я передам его тебе. Ты же мастер ломать пальчики в тисках!

   - А еще можно, - мечтательно проговорил голосом Бармалея Баранов, - в тиски не только пальчики зажимать...

   Николай Кузьмич тихо ойкнул и потерял сознание.

   - Ловко ты это про тисочки ввернул, - одобрительно сказал Востриков, ослабляя узел директорова галстука и расстегивая верхнюю пуговицу сорочки. - Сейчас он оклемается и как миленький начнет признаваться. Достав из кармана диктофон, Борис положил его на капот "Ауди", поближе к окончательно пришедшему в себя, но продолжавшему сидеть на полу Николаю Кузьмичу.

   - Ну-с, милейший Николай Кузьмич, поговорим? - постукивая кулаком о ладонь, многозначительно спросил Востриков. - Или сразу передать Вас моему приятелю, большому любителю, гм, слесарных инструментов?

   - Пого-ворим, - в два приема выдохнул директор: похоже, рука у каскадера была тяжелой.

   - Третий раз спрашиваю: Вы заказали убийство актрисы Аллы Перминовой?

   - Я, - еле слышно ответил ревнитель творческой атмосферы в коллективе театра.

   - Кому?

   - Меня убьют, если я отвечу на этот вопрос.

   - Не переживай. То существо среднего рода, каким ты станешь через пятнадцать самых страшных минут в твоей жизни, никто уже убивать не захочет. Ну!

   - Два приятеля Генки Наумова, Аллочкиного сожителя.

   Жадно ловившему эти признания Баранову показалось, хотя маска и скрывала его лицо, что Востриков обескуражен. Услышав последние слова, Борис вздрогнул и несколько минут молчал.

   - А не врешь, - нарушил он, наконец, затянувшуюся паузу. - Я проверю. Их имена!

   - Мунир Насруллаев и Вадим, фамилию не помню. Меня когда-то познакомил с ними Наумов.

   - Он знал о заказе?

   - Не уверен, возможно, догадывался, но молчал: Наумов начал тяготиться своим гражданским браком (был очень ревнив, а у Аллочки была масса поклонников), к тому же у него появился интерес к другой актрисе из нашего же театра...

   - Можно подумать, что у нее было меньше поклонников, - буркнул Борис. - Зачем иебе была нужна смерть Перминовой?

   Директор молчал, с опаской поглядывая на своих похитителей.

   - Давай, давай, колись, - подбодрил его Востриков, все равно уж теперь, чего там!

   - Она каким-то образом узнала, что я... В общем, наш драматический театр, как почти любое бюджетное учреждение-домовладелец, да еще расположенное в центре города, сдает часть площадей субарендаторам. Будучи директором, я занимаюсь всей хозяйственной деятельностью театра, в том числе и отношениями с арендаторами. Как Вы понимаете, часть платы вносилась "черным налом". Вот Алла и пронюхала, что часть денег я оставляю себе. В тот день она поговорила со мной, и дала трое суток на то, чтобы без шума внести деньги и уволиться по собственному желанию.

   - За это ты ее и убил?

   - Да. Деньги те я давно потратил, а уволиться - означало для меня полный и необратимый крах.

   - А говоришь, что любил ее, - не выдержал решивший молчать Виктор.

   - И поэтому тоже убил! - неожиданно выкрикнул Николай Кузьмич. - Она не захотела ответить взаимностью, и смеялась над моей любовью! Почему Генке Наумову было можно, а мне нет? Чем я хуже его?

   - Ладно, - устало сказал Востриков, - сейчас напишешь чистосердечное признание, и поедем в ментовку.

   С этими словами он сунул Николаю Кузьмичу заранее приготовленные бумагу и карандаш и стащил с лица теперь уже бесполезную маску. То же самое пришлось сделать и Виктору. Некоторое время в гараже слышались только тяжелые вздохи чистосердечно признававшегося да шелест бумаги. Задумавшись над каким-то оборотом, директор поднял глаза и встретился взглядом с Барановым.

   - Товарищ майор? - изумился Николай Кузьмич. - Ох, не зря Вы мне еще тогда, в театре не понравились...

   - Ты - майор? - вслед за ним тем же тоном повторил Востриков. - Ну, блин, менты, вы даете! Как же я тебя раньше-то не расчухал?

   ...С помощью Вострикова, подвезшего их с теперь уже бывшим директором театра на Петровку, Баранов успел на вечернее совещание у полковника Козлова.

ЧЕТВЕРГ, 18-30 -19-10. БЫКОВ

   Во время очередной перевязки он на правах постоянного клиента медпункта воспользовался мобильным телефоном Зинаиды, чтобы позвонить своим. Говорить приходилось птичьим языком, и оставалось только надеяться, что Лида поняла его правильно, и коллеги подготовят какую-нибудь оперативную комбинацию для того, чтобы освободить его от надзора Пера. Теперь оставалось только ждать. Увидев наконец, что уже половина восьмого, Алексей обратился к Виталику, который, кстати, показал себя действительно большим знатоком автомобилей, хотя ни разу за день не взял в руки инструмента:

   - Зараз треба мне зашабашить. Пийду до директора, до вокзалу пора!

   - Сходи, хлопец. А я-то думал, мы с тобой хинкали покушаем под пивко с водочкой... Но родне подсобить, деньжат послать - дело хорошее.

   - Ага, горилка не убежить. У субботу я угощаю, - пообещал капитан.

   Ему еще предстояло договориться с Хандыбиным, который мог упереться и не захотеть отпускать "Горячева" на свидание с земляками и девушкой. В течение дня директор уже пошучивал на эту тему: во время знакомства с ним Быков на свою беду зачем-то придумал себе жену Любу, и теперь Кирилл Олегович получил возможность говорить, что не допустит аморалки и не отпустит его на свидание с какой-то Лидой... Но вопреки ожиданиям, долго уговаривать директора не пришлось, и разрешение было получено.