В баре Роджер, стараясь не нарушать чистоту эксперимента, заказал себе слабенький коктейль и честно уставился на сцену, на которой, изгибаясь, раздевались три девушки. Посмотрев минуты три, он прислушался к своим ощущениям. Все было в порядке, на девушек он реагировал, как положено. Не то чтобы у него пар из ушей шел, но вполне адекватно. Это его обрадовало. Однако он тут же выяснил другое обстоятельство. Достаточно ему было вспомнить Гора, блеск его черных глаз у своего лица, пар тут же начинал идти. Из ушей. И ударник ощутил, что физиономия у него пошла красными пятнами.

Девушкам он нравился. Одна даже, подойдя к краю сцены (а Тейлор сидел за стойкой прямо перед подиумом), потрогала голой ножкой его плечо. Роджер улыбнулся ей ласково, она просияла в ответ и отошла. Ударник продолжал смотреть, сравнивая свои ощущения. И тут услышал над плечом знакомый гортанный голос:

— Черненькая хороша, правда?

Он машинально взглянул. Черненькая была действительно хороша. У нее была тонкая талия, красивая грудь и длинные гладкие ноги. Вьющаяся копна черных волос спадала в ложбинку вдоль позвоночника, девушка смотрела прямо перед собой темными серьезными глазами, от чего эротическое впечатление только усиливалось. Тейлор вдруг осознал, что происходит, и повернулся. Рядом сидел Гортхауэр. Он был в клетчатой рубашке, потертых джинсах, кожаной жилетке и платке, повязанном на шею а-ля дикий Запад. Да и табурет на высокой ноге он сжимал коленями, как норовистого коня. Вид у него был, как у стильного бездельника, пришедшего развлечься.

— Ты как сюда попал? — спросил Тейлор с интересом.

— Пришел, — пожал плечами гангстер.

— Понимаю, что пришел, — терпеливо ответил ударник, — а как ты узнал, что я здесь?

— Так, — еще одно пожатие плечами.

— Следил? — полюбопытствовал Тейлор.

— Ну, — реплики Гора становились все короче. В его обычной манере.

— Ясно, — почему-то это нисколько не задело ударника, обычно яростно отстаивавшего свою личную свободу. — Да, черненькая ничего. Пить что-нибудь будешь? — спросил Тейлор, подзывая бармена.

— Бурбон, — коротко произнес Гор, глядя на бармена тускло и невыразительно. Тот моментально просек, что перед ним большая шишка, и напиток появился в мгновение ока. Тейлора это фокус восхитил. Гор отхлебнул из стакана, почему-то скривился и посмотрел на ударника.

— Послушай, Роди, — проговорил он медленно. — Я хочу тебе кое-что сказать. Выслушаешь?

— Ну да. Что?

— Мне хотелось, чтобы… — Гор замялся. — В общем, то, что было сегодня ночью, тебя ни к чему не обязывает.

— В смысле? — насторожился ударник.

— В прямом. Я люблю тебя. Очень сильно. Но я не хочу, чтобы ты считал меня чем-то вроде камня у себя на шее. Я ужасно благодарен тебе за то, что ты был со мной. Но я понимаю, тебе нравятся девушки, и у меня почти нет шансов. Ведь так?

Тейлор вздохнул тяжело, как человек, смертельно уставший от чьего-то занудства.

— Гор, почему ты такой дурак? — спросил он. — Просто клиника какая-то.

Гортхауэр посмотрел на него, и Тейлор увидел в его глазах надежду. Он понял, что итальянцу просто хочется его любви. Хочется любить и быть любимым.

— Ну что ты несешь? — продолжил он, как мог нежно. — Почему никаких шансов? Я, видно, всех так запугал своей гетеросексуальностью, что теперь никогда не отмоюсь. Ты из-за того, что я сюда пришел, да?

Гор кивнул.

— Господи, подумаешь. Я просто так пришел. Я все время думал о тебе. Правда, Гор. Неужели ты думаешь, что все эти красотки мне заменят тебя? Ты же меня любишь. Знаешь, как хорошо быть с человеком, который тебя так любит? Я тоже тебя люблю. — Тейлор старался говорить убедительно, потому что не мог выразить того, что творилось в его душе. При взгляде на лицо Гора, на его глаза, полные любви и надежды, у него сердце переворачивалось. Он не знал еще, действительно ли любит, но уже ощущал, что принадлежит Гортхауэру. Роджер понимал, что перед ним очень сильный и гордый человек. И то, как гангстер обнажал перед ним свое сердце, эта смелая прямота, с которой Гор признавался ему в своей любви, то, как он показывал свою полную зависимость от такого мальчишки, каким вполне искренне считал себя Тейлор, заставляло ударника влюбляться все сильней.

— Пойдем, — сказал он. — Поедем ко мне, и я сделаю все, что ты захочешь. Пошли.

— Пошли, — слабо откликнулся Гор. У него в ушах все еще звучал голос Тейлора, говорящего нежно: «Я люблю тебя».

«Спасибо тебе, Мадонна, — беззвучно проговорил гангстер. — Я — твой слуга до смерти. Я все выполню, Святая Дева, все, что обещал».

Когда они приехали в маленькую квартирку Тейлора, ударник скинул с плеча сумку и обернулся к Гортхауэру. Гангстер в полутьме прихожей разглядел на его лице нежную и насмешливую легкую улыбку, серо-голубые глаза пристально смотрели на итальянца, и от выражения лица Роджера сердце Гора забилось, как сумасшедшее. Тейлор смотрел на него так, как будто в первый раз видел Гортхауэра по-настоящему, он поднял руку и коснулся его щеки.

— Я пойду в душ, — сказал он. — Там на кухне есть бутылка вина. Открой ее, ладно?

— Хорошо, — ответил гангстер охрипшим голосом.

Он открыл вино, принес в спальню бокалы, расстелил постель, нашел в холодильнике персики и гроздь винограда, помыл, уложил на тарелку и тоже принес в спальню. Сел на постель, зажав мокрые от волнения ладони между колен. Роджер обещал ему все, что он захочет. Гортхауэр не мог поверить своему счастью, ему все казалось, что Роджер в последнюю минуту выставит его за дверь. Он оглядел обстановку комнаты, вполне соответствующую положению небогатого музыканта и подумал: «Я куплю ему все, что он попросит. Если он позволит, конечно». Тут вошел Тейлор, закутанный с головы до пят в громадный махровый халат.

— Я все, — сообщил он. — Можешь идти.

Гортхауэр помылся быстро, причем от мыслей о предстоящей ночи он был уже возбужден настолько, что колени у него подгибались, и этого возбуждения не могло скрыть никакое полотенце, которое он обернул вокруг бедер. Ему было даже стыдно того, как он хотел мальчишку. Когда он вошел в комнату, то остановился на мгновение, как будто его толкнули в грудь. Свет был погашен, всюду горели свечи, вино было разлито в бокалы и сверкало в хрустальных гранях, как густая кровь. Но отнюдь не эта романтика так впечатлила итальянца. Роджер лежал на постели, с которой было скинуто одеяло, совершенно обнаженным, он лежал на животе, светлые волосы рассыпались по спине, подбородок он положил на руки и, близоруко прищурившись, глядел на пламя свечи. Плавная линия его спины, округлых ягодиц и длинных ног могла свести с ума кого угодно. Сердце Гортхауэра билось в горле, мешая ему дышать. Предыдущие два раза он с отчаянием утопающего, хватающегося за все, что подвернется, пытался утолить свою сумасшедшую страсть, он ужасно боялся позволить себе что-нибудь, что будет неприятно его прекрасному возлюбленному, и постоянно думал о том, что Роджер не захочет продолжать эти отношения. Но сегодня ударник сказал, что любит его.

Гортхауэр подошел к постели. Роджер поднял на него глаза и улыбнулся. Потом одним легким и слитным движением сел на простынях по-турецки. Протянул руку и снял полотенце, обмотанное вокруг бедер гангстера. Тот вздрогнул всем телом, увидев, какими глазами смотрит на него Роджер и как румянец возбуждения выступает на его щеках.

— Ого, — хрипло проговорил Тейлор, — мало же тебе надо.

— С тобой — хватит одного взгляда, — ответил Гортхауэр, глядя ему в глаза.

— Мне это нравится. Иди сюда.

— Какой ты красивый, — Гортхауэр лег рядом с Роджером и запустил руки в его волосы. — Ты похож на ангела.

Тейлор, не отрывая взгляда от его счастливого лица, обнял итальянца за шею.

— Ты можешь делать все, что хочешь, Гор, — сказал он тихо. — Приказывай, я твой.

«Я сейчас умру, — подумал Гортхауэр сквозь дымку счастья и вожделения. — Я просто умру и все».