– Доброго утречка! – пожелал он и поставил кувшины на доску так называемого «умывальника».
Повернулся, собираясь уйти, но вынужден был пропустить Жанну с подносом, которая, добравшись до верху, перевела дух и вздохнула с облегчением.
– Доброе утро, мадемуазель! Как спали?
– Лучше, чем предполагала, учитывая обстоятельства. А скажите, мне кажется, что кроме вас и меня в этом…
Мари-Анжелин остановилась, не зная, как назвать место, где оказалась.
– Да, только Батист и я. Дом маленький.
– Так, может, вам не стоит ходить туда-сюда по такой лестнице. Вы уже не девочка. Я вполне могу спуститься вниз сама.
– Ни в коем случае. Никто не должен знать, что вы находитесь здесь. В первую очередь ради вашей же безопасности. И потом, так распорядился хозяин. А за предложение вам спасибо. Куда поставить поднос? На кровать или на столик?
Позавтракать в постели? Привычка ходить к шестичасовой мессе избавила Мари-Анжелин от такой роскоши. Когда она в последний раз так завтракала?.. Ну, не важно. В общем, мысль о подобном завтраке Мари-Анжелин понравилась.
– Поставьте поднос сюда, – сказала она, похлопав ладонью по одеялу. – Вечером я слышала, что уехал автомобиль. Есть какие-то новости?
– Пока никаких. Передача драгоценности потребует предосторожностей, так что ждать новостей можно будет… Думаю, не раньше послезавтра. Будем надеяться на хорошие.
– Да, я тоже надеюсь на хорошие новости. Но почему так долго ждать?
– В первую очередь из-за расстояния. Мы живем не близко, зато вы в безопасности. Приятного вам аппетита!
По всей видимости, Жанне не хотелось продолжать разговор, она молниеносно исчезла, оставив Мари-Анжелин наедине с завтраком.
Деревенский завтрак мало чем напоминал завтраки на улице Альфреда де Виньи. Ни хрустящих круассанов, ни воздушных бриошей, ни варенья, хранящего аромат свежих ягод, ни апельсинового сока. Зато кофе и здесь пах кофе, так что все могло быть и гораздо хуже. Молоко было свежее, деревенское, и хлеб тоже душистый, деревенский. То ли его пекли недавно, то ли подержали немного в печке. А о масле и говорить нечего. Просто объеденье!
План-Крепен съела два больших ломтя хлеба с маслом, выпила большую чашку сладкого-пресладкого кофе и отодвинула поднос, поторопившись встать и надеясь, что вода еще не остыла.
Она не зря торопилась, вода была чуть тепленькой. И еще одна беда. Зубную пасту Мари-Анжелин взяла с собой, а вот о мыле не подумала. Здесь ее ждал большой зеленый кубик с едким запахом, который вряд ли мог порадовать кожу. Для ног еще куда ни шло, но для лица это мыло вряд ли годилось. Начнет шелушиться, и дело с концом. Мари-Анжелин решила протереть лицо молоком, оставшимся от завтрака, и просто умыться. В краю целебных источников вода должна быть превосходной. А потом ее любимый смягчающий крем! Уж его-то она не забыла.
Новая проблема возникла, когда Мари-Анжелин приступила к одеванию. Она привыкла надевать каждое утро чистое белье, с собой она взяла всего две смены. Согласится ли Жанна – на вид она была славной женщиной – взять на себя небольшую стирку? Или ей нужно будет стирать самой?
Мари-Анжелин с немалой досадой отметила, что самое романтическое приключение обрастает такими неромантическими мелочами, что хоть плачь!
Но вот она одета, и… Новое разочарование! Делать ей больше нечего, разве что постелить постель. Постелила. И что? Остается только ждать, пока пройдет время. За окном небесная синева – видно, на улице прекрасная погода! И густой еловый лес, ровный, стройный, все елки как на подбор…
И тут вдруг Мари-Анжелин поняла, что с тех пор, как она уехала из Парижа, она ни разу как следует не молилась. Все ее мысли были заняты тем, из-за кого она предприняла свое путешествие, и даже если она произносила про себя слова молитвы, то не могла на них сосредоточиться. А может быть, она не могла молиться из-за своего проступка? Разве могла она когда-нибудь подумать, что способна на воровство? И какое! Прокрасться в комнату брата и, пока он спит, обокрасть его? Неужели она могла так поступить?
В записке, которую она оставила, она попросила у него прощения, но раскаяния не чувствовала. Может быть потому, что верила: обратного пути не будет. Люди, которые держат в своих руках Гуго, не выпустят и ее. Живой, по крайней мере. Она приготовилась умереть вместе с ним.
Мысль о совместной гибели наполняла ее радостью. Как чудесно рука об руку переступить порог вечности! Мечта буквально заворожила ее, и она забыла обо всем остальном. Можно ли думать о рубашках и чулках, когда собираешься на Небеса? В дорожный чемоданчик она совала что под руку попадется и теперь с прискорбием обнаружила, что не взяла с собой ни одной книги – даже молитвенника, но зато… Положила карты! Колоду карт и карту дорог Франции! Удивительное дело! Но ее похитители – по-другому Мари-Анжелин не называла про себя своих хозяев, хотя выглядели они простыми крестьянами – сделали все возможное, чтобы она не могла понять, где находится. Только солнышко и маленький компас, который вместе с перочинным ножом никогда не покидал ее сумочки, могли помочь ей хотя бы понять, где север, а где восток. Но чему это могло помочь?
Однако План-Крепен не собиралась падать духом. Она настроилась, что завтра будет лучше, чем сегодня, и распределила день так, чтобы он проходил с пользой. Утро она начала с молитвы, надеясь заручиться поддержкой Небес, потом устроила небольшую постирушку, потом уборку, а затем села у окна и провела не один час, глядя в него и пытаясь по мельчайшим деталям все же понять, где она находится. И, надо сказать, не слишком скучала.
Точно так же прошел и следующий день. И даже тянулся не слишком долго, но дом, кроме того времени, когда она принимала пищу и водные процедуры, оставался на удивление тихим. В нем не слышалось ни единого звука, только щебетали птички вокруг, да иногда доносился шум автомобильного мотора. Но Мари-Анжелин пока не задавала себе на этот счет никаких вопросов.
И вот наконец наступила минута, которой она так ждала. На подносе с обедом лежало под салфеткой письмо, точь-в-точь такое, какое она получила в Париже. Сердце в ее груди забилось, как колокол, когда она протянула к нему руку.
«Мне не выразить словами моей благодарности. Ваша отвага и дружба, которой я ничем не заслужил, устранили угрозу смерти, но пока еще не вернули мне свободы. К сожалению, и вам пока тоже, хотя мои похитители пообещали мне, что в скором времени мы будем вместе. Мне кажется, что они чего-то или кого-то ждут. Поэтому я умоляю вас набраться терпения, как набираюсь его я, надеясь, что его будет не меньше нетерпения, с каким я жду нашей встречи и с каким, я надеюсь, ждете ее вы. Простите, драгоценный друг, что я злоупотребляю вашей дружбой… Не смея надеяться на большее, надеюсь при нашей встрече убедить вас в своей преданности вам. Гуго. P.S. Постараюсь в самом скором времени сообщить вам свои новости».
Мари-Анжелин трепетала от счастья. Она читала и перечитывала письмо, прижимала его к сердцу и снова перечитывала. Это было письмо любви! Впервые в жизни она получила такое! Ошибиться она не могла. Рыцарь ее мечты ясно давал ей понять, что не только знает о ее тайных чувствах, но и разделяет их. Могла ли она надеяться на большее счастье в своей жизни?
Мари-Анжелин сложила письмо и спрятала его у себя на груди.
– Надеюсь, новости хорошие? – осведомилась Жанна, о которой Мари-Анжелин и думать забыла, а та все это время стояла в комнате и наблюдала за ней.
– Очень хорошие, и в ближайшее время, я надеюсь, они будут еще лучше.
– Надежда в нашей жизни главное, – согласилась крестьянка и направилась к двери, оставив ту, которую правильнее всего было бы называть узницей, читать и перечитывать священное послание, вдыхая запах лукового супа.
Невзирая на все неудобства и особенности своей жизни, целых два дня Мари-Анжелин была совершенно счастлива.
А погода за окном переменилась, вместо лучезарной весны пришла осень. Зарядил мелкий нескончаемый дождь, затянув туманной пеленой и лес, и небо. Стало холодно.
