– Maman?
– Я уверен, что она разделит все справедливее, чем любой известный мне адвокат.
Правда удивительно? Она все сделала, мы уведомили адвокатов о том, как мы договорились, а после получили одобрение суда.
И вот еще что. Наш развод никак не связан с сексом. Что бы там кто ни воображал. Я не собираюсь вдаваться в подробности, скажу только вот что. Если кто-то находит, что у него или у нее не все хорошо получается, он или она будет прилагать больше старания, верно? С другой стороны, если он или она убеждены, что у них в этом деле полный ажур, то кто-то может начать лениться или проникнуться самодовольством. И тому, кто с ними, все равно будет не очень-то хорошо, что так, что этак. Тем более что на самом деле главное – это с кем.
Когда я выехала, Стюарт оставил в моем распоряжении студию. И плату за нее брать отказался. Оливеру это не понравилось. Он сказал, что как бы он на меня не напал. Разумеется, ничего такого не было.
При разделе вещей Стюарт настоял, чтобы я взяла себе бокалы, подарок maman, сколько их осталось. Изначально их было шесть, но теперь всего три. Любопытно, что я совершенно не помню, как они разбились.
МАДАМ УАЙЕТТ: Я сожалею об этом случае со свадебным платьем. Я совсем не хотела расстраивать Джилиан, но ее затея была абсурдна. Дважды выходить замуж в одном и том же платье – слыханное ли дело? Так что иногда матери приходится вести себя по-матерински.
Свадьба прошла кошмарно. Нет слов, чтобы перечислить все, что вышло не так. Шампанское было не из Шампани, я не смогла этого не заметить. На первое подали что-то черное, больше подходившее для похорон. Потом еще сложности со Стюартом. Все не слава Богу. И под конец
Оливер еще заказал какую-то итальянскую настойку, которой, наверно, можно было бы растирать грудь больному ребенку. Но принимать внутрь? Никогда. Словом, совершенный кошмар, как я сказала.
ВЭЛ: Я даю им год. Нет, правда. Могу заключить пари. На сколько вы хотите? На десятку, полсотни, сотню? Я даю им год.
Нет, послушайте, если Стюарт, который просто создан для семейной жизни, продержался с этой фригидной мужененавистницей так недолго, на что может рассчитывать Оливер, не имеющий ни средств, ни перспектив, и сам, по сути, гомосексуал? Как долго просуществует этот брак после того, как Оливер начнет называть ее в постели Стюартом?
И потом еще…
ОЛИВЕР И СТЮАРТ: Вон отсюда! Гоните эту дрянь.
Давай, давай. Убирайся. Вон. ВОН!
ВЭЛ: Они не имеют права. Не позволяйте им так со мной обращаться Я не хуже, чем они, могу…
ОЛИВЕР И СТЮАРТ: ВОН. Либо она, либо мы. Пошла отсюда, дрянь! ВОН. Она или мы.
ВЭЛ: Вы разве не знаете, что это не по правилам?
То есть вы сознаете, что вы делаете? И что из этого может получиться, вы поняли? О чем вы думаете? Игроков не изгоняют. Эй, вы, вы же здесь за главного, разве вы не отвечаете за свою команду?
ОЛИВЕР: Стю, у тебя есть шарф?
ВЭЛ: Вы что, не видите, что творится? Это прямой вызов вашей власти. Заступитесь за меня. Пожалуйста. Если вы за меня заступитесь, я расскажу, какие у них…
ОЛИВЕР: Я ее держу, а ты затолкай ей кляп в рот.
СТЮАРТ: Давай.
ВЭЛ: Вы жалкие людишки, вы знаете это? Вы двое. Ничтожества. Стюарт… Олли…
ОЛИВЕР: Уф-ф! Вот это была игра. Валда Поверженная. Аи да мы. Стюарт, послушай…
СТЮАРТ: НЕТ.
ОЛИВЕР: Было совсем как в прежние времена, правда? Совсем как раньше. Помнишь кино «Жюль и Джим»?
СТЮАРТ: Пошел ты…
ОЛИВЕР: Когда освободится твой шарф, прислать его тебе?
СТЮАРТ: Убирайся к черту, Оливер. Еще раз разинешь рот, я тебе… Давай, давай, проваливай.
ОЛИВЕР: Я недавно читал мемуары Шостаковича. Сцена, которую устроила Валда, напомнила мне первую страницу этой книги. Там композитор обещает говорить только правду. Он был свидетелем многих важных событий и знал многих выдающихся людей. И постарается рассказать о них честно, без прикрас и фальши, это будут свидетельские показания очевидца. Прекрасно. Правильно. Но дальше он с иронией, никем не оцененной, продолжает (я цитирую): «Хотя, конечно, у нас есть пословица: „Врет, как очевидец“.
Это как нельзя точнее подходит к Вэл. Она врет, как очевидец.
И еще одно замечание. О нем можно было бы потолковать со Стюартом, будь он склонен сейчас уделить мне несколько минут. Вот что пишет Шостакович о своей опере «Леди Макбет»: «Здесь также говорится о том, какой могла бы быть любовь, не будь мир так наполнен злом. Зло губит любовь. Законы, собственность, денежные заботы, полицейские власти. Если бы условия были другими, другой была бы и любовь». Разумеется, условия воздействуют на любовь. А экстремальные условия сталинского террора? Шостакович продолжает: «Все беспокоились о том, что станется с любовью. А по-моему, так будет всегда. Всегда кажется, что настали ее последние дни».
Вообразите: смерть любви. А что, может быть. Я хотел сказать Стюарту: «Знаешь, тот философский трактат про законы рынка и любовь, что я тебе тогда изложил, я ведь и сам не был уверен, не пустой ли это треп. А вот теперь понимаю, что тут что-то есть. „Если бы условия были другими, другой была бы и любовь“. Как это верно. И как мало мы об этом задумываемся. Смерть любви. Это возможно. Это можно себе представить. Это невыносимо. „Курсант Рассел, почему вы хотите вступить в полк?“ – „Я хочу, чтобы мир стал безопасен для любви. И я пойду воевать за это, сэр, без колебаний“.
МИССИС ДАЙЕР: Мне нравилось, что у меня живет этот молодой человек. Он, конечно, наболтал мне невесть чего. И квартплату за последние две недели задолжал, обещал прислать.
По-моему, он немного со странностями, если хотите знать. Разговаривал сам с собой, я не раз слышала. А эти его выдумки! Мне кажется, он на самом деле не писал никаких сценариев. И никогда не оставлял машину за воротами. Как вы думаете, может, у него правда СПИД? От него, говорят, теряют рассудок. Возможно, этим все объясняется. Но все-таки он был приятный молодой человек.
Перед отъездом он попросил позволения отрезать веточку от этого дерева за окном. На память, он сказал. Так и уехал с чешуйчатой веточкой в руке.
ДЖИЛИАН: Стюарт уезжает. Это, конечно, правильно. Иногда мне думается, что и нам надо бы поступить так же. Оливер все время говорит, что собирается начать новую жизнь, но пока что мы живем в том же городе и делаем оба ту же работу, что и раньше. Может быть, надо сняться с места и уехать?
ОЛИВЕР: Проба, разумеется, была отрицательная. Я так и знал. А вы что, действительно беспокоились обо мне? Mes excuses[62]. Право, я тронут. Если бы я знал, сообщил бы вам сразу же, как получил результат.
МАДАМ УАЙЕТТ: Вы спрашиваете, что я думаю о них, о Стюарте и Оливере, кто мне больше нравится? Но я же не Джилиан, а это самое главное. Она мне сказала: «Я, кажется, знала, каково быть любимой. Но я не знала, каково быть обожаемой». А я ей ответила: «Почему же у тебя такая вытянутая физиономия?» Как говорится у вас, англичан: не строй гримасы, накличешь ветер.
И еще я думаю: никогда не бывает в точности как ожидаешь. У меня, как у всякой матери, есть свои предпочтения. Когда я познакомилась со Стюартом и позже, когда они поженились, я думала: «Только посмей причинить зло моей дочери!» Стюарт всегда садился против меня, как будто перед врачом или экзаменатором. И помню, у него всегда были до блеска начищены ботинки. Когда он думал, что я не вижу, он бывало поглядывал: не поцарапались ли где? Ему очень хотелось понравиться, произвести на меня хорошее впечатление. Это было трогательно, но я все же немного сопротивлялась. Да, сейчас ты ее любишь, я вижу, да, ты очень со мной вежлив и чистишь ботинки, но подождем годик-другой, если ты не возражаешь. Когда Чжоу Энлая спросили, как, по его мнению, повлияла на мировую историю Французская революция, он ответил: «Сейчас еще рано судить». Вот и я думала так же про Стюарта. Я видела, что он честный молодой человек, хотя, может быть, не слишком яркий, и зарабатывает достаточно, чтобы обеспечить Джилиан, для начала это неплохо. Но если бы я, как он думал, выставляла ему оценку, я бы сказала так: сейчас еще рано судить, приходите через годик-другой. А пока я подожду и понаблюдаю. Но я никогда не задавалась вопросом: что, если моя дочь причинит зло Стюарту? Так что видите, я не такая уж мудрая женщина. Я как крепость, чьи пушки наведены в ту сторону, откуда ожидается наступление врага, а он объявляется с черного хода.
