Я считаю, что Оливер неравнодушен к Стюарту, по-голубому неравнодушен. Всегда это чувствовала. Не знаю, до какой степени он вообще голубой, но к Стюарту он неравнодушен по-голубому. Поэтому он всегда старается его принизить, насмехается над тем, какой он неинтересный и немодный. Он унижает Стюарта, чтобы не признать то, что всегда было между ними, что могло бы между ними быть, если бы не эта игра – мол, Стюарт такой неинтересный и немодный, разве он подходит блестящему Оливеру?
Ну хорошо. До этого вы уже и сами додумались. Ничего удивительного. Но я-то хочу сказать больше, Оливер потому добивается близости с Джилиан, что для него это почти что близость со Стюартом. Единственно возможная. Ясно? Вы меня поняли? Премудрые психиатрессы с Харли-стрит объяснили бы все это с употреблением профессиональной терминологии. Но я, увы, не из их числа. Я просто считаю, что для Оливера спать с Джилиан значит на самом деле спать со Стюартом.
Подумайте об этом. А я ухожу. Вы меня больше не увидите. Разве что книга будет иметь шумный успех.
СТЮАРТ: О нет. Только не Вэл. Избавьте меня от Вэл, Только не связывайтесь с Вэл. Она тут совершенно ни при чем. С ней одни Неприятности. Неприятности с большой буквы.
Она из тех, кто не назовет вам своего имени (почему эти люди так стараются скрывать свои имена?). Я знаю ее очень давно, о чем она, разумеется, вас уже уведомила. Вы обратили внимание: когда говорят про человека, что знают его много лет, это почти всегда значит, что сейчас скажут о нем какую-нибудь гадость. Ну конечно, вы же его знаете не так хорошо, как я, а вот я помню…
Вэл непременно вам скажет, что знает меня уже миллион лет, с тех еще пор, когда я втирал в волосы сухой шампунь. Давайте внесем в этот вопрос ясность, а вы потерпите немного, ладно? Когда-то давным-давно один человек как-то рассказал мне, что будто бы есть такой порошок, который, если посыпать им сухие волосы, втереть, а потом вычесать, придает волосам свежевымытый вид. Ну вот. Я купил этот порошок – должен заметить в порядке самозащиты, что я тогда как раз где-то вычитал, что слишком часто мыть голову вредно, – и однажды вечером, единственный раз, применил согласно инструкции, а потом зашел выпить в паб, сижу, и вдруг у меня за спиной раздается визг: «Ой, Стю, у тебя вся голова в перхоти!» Конечно, это была Вэл, она уж постаралась, как всегда, не смутить приятеля. У меня перхоти отродясь не было, поэтому я пощупал волосы и говорю: «Это сухой шампунь, а не перхоть», и Вэл тут же на весь кабак объявила: это, мол, не перхоть, а сухой шампунь, и стала объяснять, что это за штука такая, и так далее, и тому подобное. Неудивительно, что после того случая я, вернувшись домой, выбросил всю упаковку с порошком вон и никогда больше сухой шампунь не употреблял.
У нее привычка предъявлять права на прежних знакомых, у этой девицы, вернее сказать, женщины, ей тридцать один год, о чем она вам, конечно, не сказала. После блестящей карьеры в сфере продажи грошовых горящих турпутевок она теперь заведует небольшой типографией на Оксфорд-стрит. Это такое заведеньице, где печатают пригласительные билеты и в вестибюле стоят два аппарата «ксерокс», но один всегда не работает. Не думайте, я это рассказываю не для того, чтобы унизить ее, а просто чтобы разрушить образ Таинственной Незнакомки, какую она, наверно, постаралась перед вами изобразить. В действительности вы имеете дело с Вэл из «Пронто Принта” [53], только и всего.
ОЛИВЕР: Что-что? Это она так сказала? Ну, это черт знает что, надо же было выдумать такую гнусную ложь. С этой девицей всегда одни неприятности, Неприятности с большой буквы «Н». Или «Б», которая известно что обозначает.
Она меня отвергла? Это она-то отвергла меня? В таком случае направьте на синераму вашего воображения следующие мультипликационные образы да включите звук на полную мощность, чтобы не упустить тонкостей диалога. Однажды в кои-то веки Оливер, вопреки громогласным новогодним зарокам, опять очутился на одном из тех унылых сборищ, куда приходят люмпен-шалуны с пивными бочонками под мышкой, где все девицы старательно дымят сигаретами с фильтром, якобы полезным для здоровья (я говорю не как надменный отрекшийся курильщик– но если уж куришь, так кури), и где тебя в любую минуту могут схватить сзади плебейские руки и втянуть в сумасшедший, потный хоровод-конгу. Иначе говоря – вы уже догадались, – на вечеринке.
Помнится, это Стюарт уломал меня туда явиться, очевидно, в порядке ничтожной платы за все шикарные парные свидания, на которые я водил его, моего пухлого, робкого друга. Пробравшись среди пивных кружек и матовых бутылок с пальмами на этикетках снаружи и гибельным для печени карибским спиртом внутри, я устроился подле самой большой бутыли с почти сознательным намерением напиться до помрачения ума. Сижу себе и успешно накачиваюсь зельем через витую соломинку, как вдруг те самые грозные руки хватают меня за плечи.
– Эй, осторожнее! У меня подагра! – воскликнул я, опасаясь быть затянутым в дешевую деревенскую вакханалию. Ибо в тот вечер дух танца не почил на мне.
– Олли, ты меня избегаешь, – сказали Руки, и вслед за этим Круп попытался осуществить вертикальную посадку на подлокотник – фигура пилотажа, непосильная для нисходящей Вэл, обрушившейся в результате мне на колени,
В течение последовавших нескольких минут у нас с нею происходил тот общепринятый обмен шутливыми любезностями, в которых лишь самый изобретательный толкователь подсознательных смыслов мог бы усмотреть признаки того, что: а) я предпочитаю общество Вэл обществу бутылки белого итальянского, или Ь) что я готов отнять у моего друга Стюарта так называемую подругу на вечер.
И мы расстаемся вполне по-дружески, как я считал, она возвращается в хоровод, а я – к своим грациозным грезам, Даже без поцелуя вежливости на прощание и безо всякого шевеления в штанах, хотя бы из любезности.
ВЭЛ: Мужчины, которые тебя прогоняют, делятся, как я убедилась, на две категории: тех, с кем ты спала, и тех, с кем не спала.
У нас со Стюартом был роман, и Оливер пытался пристать ко мне. Стюарт женился на своей занудной милашке, и Оливер пристал к ней и уволок. По-вашему, есть тут закономерность или нет?
Стюарт злится, что я заметила у него в волосах тот сухой шампунь, а Оливер злится, что я не бросилась к нему в постель. Вам не кажется это странным? Какие вещи их злят. Обоим дела нет до того, что Оливер спит с Джилиан, ведь на самом-то деле ему хочется спать со Стюартом. Что вы на это скажете?
Я бы на вашем месте получше присмотрелась к Джилиан. Ну разве она не героиня, которая все преодолевает? Папочка сбежал со школьницей, но Джили это перенесла героически. Даже утешала в горе свою маму. А о себе не думала. Затем она попадает в любовный треугольник, и догадайтесь, кто из троих оказался первым молодцом? Ясно она, маленькая мисс Кто. Угодила в самую середку, но выплыла и поступила так, как и следовало: избавилась от Стюарта и взяла на поводок Оливера.
Она объясняет Стюарту (а он пересказывает мне), что нет ничьей вины, если ты, например, уводишь жену у лучшего друга; просто иногда так случается, и все, надо принять это и достойно жить дальше. Удобная теория, правда? Ничего подобного, само ничего не случается, тем более в такой ситуации. Ни тот, ни другой не отдают себе отчета в том, что главное действующее лицо здесь – Джилиан. Такие тихие, рассудительные люди, считающие, что «просто иногда так случается, и все», и есть настоящие манипуляторы, А Стюарт, между прочим, уже винит себя – немалый успех, согласитесь.
Да, и почему она раздумала быть социальным работником? Она что, слишком чувствительная, не может выносить страдания мира? Наоборот, если хотите знать, это мир для нее недостаточно чувствителен. Все эти несчастные люди и разрушенные семьи не ценят, как им повезло: их бедами занимается лично сама мисс Флоренс Найтингейл [54].
И еще один вопрос. Когда она решила переключиться на Оливера? Когда именно начала незаметно для него подманивать его к себе? Она это отлично умеет. Или она уже и до вас добралась?
