- Ну и что? - Проговорил из тени дерева кто-то почти невидимый. - Кто слушать-то будет?
- А вот хоть ты послушай. Послушай, и попробуй как это, - не бояться других и самому не быть вероломным. Хоть раз в году.
- Да нам что, мы - пожалуйста, - раздался еще один уклончивый голос, - но только чего они…
- Договоритесь, - и потом выясните, чего они. Ибо сказано: нечестив тот, кто рушит пир, а рушащий договор не стоит разговора с ним.
- Вы слушайте батюшку, - прогудел огромный старик, - он у нас не чета другим-прочим…
- Ладно, - проговорили в тени, - до другого раза отложим, попробуем. А пока будем считать, что этого разговора не было.
Хотя отдельные исключения, понятное дело, бывали.
Дорожники совершили невозможное, и осеннее солнышко, выкатившись из-за горизонта, осветило ласковым, теплым, но все-таки неуловимо усталым, осенним светом новехонькую, - и существенно расширенную, - мостовую, а какая-то сволочь на временном радиоузле то ли расчувствовавшись, то ли по глупости, то ли и впрямь с неким умыслом врубило со всей мочи: "Утро красит нежным цветом…" - и это некоторое время терпели, но потом мотив оборвался гнусным визгом, и действо началось.
Первыми на площадь перед трибунами вырвалась молодежь на мотоциклах. Сначала раздался глухой вой и мрачный звон, а потом показались они. Люди, которые садились в седло года в четыре, если не в три, получая многочисленные подзатыльники от отцов и старших братьев, что не оказывало на них особенного действия. В разноцветных куртках и шлемах, угрожающе склонившись вперед, с лицами, укрытыми под глухими очками, они проносились по площади, как конные сотни орды Чингис-хана, плотными стаями машин по тридцать, слитно, чуть ли ни локоть к локтю, неразрывно держа строй, напоминающий летящую птицу, либо же серп выпуклостью вперед. И - исчезали, будто видение. Череда их была долгой, но когда вдали растаяла последняя из стремительных машин, на площадь вступили основные силы. С глухим, всепроникающим гулом покатились бесконечные колонны тракторов, и земля дрожала мелкой дрожью под непомерным грузом техники. Они двигались, понятно, без идеальной четкости строя, но и, тем более, не наезжая друг на друга, потому что народ тут собрался в высшей степени привычный, куда там армейским водителям мирного времени. Конец колонны терялся в дали, но когда она, наконец, кончилась, за тракторами под громовое шипение и свист последовали еще более многочисленные грузовики, специально ради праздника отмытые, вычищенные и битком набитые приодевшимся народом. Время от времени поток машин прерывался и перед трибунами проходили отчаянно блеющие, мычащие, ржущие стада, табуны и отары породистого скота, и до собравшихся доносился крепкий запах навоза. Следом шла шеренга устройств для уборки улицы, и снова тянулись бесконечные вереницы тракторов и еще грузовики, а конца колонне техники не было видно, от нее ощутимо тянуло ровным, устойчивым теплом, как от нагретых камней. По в такт открываемым ртам было видно, что в иных из грузовиков пытаются петь хором, - под жесты стихийного дирижера или просто так, - но, понятное дело, до трибун не долетало ни звука. Вопрос еще, слышали ли себя сами певцы.
- М-мамочки, - побледневшими губами проговорил Первый Секретарь обкома, глядя на проплывающую перед ним, необозримую массу народа, техники и мяса, - да во что ж это мы вляпались-то? Что затеяли-то, гос-споди?!
Он говорил сам с собой, в душевной тоске и тихой панике от совершенной непомерности творящегося перед ним стихийного явления, - явно неуправляемого! - но его услышали находившиеся тут же, на трибуне для почетных гостей, официальные лица из центра. Трудно сказать, чего именно ждали они, - тихой сельской ярмарки, официального торжества, мероприятия, проводимого для галочки, поддатых тружеников села, по приказу начальства согнанных на демонстрацию, натужного веселья, - но, во всяком случае, не такого вот явления жуткой, стихийной, саму себя организовавшей мощи. Подобного рода информация противоречила самим принципам планового хозяйства. Так что один из столичных гостей даже стал делать знаки телевизионщику, наводившему свою камеру с мрачной решимостью инженера Гарина, а когда тот либо не понял, либо не обратил внимания, придвинулся к нему вплотную. Расслышать что-либо с такого расстояния было, разумеется, совершенно нереально, но усиленная артикуляция позволяла без малейшего труда угадать, то самое, заветное, насквозь родное:
- Ты давай того, - закругляйся… сворачивай на хер свою трехомудию, говорю!
Это не было похоже на военный парад. Куда больше это напоминало переброску хорошего войскового соединения, этак, - полнокровной ударной армии или чего-то в этом роде. Только что без воздушного прикрытия. Хотя, словно в ответ на его мысли, появилось и оно. Слова динамиков, надрывавшихся тут среди гула и дрожи почти что без всякого толку, в очередной раз долетели до него скандированными фрагментами:
- Беспилотные устройства!… Удущего урожая!… Достойно!…
С неба на площадь, на собравшихся внизу в угрожающем безмолвии несколькими редкими шеренгами падали поболее сотни опылителей системы "Пустельга", как по команде выпустили на замершую внизу толпу белые облака аэрозоля и помчались дальше. Майк прикрыл глаза, но никаких последствий, кроме слабого аромата, напоминавшего запах спелой айвы, распыленное вещество не оставило. Шутка была, на его взгляд, достаточно дурного вкуса: осторожно оглядевшись, он убедился, что на этих трибунах был далеко не единственным, кто напугался мало что не до икоты, поскольку связанный с беспилотными устройствами опыт последних лет у здешнего люда был всякий. Следом за беспилотниками после короткой паузы над площадью проплыли парапланы, потом - деловито проследовали многие сотни гораздо более многочисленных в силу практичности мотодельтапланов, а потом небо над городом заполонило множество более серьезных машин, включая сюда и реактивные, предельно широко растопырившие крылья. Эти - держались друг от друга поодаль, не допуская тесноты в небе.
В этих однообразных местах народ, вообще говоря, был не слишком заметен, но, собравшись воедино, он… производил впечатление. Майк, по какой-то причине ожидавший другого, начал осторожно рассматривать своих соседей по трибуне. Среднего роста, но казавшийся вовсе невысоким их-за непомерно широких плечей белобрысый парень осторожно, стараясь не показать своего интереса, разглядывал двоих азиатов примерно своего возраста. Оба в белых нарядных куртках с крупными киноварно-красными иероглифами на спине, в черных шароварах, они были бы похожи, как близнецы, не будь один из них явной девушкой, причем прехорошенькой. Ее брат отличался только неуловимо мужским, жестким и дерзким выражением красивого лица, да еще тем, что рукава его куртки были небрежно закатаны, обнажая нешуточную мускулатуру жилистых рук. И - нет, на самом деле он был заметно, лет на пять старше спутницы. Белобрысому на вид можно было дать лет шестнадцать, но все в его невысокой, широкоплечей фигуре, от длинных рук с тяжелыми кистями и до постановки крепкой, дочерна загорелой шеи, говорило о силе по-настоящему страшной, нечеловеческой, впору крупной обезьяне или другому дикому зверю. Такие люди просто-напросто не водятся в городах. А что, - Майкл прищурился, провидя будущее по мелочам, что с ним случалось достаточно часто, - пожалуй, он бы поставил на этого юношу, даже и против значительно более взрослого и опытного соперника… А еще таких людей очень часто привлекают нежные, тоненькие девушки… Которые впоследствии с успехом садятся на их могучие шеи и вертят ими, как хотят!
- Михаил, что это там за люди такие странные, не пойму? На корейцев, вроде бы, не похожи…
Корейцев здесь собралось очень даже немало. Мужики с бурыми, даже какими-то лиловатыми от загара физиономиями, в темных пиджаках и в шляпах с полями, их ярко одетые супруги с равнодушными, невыразительными лицами, и их резвое потомство обоего полу. Мужчины, очень похожие между собой, как один, выглядели крепкими и какими-то более, что ли, вольными, чем в самой Корее, их коренастые, несколько неуклюжие с виду тела казались прямо-таки набитыми тугими мускулами.
