Литмир - Электронная Библиотека

— Белогвардейская брехня. Значит здесь бывают белые.

Улыбаясь, прочитал заметку о приезде в Челябинск «бабушки русской революции Брешко-Брешковской».

— Это не та развалина, что к нам на копи приезжала с охраной? — спросил Захар Яковлевич.

— Она, — усмехнулся Миша. — Расхваливала белогвардейскую власть…

— Казаки! — глянув в окошечко, крикнул Захар Яковлевич.

По дороге проезжал конный разъезд. Один из казаков указал в сторону избушки, приостановил коня. Но ехавший впереди лениво махнул рукой.

— Немедленно уходить отсюда, — быстро сказал Захар Яковлевич, когда казаки скрылись за перелеском.

Едва залегли в кустах, как Михаил подтолкнул отца:

— Смотри!

К избушке двигались трое вооруженных людей в штатском. Не успели они войти в нее, как на дороге показались конники. Казаки спешились и стали пробираться к избушке.

Грянули выстрелы, двое из наступавших упали, остальные залегли. Несколько солдат зашли с тыла домика, там не было окон, и начали таскать хворост.

— Поджечь хотят, гады, — процедил сквозь зубы Захар Яковлевич. — Что же делать?

Пламя разгоралось быстро. Вот распахнулась дверь, метнулись из нее трое в штатском. Защелкали выстрелы, и они упали.

— Давай гранатой, — сказал Захар Яковлевич. — А я в офицерика пульну.

Михаил бросил гранату удачно, прямо в группу казаков, скопившихся возле убитых партизан. Те, что остались в живых, вскочили на коней и поскакали прочь.

— Подберем карабины с патронами и теку надо давать, — торопил Захар Яковлевич. — Казаки опомнятся, сотню сюда пригонят.

На трофейных конях мчались Кормильцевы к Кочкарским приискам. Поздним вечером сделали привал, потом снова поехали, выбирая едва приметные тропки. На третьи сутки на рассвете увидели они дома прииска. Расседлав коней, спутали их и пустили в лесу. Седла и оружие спрятали. По редкому березняку спустились на улицу прииска. До дома Демидова рукой подать.

— Идем по одному, — приказал Захар Яковлевич.

Вот и знакомые Кормильцеву-отцу ворота демидовского дома, Захар Яковлевич подождал сына.

Хозяин встретил их на крыльце. Даже расспрашивать ничего не стал, впустил в комнату. А когда они умылись и основательно после трех голодных дней подкрепились, Демидов отослал хозяйку доить корову.

— Заодно и свежего квасу принеси, — сказал он.

Захар Яковлевич посмотрел на Кузьму с хитринкой.

— Побаиваешься?

— Баба в любом деле вредит, — усмехнулся Кузьма. — Ну, говори, как там наш Степан Демин? Как другие кочкарские?

— Живут и здравствуют. Ты не меня об этих делах спрашивай, а его вот, — кивнул не без гордости на сына.

Кузьма с интересом посмотрел на смущенного Михаила.

— Я хотел спросить, — начал Михаил, — как поживает кум и сват?

— Учительствует, — паролем на пароль твердо ответил Демидов.

В комнату вошла хозяйка с подойником в руках. Налив по огромной глиняной кружке молока, принялась угощать Кормильцевых.

— Пейте-ка. Небось, от парного молочка отвыкли. Ты бы поменьше их разговорами занимал, а потчевал бы, — сказала она Кузьме. — Вижу ведь, что не от матушки родной едут. На лицах шрамы да и отощали.

Демидов и Кормильцевы застыли от изумления.

— Не бойся, не проговорюсь. Думаешь, не вижу, — обратилась она к мужу, — как ты по субботам гостей в баньке принимаешь? А ведь молчу.

Кузьма рассмеялся. Теперь уже смело разговаривали мужчины в присутствии хозяйки. Договорились, что Демидов через верных людей свяжется с Арсеньевым, Шадымовым и Емлиным, узнает, куда направиться Мише. Захар Яковлевич к партизанам идти не решался, годы не те.

Прошла неделя. По совету Демидова лошади и оружие, привезенное Кормильцевым, были переданы в партизанский отряд Ивана Шадымова, действовавшего в районе Кочкарских приисков. Демидов устроил встречу Михаила с его учителем Егором Григорьевичем Корневым, одним из подпольных связных. «Егорыч», как называли Корнева, «случайно» встретил Мишу возле электростанции. Он был рад встрече со своим бывшим учеником.

Крепость не сдается - img_19.jpeg

И. И. Шадымов.

— Завтра в три приходи, — тихо сказал он. — Будет Арсеньев.

В этот же день Михаил пошел к уполномоченному французско-бельгийской акционерной кампании Герамбургу.

— В шахту взять не могу, не доверяю, — коротко ответил тот. — К золоту не всякого можно допустить. На разные работы, пожалуйста, прошу.

— В таком случае, возьмите и отца, — попросил Михаил.

— Через неделю приходите, — кивнул Герамбург. — Будете работать на ремонте хозяйственных построек и складов.

В дверь домика, где жил Корнев, Михаил постучал ровно в три часа. Учитель сам встретил его, провел в комнату. За столом пили чай, как заправские гости, Иван Иванович Шадымов, Андрей Семенович Арсеньев.

Хозяин с улыбкой представил Михаила:

— Гость с Челябкопей. Михаил Захарович Кормильцев. Садись, Миша, вместе с нами чай пить.

До вечера затянулась беседа в маленьком доме Корнева. Кочкарские подпольщики поручили Мише задание.

— Срочно надо расклеить листовки о диком разгуле белоказаков в Троицке, — сказал Шадымов. Он достал пачку листовок и подал Михаилу. — Связь с нами держи через «Егорыча».

Расположение приисков Михаил знал хорошо. В детстве вместе с друзьями бывал почти на каждом прииске и рабочем поселке. Расклеивая листовки, Михаил неожиданно столкнулся с двумя подвыпившими местными милиционерами. Одного из них, Салина, Михаил помнил с детских лет. Салин пристал к Кормильцеву:

— Чего ходишь здесь?

За пазухой были листовки. Улучив момент, Кормильцев сшиб с ног обоих и скрылся. Вечером Михаил рассказал об этой встрече Демидову:

— Салина я знаю. Осенью 1916 года он кузнеца Евстигнея Егорова за выступление против обсчета рабочих в кутузку отправил.

Но Демидов сурово отчитал юношу:

— Действовать надо осторожно, обдумывать каждый свой шаг при выполнении задания.

Вот уже третий день ремонтировал Михаил сарай во дворе комендатуры. Наступали сумерки. А за пазухой у Михаила — последняя листовка. Миша пролез в щель сарая, очутился возле забора, быстро приклеил листовку. Незаметно вернулся и продолжал отесывать балку. Из раскрытых окон кабинета коменданта доносились голоса. Комендант что-то сказал. Судя по сиплому басу, ему ответил Бычков, помощник коменданта.

— Спокойно, говоришь? — вдруг закричал комендант. — А это что? Покажи-ка ему, Рогожин, эту бумагу! Совсем ведь еще свежая, клей даже не просох.

На крыльцо вышли Бычков и Рогожин. Помощник коменданта позвал Кормильцева:

— Иди-ка сюда, парень. Не видел, кто проходил здесь только что?

— Он, — мотнул головой на Рогожина Михаил.

— Знаю, — поморщился Бычков, — а еще кто?

— Не знаю, не видел, — пожал плечами Михаил.

— Ну и дурак, — отвернулся помощник коменданта.

Оба белогвардейца ушли. Миша собрал инструмент в ящичек и занес, как это он делал и раньше, в сарай. Отряхнув с пиджака и брюк маленькие щепочки, вышел со двора комендатуры. Бычков и Рогожин были уже далеко, и Кормильцев, не оглядываясь, скрылся в проулке.

5

Фельдфебель Долгодворов резко распахнул дверь, прошел, пьяно покачиваясь, к столу.

— Вот что, Екимов, — сурово глянул он на Василия Яковлевича, — явишься к двум часам дня к его благородию господину Норенбергу.

— Зачем?

— Они мне не докладывают.

Сам посмотрел кругом, увидел жену Екимова — Прасковью — и подумал, что у нее, наверное, припасена бутылочка горькой настойки.

— Вот что, — сдвинул брови Долгодворов, — вы как насчет самогонки, а?

— Не занимаемся, — коротко ответила Прасковья.

Долгодворов хмыкнул, побарабанил пальцами по столу.

— Ну, ну, — повернулся к Екимову, — понял меня? Ровно к двум. Опоздаешь — пороть буду, ясно?

Не дождавшись ответа, Долгодворов вышел из землянки.

Жена бросилась к Василию Яковлевичу.

19
{"b":"266529","o":1}