кодировали, превращая в ряд цифр: ведь передавать эти сведения в эфир открытым
текстом было немыслимо, данные мог использовать противник. Работа была трудоемкой и
требовала большого внимания.
В конце августа 1942 года в воды Карского моря прорвался фашистский линкор «Адмирал
Шеер». Сейчас этот эпизод Великой Отечественной войны описан подробно в множестве
книг и статей. Вооруженный до зубов военный корабль с командой в несколько сот
человек на борту напал на советскую полярную станцию, располагавшую стареньким
сторожевым кораблем «Дежнев», маленьким пароходом с прекрасным именем
«Революционер» и одной пушкой на берегу, забывшей, когда из нее в последний раз
стреляли. Почти весь наличный флот, скопившийся на Диксоне из-за тяжелых льдов, был
незадолго до этого отправлен к проливу Вилькицкого.
Если бы успех решала только техника, враг мог бы отпраздновать победу и приблизиться
к вожделенным данным ледовой разведки для дальнейшего продвижения на восток. А
тогда... У пролива Вилькицкого именно в это время изнывал на вынужденной стоянке
целый караван советских судов. Сомов уже несколько дней тщетно мечтал о том, чтобы
«протолкнуть» его скорее на восток. Мешали десятибалльные льды и невесть откуда
взявшиеся восточные ветры. Расчет был на то, что западное течение протолкнет ледяную
пробку на запад, дав дорогу кораблям. Но пока что западные ветры ослабли и движение
льда на запад почти прекратилось.
Советские люди на Диксоне атаковали врага первыми, чем предрешили исход сражения. С
появлением опасного врага они мысленно связывали гибель «А. Сибирякова». Никто не
знал еще точно, что стало с «А. Сибиряковым», но по последним радиограммам было
нетрудно и догадаться. «А. Сибиряков» встретил неизвестное судно, назвавшее себя
странным именем «Сисаяма» или «Сясьма». Судно требовало сообщить ледовую
обстановку. «А. Сибиряков» ответил достойно, и последние слова его радиста,
услышанные на Диксоне, были: «Ну, началась канонада!»
За сражение на Диксоне Михаил Михайлович Сомов был награжден первым в его жизни
орденом — орденом Красной Звезды. Он оставил записки об этом эпизоде, частично
опубликованные. Но тщетно будем мы искать в них самого Сомова, его личную
причастность к этому героическому эпизоду войны. Он подробно рассказывает, как
дальновидно готовились на Диксоне к возможному нападению руководители Штаба и
станции, как заранее вывезли женщин и детей, как штаб сразу после радиоразговора с «А.
Сибиряковым» разработал толковый оперативный план. С восторгом рассказывает он о
героях-дежневцах, о капитане Кротове и политруке Малюкове, называет имена погибших.
Повествует о начальнике аэропорта Колло, который, вооруженный осоавиахимовским
ручным пулеметом, вместе с товарищем побежал вдоль берега по мокрой тундре, огибая
мысы и заливы, чтобы помешать возможной высадке десанта в тылу полярной станции.
Сомов запомнил многое, в том числе и удивительно спокойную во время обстрела
женщину с санитарной сумкой через плечо — диктора радиовещательной станции. О себе
же он говорит вскользь, рисуя себя в виде почти комической фигуры: форменный плащ
поверх ватных куртки и брюк, в карманах — гранаты и винтовочные патроны, через плечо
— старая винтовка на телефонном проводе, на другом плече — огромный мешок из-под
картофеля, туго набитый штабными секретными материалами. В руке — канистра с
бензином на случай, если придется все уничтожить.
Мешок... Вот за этим-то мешком и пожаловал закованный в броню фашист... В мешке
были спрессованы мгновения, часы, дни жизни и Сомова, и синоптика Фролова, и тех
бесстрашных летчиков, которые сообщали свои донесения о ледовой авиаразведке.
Каковы же были часы и дни жизни Сомова в это напряженное время? Некоторое
представление дает его лаконичный дневник. Серенькая тетрадочка в клетку малого
формата с отпечатанной надписью «Рабочая тетрадь». Почти все записи сделаны остро
отточенным простым карандашом: они для себя, но в них ничего недозволенного по
условиям военного времени. Даже бензин назван, как полагается, «продукт Р-9». Возьмем
несколько записей, сделанных в те дни, когда Сомову больше всего хотелось «протолкнуть
караван» в заливе Вилькицкого:
«21.08.42. Получена разведка Стрельцова в проливе Вилькицкого. Разведка мало
эффективна — слишком много тумана. Разработан и передан новый маршрут. Момент
вылета выбирает Фролов. В результате Стрельцов от Усть-Таймыра до Гейберга идет над
сплошным туманом (при отрицательной температуре) и затем выходит на отличную
видимость.
Черепков вновь не вылетел из-за туманов. О Черевичном нет ни слуху, ни духу. Прислал
только разведку у Новых Крестов.
Шумский продолжает стоять у Желания.
Караван прошел Матиссена, идет к проливу Вилькицкого. Обстановка там все еще
остается не совсем ясной. Сегодняшняя ночная разведка должна дать материал для
принятия решения о дальнейшей судьбе каравана.
22.08.42. Еще ночью по донесениям Стрельцова с воздуха стало ясно, что корабли вести
через пролив невозможно.
Стрельцов еще не успел вернуться, как вылетел из Тикси Черепков. На острове Петра он
базироваться не смог и прошел с разведкой в Усть-Таймыр. От Тикси до Петра прошел над
чистой водой. Однако в донесении он сообщает искаженный против задания маршрут,
поэтому не ясно, сохранился или нет массив, располагавшийся к северу от дельты Лены.
Обстановка в проливе Вилькицкого сохраняется почти без перемен. Восточная кромка
продвигается крайне медленно. Западная кромка трех-четырехбалльного льда подошла
уже к Гейбергу. . Разведка обнаружила чистую воду к северу от М. Таймыра и востоку от
острова Большевик. Это обстоятельство, а также полная невозможность проводки судов
обычным путем побудили искать выходы северным вариантом».
Нет, он не просто получал и осмысливал донесения летчиков. Он давал им задания,
разрабатывал маршруты, строил гипотезы. Работал днем и ночью. Колонки цифр говорили
ему не только о льдах на море, но и о характерах наблюдателей — каждый летчик делал
это по-своему. А каково было ждать возвращения товарищей, когда они задерживались!
«Черепков, вылетевший в 09.30 27 августа из Усть-Таймыра, так и не прилетел на Диксон.
На поиски его сегодня выходит Стрельцов»... Это записано 30 августа.
Вскоре бесследно пропал самолет - Антюшева. На самолете Черепкова погиб друг Ваня
Овчинников.
В те же дни из Архангельска на Диксон и далее на восток вышел пароход «Валерьян
Куйбышев». В пути он исчез. Долгие поиски ничего не давали. Наконец маленький
деревянный гидрографический ботик «Норд» обнаружил труп матроса со спасательным
пробковым поясом, на котором стояло название этого корабля. - Позднее Сомов услышал
сообщение со станции Стерлегова: «Я Норд обстрелян подлодкой». Летчики долго
разыскивали маленькое судно, но тщетно. 6 сентября нашли выброшенный морем мешок с
американской мукой, имевшейся на «Норде». В конце сентября, когда Черевичный снял с
разгромленной фашистами полярной станции сотрудника Бухтиярова, на Диксоне стало
известно, что «Норд» героически погиб со своим экипажем, за исключением четверых,
взятых фашистами в плен.
Штабная работа требовала больших сил и энергии. И все же, случалось, выдавались
свободные минуты и даже часы. И тогда Михаил Михайлович вспоминал о том, что он
аспирант профессора Зубова, что давно прошли плановые сроки защиты кандидатской
диссертации. Если бы не война, он уже имел бы ученую степень — научных статей
набралось много.
В марте 1943 года он делает в своей «Рабочей тетради» следующую запись:
«К работе «Пути предвиденья» и т. д.»
