— Скажи-ка, салага, монмартрский черный кот1 недоволен прогулкой? Мокрый кот! Дохлый кот! Ботиночки жмут? Не по нраву гарнизон Ла Тремуй? Это тебе не по гравию топать? Что, весело? Нет? Скажешь, тоскливо? Уже не чувствуешь никакой разницы? Ты еще не обосрался? Не решил еще смотаться? Ты сейчас расквасишь себе физиономию! Погоди! Погоди! В ногу! Правой! правой! Как рассветет, увидишь! Свою разбитую вдребезги задницу! Ой-ой-ой!

И все покатываются со смеху.

— Подстилочка-то жестковатая! Гарантировано правительством. Падаешь на нее, и ты уже не жилец. Ты клей с собой захватил?

Он задавал нам ритм своей икотой, больше похожей на всхлипы... Ых... Ых!.. Только это могло прервать поток его остроумия.

— Ты еще не натанцевался! Ты сейчас плюхнешься в грязь!.. И как же ты будешь в манеже? Рэз! два!.. Оно уже на

1 В 1884—1892 гг. на Монмартре было популярное кабаре «Черный кот» (Chat noir).

ногах не держится. Такой везде облажается!.. Ужас! бедняга! И вот такое нам присылают! Из Парижа?.. Рэз! два!.. Сержант их не переваривает, этих волонтеров! Как же он прав! Блин! От них смердит! Ых! Ых! Так они еще и могут пуститься во все тяжкие! Вперед, сопляки! На выучку, жалкий мудак! На стремена не опираться! У него жопа горит! Пожар! пожар! жареная жопа! Пропал зад! Бедненький волонтер! Подобрать яйца! Дерьмо вонючее! Я хочу видеть, как вы держитесь в седле! Назад не отклоняться! Кто оторвет яйца от седла, пойдет под трибунал! Уразумели? Рэз! два! Рэз! два! пока не сдохнет! Держать бедра! держать! они меня бесят! Они меня убивают, эти дикари! Сидеть! Все в порядке с задницами во взводе! Добился-таки!

Я не очень хорошо его понимал... Так мы тащились от одного строения к другому под потоками воды, льющимися из водосточных труб... Еще какие-то конюшни... Там внутри тоже бушевала гроза. Шквалы, порывы ветра... Повсюду валяются брусья от барьеров... Жуткий беспорядок... Бах! Трах! Дзинь! беспрестанно лязгало железо... развороченные кормушки... доски... цепи... сбруя... все во власти стихии. Настоящий разъяренный зверинец. Мы чуть-чуть постояли под окнами. Дождь немного утих.

— В колонну по одному! В колонну по одному! сосунки! Мы все шли и шли вдоль водосточного желоба. Ле Мейо

малость поутих... Он спотыкался, натыкался на нас, брел дальше, разражаясь дикой бранью на каждом подъеме... размахивая фонарем из стороны в сторону... Внезапно мне почудилось, что на нас стремительно надвигается смерч... Топот копыт! прямо на наш строй... Атака... Мы замираем... Он пролетает мимо нас. Я вижу его в свете фонаря... вспышка... Он летит... Не верилось, что это конь... он не касался копытами земли... Мы стоим, ошеломленные до потери сознания... Топот копыт!.. Тагадам! Тагадам! Он уже далеко...

— Ты видел, как он смотался, салажня? Не хочешь нам его поймать? А?

— Рэзз! два! Рэзз! два! Шире шаг, мудилы! Р-рэзз! два! Р-рэзз! два!

Мы снова пошли в ногу, спотыкаясь друг о друга. Над крышами, над часами можно было уже различить вершины громадных деревьев. Над ними в небе виднелись серые клочья облаков. Резкие порывы ветра бросали нам под ноги охапки опавших листьев, они покрывали весь плац, все пространство вокруг, все, что скрывалось в темноте...

537

Понемногу мы приспособились... тараща глаза, мы всматривались вдаль, здания были уже побольше... фрамуги... ко>-нюшни... снова стены и казармы... вокруг огромной бездонной лужи, зияющей предательской чернотой в ночи. Я мог бы побиться об заклад, что размерами она не уступала площади Конкорд. Еще одна лошадь, вырвавшаяся на свободу тройным галопом... Она мчится во весь опор... Она обгоняет нас... как метеор... Тагадам! Тагадам! Эта была белой масти... на бешеной скорости... с развевающимся на ветру хвостом, она похожа на настоящую комету... Она чуть не утащила за собой фонарь... погасив его на бегу... Тагадам! Тагадам! Как бы я хотел умчаться вместе с тобой...

— Бардак! Пороху они, что ли, нажрались, кобылье проклятое! У этих скотин скипидар в заднице! И опять же салаги виноваты! Погибель для дежурных в конюшне! Тошнотворный запах салажни! Они спасаются бегством, кобылы! Их не проведешь! Такая вонь! Ты слышишь меня, паршивец?

Я понимал, что это относилось ко мне. В конце концов мы добрались, толкаясь и тесня друг друга, — «Рэзз! два! Рэзз! два!» — запыхавшиеся, одуревшие, до двери под большим висячим фонарем, за которой начиналось расположение одного из эскадронов.

— Кавалеристы... стой!

Бригадир пошептался со стариками... о чем-то поспорили... затем он принял решение.

— Кердонкюф, ты! На пле-чо! На пороховые склады! Сменишь часового! Ты понял? Стой, кто идет? Пароль знаешь?

Понятное дело, Кердонкюф его не знал...

— Как? Как! ты его не знаешь?

Вот это да, это было уже слишком! Ле Мейо задыхался от возмущения. У него даже вылетели из головы все его ругательства. Он напрасно старался заставить Кердонкюфа вспомнить пароль, размахивая перед его лицом фонарем... Даже это не помогло... Кердонкюф старательно перебирал в уме возможные варианты, он похрюкивал от усердия, втянув голову в воротник... но так и не мог ничего вспомнить.

— Ну, ты так и не вспомнил, олух?

Стоящему на свету Кердонкюфу выволочка была устроена еще почище, чем мне. Его каска не очень хорошо держалась на голове, при каждом порыве ветра она то спадала ему на лоб, то снова съезжала на затылок, при этом с высокого гребня каски фонтанировали во все стороны струйки воды.

— Проклятый придурок! Посмотри на себя! Как ты ведешь себя? Да как ты смеешь? Совсем стыд потерял, честное слово! Значит, воинскую дисциплину в поте лица папа римский должен за тебя соблюдать, подлец ты этакий! Так что, совсем пусто в башке? На ней даже каска уже не держится! Ну зачем-то же тебе ее все-таки приделали! Блин! Ты не станешь отрицать! Чертово проклятущее конченое дубье! Послушай, Кердонкюф, ты уже ничего не знаешь? Ты вообще ничего не знаешь, ну совсем ничегошеньки? Ты дурак набитый?

— Так точно, бригадир.

— Совсем ничего?

— Так точно, бригадир...

— Чертов сукин сын!

Вместе с бурными потоками воды в темноте неслись потоки грубой, бессмысленной, разнузданной брани. Остающейся без ответа... Мы пошли укрыться от дождя на противоположную сторону, при каждом шаге мои туфли издавали странный хлюпающий звук, настоящие насосы. Дождь опять усилился.

— Двое суток губы! Медом не покажется! Честное слово! Представь себе! Я тебе покажу, как забывать пароль, Кердонкюф! Свинья! Погоди у меня! погоди! Дубина!

Ле Мейо не мог сдержать раздражения, как же он омерзителен, этот подонок, этот негодяй, которому на все насрать, который инструкции в грош не ставит.

— Ты, по крайней мере, хоть знаешь, как тебя зовут? горе луковое! Ты хоть имя-то свое не забыл? Кердонкюф, это точно ты? Не кто-нибудь другой? Что ты вообще знаешь, дубина стоеросовая? Ладно! Заткнись! Такой старик — зараза похуже салаги! Я тебе сам сейчас скажу этот пароль!

Все столпились, я позади всех, чтобы услышать пароль. Сгрудившись в кучу, измочаленные, мы дрожали в ночной темноте.

— Ах! Вот незадача! Я же его знал! Это были два слова! Я еще, когда уходил, сказал Кёффу: «Послушай, Кёфф, вот пароль...» Бля! Все было в порядке. Я его хорошо помнил. Ты только подумай, ну и как это называется?

Он снова начал крыть Кердонкюфа на чем свет стоит. Это не помогало. Ле Мейо прямо из себя выходил. Он даже снял каску, чтобы холодный дождь смочил его голову, он кипел от ярости. Он метал громы и молнии, изрыгая проклятия.

539

Несмотря на это, пароль все же не вспоминался. Что поделать...

— Во курва жеребячья! Бляха-муха! Выскочило из головы! Я же его точно помнил! когда мы шли! Он вертелся у меня на кончике языка, этот пароль! И тут бац!Я чувствую, выскочил из головы! Со мной такое уже бывало когда-то в кузнице! Эта бредятина моментально улетучивается! Уж мне-то известно! Но я же его знал! Точно! Эй, Ла Малис, это не «Наварра»?1 А? Не «Наварра»?