© Оформление. ООО «Издательство АСТ», 2016

Северный Уэльс, Лланруст[1], 1875 год

В музыкальном салоне играли «Колыбельную» Брамса. Арфа и металлофон, сливаясь, порождали фей сна. Те парили в воздухе, осыпая людей золотой пыльцой с радужных крыльев. И сама музыка чудилась их пением.

Ветер швырял в окно пригоршни золотой листвы, но на этом не останавливался, а, дерзко проникая на территорию людей, подхватывал листья и кружил их по паркету в беззаботном танце осени. И, неугомонный, теребил тончайший тюль занавесей, путался в волосах.

В первом ряду плакала девушка.

Золотой пыльцы, решил Пол, ей досталось больше всех: рассыпавшейся по волосам и шее, припудрившей нос и щеки, задерживающейся на кончиках ресниц. Пол, усмехнувшись, подумал: позиция у меня выгодная – и часть сцены, и первые ряды партера как на ладони.

Взгляд молодого человека скользнул ниже, отметив, что аккуратная грудь юной плакальщицы высоко вздымалась… Одета девушка была в простенькое голубое платьице. Кружевная накидка подчеркивала юность и грацию незнакомки.

Пол снова посмотрел юной особе в глаза. В них, серо-голубых, будто льдистых, дрожали бриллианты слез.

– Представьте себе – ее здесь считают чуть ли не первой красавицей! Пфф! – в голосе стоявшей неподалеку дородной дамы в ярко-синем платье, обмахивавшейся огромным веером, звучало откровенное презрение.

Пол видел эту женщину в первый раз, но сразу же определил в ней принадлежность к людям, у которых на все есть свое, непременно верное и неоспоримое мнение, и они спешат поделиться им с окружающими.

– А вы, как я погляжу, – осторожно начал он, – с такою оценкою не согласны?

– Ну конечно же! – едва ли не с возмущением отозвалась его собеседница. – Слишком худая, в веснушках, движения чересчур нервные и порывистые!

Пол хмыкнул и, взглянув на рыжеватые локоны, узенькие вздрагивающие плечи обсуждаемой персоны, ее острые лопатки, топорщившиеся под тканью платья, решил для себя, что в жизни не встречал никого прекраснее. Но свои выводы оставил при себе. Этой синей, похожей на грозовую тучу даме незачем знать, что в переполненном зале музыкального салона не существовало ничего, кроме сказочной музыки, кружения листвы и хрупкой девушки, плакавшей от восторга.

Он даже не заметил, куда делась его давешняя визави, и вздрогнул, услышав мужской голос вместо женского.

– Вижу, вы не сводите с нее глаз! – упитанному коротышке в полосатой тройке пришлось приподняться на цыпочки, чтобы шепнуть это Полу. – Здешняя жемчужина, Мифэнви Лланруст, дочь правителя. Почти принцесса. Вы представлены?

Пол отрицательно помотал головой.

– Я в Лланрусте со вчерашнего вечера, – пояснил он. – Только и успел – снять отель да отужинать. А с утра, едва проснувшись, отправился на моцион. И вот забрел сюда: дверь открыта, музыка льется, публика нарядная…

– Это – одна из причуд принцессы. Когда в Лланруст приезжает какой-нибудь оркестр – а здесь их всегда полно; да и прочие богемные – поэты, музыканты, архитекторы – так и льнут! – так вот, если приезжает кто – Мифэнви сразу приглашает их сюда, в свой салон, и велит открывать двери и окна, чтобы все слышали. Говорит, искусство – для всех. Взбалмошная девчонка.

– А я нахожу такую причуду прелестной, – улыбнулся молодой человек и протянул незнакомцу руку: – Пол Грэнвилл, к вашим услугам.

– Аарон Спарроу, очень рад, – весело проговорил тот, отвечая на рукопожатие. Руки у него, заметил Пол, были пухлые и неприятные. – Послушайте, а вы случайно не из Грэнвиллов Глоум-Хилла?

– Случайно из них.

– О! – возрадовался Спарроу, – значит, вы посланы мне судьбой! Я слыхал, в ваших местах разводят дивных козочек, которые дают отменную шерсть.

– Да, шерсть у нас и вправду отличная! А вам, собственно, зачем? Уж простите мое бестактное любопытство.

– Что вы! – Спарроу поднял руки вверх в примирительном жесте. – Это нормально. Я только приветствую любознательность в молодых людях. Редкость в наши времена: обычно молодежь ничего не хочет слышать, потому как полагают, что им и так известно все. А если вернуться ко мне, то я – коммерсант, скупаю-продаю. Такие дела.

«Спекулянт, точнее», – подумал Пол, но вслух спросил: – А что продает Лланруст?

Спарроу хихикнул:

– В основном красоты и арфы. Еще хлопок здесь добротный.

Музыка затихла, и принцесса Мифэнви поднялась, чтобы поблагодарить музыкантов. На ее нежных щеках играл румянец, а глаза еще блестели от слез.

– А вы здесь по какому вопросу? Турист?

Пол, поглощенный созерцанием своей золотистой феи, не сразу сообразил, что обращались к нему. Но потом спохватился, замотал головой:

– Нет, у меня скорее научный интерес…

– А, – протянул Спарроу, слегка разочарованно. – Но вижу, к научному у вас теперь добавился и личный.

Пол смутился и покраснел.

– Идемте, представлю вас, я коротко знаком с ее отцом: веду дела. Арфы сейчас в Лондоне в большой цене.

Пол растерялся еще больше, но упустить такой шанс просто не имел права.

– Миледи, разрешите… – Спарроу довольно бесцеремонно окликнул дочь правителя Лланруста, и та обернулась. На миг их с Полом взгляды встретились, и мир вокруг замер.

А потом она подошла, окутав его нежным цветочным ароматом, и протянула руку. Ладонь ее была такой узкой и невесомой, что Пол даже испугался: как бы не навредить рукопожатием.

Но принцесса согрела его обнадеживающей улыбкой, а затем проговорила, и голос ее звучал подобно давешнему пению арфы – серебристо и нежно:

– Вы должны немедленно похитить меня, и тогда, возможно, я подарю вам поцелуй.

Сказала – и густо залилась краской. А глаза ее будто шепнули: «Я нашла тебя».

И сердца молодых людей в тот же миг заколотились в едином ритме, выстукивая: судьба…

– И чего же вы ждете? – слегка обиделась принцесса, видя растерянность и смущение Пола. – Раз так – я сама украду вас! – тихо, но четко проговорила она, беря его за руку и мучительно краснея от собственной дерзости. – Идемте, – и добавила уже увереннее и громче: – Вы должны видеть их. Они только вчера расцвели. Розы в моем саду…

И он позволил себя увести, точно зная, что пошел бы за ней даже на смерть…

Графство Нортамберленд, замок Глоум-Хилл, 1878 год

– Мифэнви, вы совсем себя не жалеете!

Колдер Грэнвилл накинул пушистый плед на колени своей невестки.

– Вы совершенно напрасно волнуетесь, – смущенная такой заботой, молодая женщина зарделась до корней волос. – Тут совсем не холодно…

– И поэтому ваши руки ледяные?

Он осторожно пожал ее узкую ладонь, совсем легко, почти неощутимо коснувшись белой атласной кожи. Но тут же отпустил, вздохнул и отошел к письменному столу.

– Смотрю, вы не разбирали почту?

– Да, извините меня, – тихо отозвалась Мифэнви, – я немного расстраиваюсь, что мне никто не пишет.

– Господи! Да что же вы себя хороните в двадцать лет!

Колдер посмотрел на нее так, что женщина явственно почувствовала: рассержен и, должно быть, хотел бы встряхнуть ее как следует, и еще ниже опустила голову.