Чем больше я стараюсь разложить по полочкам свои идеи, касающиеся мужчины, который скоро будет моим Домом, тем запутаннее становятся мои мысли. Может быть, это предупреждение — верный признак того, что я делаю что-то неправильно. Если я хочу быть уверенной в своих действиях и не оступиться, то не стоит ехать в Вашингтон. Кого это волнует? Джон бы разочаровался, но он бы понял. Хватить обучения ― я более чем достаточно прошла стажировок. Более чем уверена, что моя семья уже не будет моей, если они почуют правду.

Задержавшись, я поворачиваюсь назад и смотрю на сцену. Как насчет Беннетта? Как сильно в действительности его волнует происходящее? Конечно, у него есть собственническая жилка шириной с милю. Но стал бы он злиться? В течение примерно пяти секунд — ладно, может быть, неделю. Он хочет, чтобы я была с ним, но для жесткого траха... или я действительно имею для него значение? Или это его натура контролировать — его потребность доминировать, когда он реагирует на что-то? В конце концов, мужчина как Стоун — прыгаеет из одной постели в другую.

Как он будет чувствовать себя в реальном окружении среди сотрудников, и, возможно, работая в Белом Доме, если я являюсь его стажером! Алле? Я не думала об этом до сих пор. Дерьмо. Вот же черт! У меня есть достаточно сбережений, чтобы протянуть последний семестр до получения диплома об образовании, и если я все же решу написать диссертацию, то тогда бы могла засесть в библиотеке, чтобы скоротать время. В моей башне из слоновой кости, как называет ее Стоун. В безопасной и надежной.

О, Боже! Зачем я вообще издеваюсь сама над собой подобным образом? Я убедилась: неуместному контролю моих бабушки с дедушкой нужно положить конец. И только тогда, когда я рядом с ними с их желанием утвердить свою власть надо мной, это делает меня менее адекватной. Я потираю рукой по лбу и натягиваю очки на переносицу, пока направляюсь по темному проходу к выходу. Я следую за Колином через заднюю пожарную дверь и резко останавливаюсь.

― Какого хрена ты делаешь? ― спрашивает он, скрестив руки на груди, будто у него есть какое-то право вмешиваться в мою жизнь.

Вместо того чтобы дать воле моему разочарованию, я пускаю в ход мой гнев. Я не собираюсь играть в игру на условиях двоюродного брата. Свернув программку несколько раз, я пытаюсь взять себя в руки. Обработаю его: то, что хочет услышать мой слабоумный братец, я, возможно, смогу скормить ему с ложечки.

― Колин, я работаю над проектом.

― Тогда почему Нолан об этом ничего не сказал?

― Потому что это не только мой проект. Как я тебе уже говорила, я помогаю в исследовании Джону. Он единственный делает это для «Пост». Никто из бабушкиной свиты в этом не участвует… так пристрели меня за это.

― Я не понимаю. Еще одна стажировка?

― Да. То, что делают люди, которые хотят обзавестись связями. Я уже все устроила. Но, если ты проговоришься хоть кому-нибудь, то таким образом оставишь меня нахрен без всех источников информации.

― Ты серьезно о писательской деятельности? Как о карьере? Я сомневаюсь, что наши бабушка с дедушкой согласятся на это.

― Ох, верно. Я могу быть подобной тебе. Как раз то, что ты проделываешь в очередной раз? ― Я жестока, но мне плевать.

Он должен помнить, что я не собираюсь с ним союзничать в том, как он перекачивает средства, вместо того, чтобы заниматься своей карьерой, или переживать что, не дай бог, он окажется в свободном плавании. Он сын Бриджид, и как его мать он имеет людей налево и направо, лишь бы получить то, чего он хочет.

― Послушай, не все киски мои, ― иронизирует он. ― Ты должна быть реалистом. Тебе не кажется, что у меня были планы… однажды?

― Я ничего не могу припомнить, кроме того, что ты торгуешься сплетнями с семьей ради своей пользы. Разве нет? Я не знаю. ― Я успокоила свое желание оторвать ему голову, затем рывком отворила дверь, просовывая сложенную программку под косяк. Я не собираюсь оставаться с ним здесь взаперти. ― Если ты создашь проблемы, я засуну их далеко в твою задницу, что ты не узнаешь, где окажешься ты, а где я. Даже не думай рыть под меня!

Ближе к вечеру на улице стало прохладно, особенно с этой стороны здания, где стоим мы, ветер начал поднимать кусочки сухих листьев и грязь. Он засовывает руки в свои карманы.

― В таком случае, подкинь мне какую-нибудь новость.

Я начинаю дрожать. Я так зла, что Колин считает, будто может меня шантажировать.

― Ты больной?

― Нисколько.

Я моргаю и чувствую, как мои брови съезжаются вместе.

― Хм, поправь меня, но разве нет иных способов заработать денег, кроме как кустарным способом нагрести сплетен обо мне?

Колин смотрит на меня, сощурив глаза, он злится.

― Точно, это именно то, что ты делаешь с бульварной историей журналистики. Я читал, что ты пишешь. И ты ничем не отличаешься. Мой тираж немного меньше твоего ― и в отличае от тебя, я не вру.

― Я никогда никого не бросала под колеса автобуса и да. Ты ― лжец. Половина твоих историй покрыта ложью.

― Это догадки и я не согласен, ― отвечает он, самодовольно улыбаясь.

― Так ты все решил, и жребий выпал на меня в этот раз? Конечно, у тебя были причины для прихода сюда сегодня, помимо слежки за политиками.

― Прийти снова?

Вздохнув, я пытаюсь успокоиться.

― С чего это ты решил, что это именно я. Ты пришел не из-за Нолана. Почему выбор пал на меня, когда у нас есть целая семья в которой полно людей, на которых ты можешь настучать?

Он потирает свое лицо.

― Если я тебе скажу, тебе не понравится.

― Мне уже сейчас не нравится. Хуже уже не будет.

Колин приподнимает бровь, затем осматривает меня с головы до ног и широко улыбается.

― Белокурая красотка. Почти выпускница. «Гран энд Поп» постоянно тебя обсуждают. Ты то, что в СМИ зовется горячим заголовком. Я прав? Я говорю, что это может быть грандиозным.

Я ошибалась. Он прав. Оказывается меня можно ой, как разозлить.

― Ладно, вот тебе мой ответ. Ясно и просто. Иди к черту.

― Хорошо, теперь мне все ясно. ― Он перекрывает мне путь. ― Ты ― недостающее звено. Дай мне что-нибудь. Ты встречаешься с кем-нибудь. Учишься. Следуешь прежним планам. Пишешь. Все это так и кричит «Скука». Когда я смотрю на тебя, что-то не сходится. Ты роскошная. Кеннеди и Стиллман ― твое будущее словно чистый лист.

― Нет, я пишу, чтобы выживать. ― Я отталкиваю его руку, резко выдыхая.

― Расскажи мне что-нибудь смачное. Боже, да ты трахалась с Сенатором Соединенных Штатов. Ты встречалась с кем-нибудь стоящим из его окружения? Все эти сотрудники Лиги Плюща, было бы неплохо тебе скорее найти кого-нибудь, если ты думаешь, что журналистика поддержит твой образ жизни.

― Что это значит?

― Твои вкусы это скорее черная икра и шампанское. Не пицца с пивом. Ты либо направляешься в «Ситибанк», либо обзаводишься семьей. Мы оба знаем, что у тебя нет привычного доверительного фонда ― ни твоя мама, которая отказывается уступить место в очереди, ни твой отец ― тебе не помогут.

Я уставилась на него. Мое тело цепенеет при одном упоминании моего отца.

― Проваливай! ― шиплю я сквозь стиснутые зубы. Если я ударю этот мешок с дерьмом, не думаю, что у меня хватит сил остановиться.

― Дражайшая кузина, эта интрижка с сенатором ненадолго. Он очень скоро устанет от политики и вернется в свою адвокатскую фирму. Женится, воспроизведет 2,5 детей. Конец истории. Счастливый отошедший от дел Сенатор Стоун. Не похоже, что он когда-нибудь станет президентом. Его потребности в тебе или твоем имени ограничены. Мне даже стеклянный шар не нужен, чтобы предсказать тебе его будущее… но вот твое. Боже, мы все сгораем от нетерпения, узнать, что же ты будешь делать через год.

― Ты чертов придурок. ― Мои руки были опущены, но сразу взметаются вверх, я размахиваю перед ним двумя средними пальцами. ― Вот, на бис!

Колин закрывает глаза и качает головой. Я поворачиваюсь, чтобы вернуться назад в аудиторию, но он тянется ко мне и цепляется своими пальцами за мою руку, перекрывая мне путь.