Нет! Совсем «нет»!

Прежде всего, я должна помнить, что я должна заинтересовать этого человека. Он нуждается во мне, как в третьей подмышке.

― Что дало вам повод думать, что я сбегу? Если вы дадите мне место, то я останусь. Во что бы то ни стало. Я не ищу местечко потеплее, я здесь для того, чтобы учиться и я не боюсь тяжелой работы. Даже большого количества, если это необходимо. Вы должны знать это, сенатор Стоун. Разве это не часть ваших основ, и причина того, почему так много людей стекается в лагерь к вашему оппоненту? Следовать идее. ― Я наговорила кучу ерунды и затем продолжила: ― Позвольте мне заверить вас, сенатор, я справлюсь!

Что ж, это заставило Стоуна заткнуться. Бьюсь об заклад, не многие люди спорят с ним. Его суперэго ― напускное. Всего лишь хорошая пиар-команда ― одна из тех, что использовал Обама. Я многое прочитала о сенаторе до того, как Джон принес мне для изучения его досье. Стоун не только учился на юридическом факультете «Гарварда», но и дважды получал ученую степень в этой области. Был редактором в «Вестнике закона» и выпустился со вторым результатом со всего выпуска. Играет в футбол на позиции вратаря. Работал окружным прокурором, где вероятно, и заработал себе семилетний зуд, а затем стал главой предприятия. Он специализировался на преступлениях «белых воротничков», но брался и за другие дела, если они давали ему доступ к прессе.

И судил. Самый молодой из когда-либо избранных сенаторов. Родом из Атланты. Его отец родом с юга с сильной родословной, как и моя, и так же, как и я, он своего не упустит. У Беннетта Стоуна свои правила, всегда были и всегда будут.

Я очнулась от своих бредовых мыслей, когда он сказал.

― Я не хотел тебя оскорбить.

Мы долго смотрим друг на друга, мышцы на его скулах напрягаются, его голос, хриплый и низкий, заставляет меня думать об умопомрачительном сексе. Интересно, что он говорит, когда вот-вот кончит? Все мои инстинкты кричат: «Забудь, черт побери, об этом. От этого парня ничего кроме неприятностей не будет. Он волк в политической сфере и тот тип мужчин, которых девушки никогда не смогут забыть. Даже после поцелуя».

Мы неотрывно смотрим друг на друга, и я не могу отделаться от своих впечатлений о Стоуне. Столь яркие и незабываемые, не даром говорят, что первое впечатление сложно изменить. Я вспомнила, как наши взгляды впервые встретились. Сейчас я сижу рядом с ним, и сексуальное напряжение внутри меня растет с каждой минутой.

Если я не буду осторожной, он поймет, что я просто девочка-фанатка, которую он поцеловал и поймет, что взять меня ― это ошибка. Никакого Вашингтона. Я не проведу там ни одной ночи, если быстро не сосредоточусь.

― Я не приняла ваши слова всерьез, ― ответила я холодно. Я снова в игре.

― Я не читал твоего резюме, ― коротко отвечает он.

Он главный, напоминаю я себе, но на данный момент, он ― мой путь к карьере и связям, не зависящим от моей семьи. Не так уж и аморально, быть заведенной человеком. Черт, он ― ходячий грех, секс и декаданс. И чем больше я осознаю потенциальную опасность, тем быстрее я могу обуздать свою тягу к нему и делать то, что от меня требуется.

С этим новым для меня ощущением я отвечаю,

― Нет? Что ж, у меня с собой есть копия. ― Я улыбаюсь, кладу кейс себе на колени и расстегиваю замки, замечая, что взгляд Стоуна сосредоточен на моих пальцах.

― К-С-К. Разве должно быть не К-К-С... И что значит первая «К»? ― Его вопрос обескураживает меня.

КС. Кса. Мои инициалы, ничего лишнего. Стоит ли мне рассказать ему о своем прозвище, после того, как он отозвался обо мне? Хуже того, после того, как его руки касались моей задницы, а его член терся об меня и я практически умоляла его трахнуть меня прямо там, в темноте коридора.

― На самом деле, да. Но это был подарок, ― говорю я. ― Меня зовут Ксавия. ― Глядя на Стоуна, я прикусываю сережку в языке, маленький шарик ложится ближе к гортани. Нет, лучше не говорить всей правды.

Ему не стоит знать о том, что я в прошлом увлекалась вечеринками.

Покопавшись в кейсе, я достаю аккуратно запечатанный пакет. Спасибо обсессивно-компульсивной тенденции, которой мы с Джоном придерживаемся. У меня есть три полноценные копии моего резюме, приложения для стажировки и образец письма, готового к отправке. Отдавая ему одну из копий, я смотрю на него из-под ресниц, по мере прочтения моих ответов он отмечает, что мой средний балл 3.99. Он внимательно просматривает приложение и переходит к резюме, из которого отмечает, что у меня разносторонние интересы. Он отмечает мое увлечение бегом на беговой дорожке, президентство в драматическом клубе; я не могу понять, действительно ли для него это примечательно, или нет. Такое ощущение, будто я сижу напротив своей семьи, и сейчас от них зависит моя жизнь.

― Ты играла? На сцене?

― Я участвовала в некоторых пьесах. ― Я в трех шагах от того, чтобы залепить ему пощечину, чтобы стереть эту самодовольную улыбку с его лица. Чем меньше он знает обо мне, тем лучше. Этот человек не только чертовски сексуален, но и потрясающе сосредоточен, и он может подавиться своим чертовым высокомерием. Однако ничего не поможет, если все, чего я хочу – это залезть к нему на колени, притянуть за галстук и попросить заткнуться.

― Какая твоя любимая пьеса? Просматривая твое резюме, видно, что у тебя есть не только актерский опыт, большинство твоих работ ― статьи, описывающие различные сферы искусства. ― Его вопрос выдернул меня из моих фантазий, становится жарче и все сложнее перестать представлять его без одежды.

Из его слов понятно, что он на самом деле читал мое резюме. Думаю, почему бы и нет. Просто, надо быть честной, говоря о моем актерском опыте и не озвучивая мысли.

― Вы Не Можете Взять Это С Собой. Я играла Алису.

― Интересно, ― кивает он, поджимая губы.

― Вы знаете ее? Я имею в виду, смотрели?

― Да, в этой пьесе много чего происходит на сцене: оркестр, джазовый диссонанс. Словно политическая арена с ее серыми кардиналами. Не замолкающая речь звучит словно жужжание. Ну что, я прошел проверку?

― Вы действительно знаете ее, ― говорю я. И это правда. Он сказал это не из любезности. В этой пьесе все актеры одновременно находятся на сцене и говорят. Собирается целая толпа. В эти моменты я чувствовала себя живой.

― У тебя есть вопросы? Ко мне. ― Должно быть, что-то изменилось. Его тон не противоречащий, но он по-прежнему продолжает смотреть на меня.

Было бы глупо отрицать, что в нем есть что-то, что заставляет тебя таять, словно сахар в горячей воде. В нем много всего, популярность и темная сторона личности... да, черт возьми, намного больше, чем показывают СМИ. Его глубина, его тайны ― это что-то мистическое. Парадокс, который я хотела бы разгадать.

― Война? ― спрашиваю я. ― Какие реформы Вы намерены провести? ― Один из его комитетов, я точно знаю, оплачивает забастовку. Я против войны, но вряд ли, правда поможет мне завоевать его доверие. Доверия, как политика, ищущего поддержки.

― Не дай войне подмять тебя под себя, ― говорит он. ― Это не для огласки, конечно. Это фиаско и вряд ли кому-то понравится. Но скажи это нефтяным компаниям. Подними бурю, и ты станешь одной из самых важных персон конгресса. Уйдешь, и все очень быстро забудут о тебе. О, черт, это не то, что хотели бы слышать люди с большими мечтами.

Его откровенный ответ удивляет меня.

― Хотите, верьте, хотите, нет, но это так, ― говорю я мягко, глядя в его открытые, уставшие глаза. Кажется, вот-вот они закроются.

― У правды много граней. То, что ты услышала от меня ― лишь одна из них. Может, я не лучший пример для построения политической карьеры. ― И с этими словами он опускает взгляд на мои ноги, затем вовсе закрывает глаза и встряхивает головой.

На этом заднем сидении секунду назад, он сместил свою политическую персону с пьедестала и спустил на землю. Он стал чувственным и провокационным. В ту же секунду мне хочется провести рукой по щетине на его скуле и поцеловать его полные губы.