* * *

Я на месте. Первый день на Измираидах. Видел могилу, беседовал с отцом Миртоном. Буря, тем временем, перекипела на другой стороне. Они знали, где посадить «Стрельца». (Ну, нет, что тут общего, все зависит от времени суток, момента вращения камня, разве что Вектор Хоана…)

Собор располагается за биостазом города, он слишком высок, пробил бы купол. Челнок «Розмарина» высадил нас с другой стороны; сам город (город! — слишком громко сказано: скорее уже прикрытое воздушным полушарием сборище временных зданий) лежит в мелком кратере, и его склоны загородили нам вид черным обрывом. Эта Измираида называется «Рог», она вторая по величине во всем скоплении, только притяжение практически не существует. Мы сразу же пересели в груиз. Вазойфемгус помог мне со скафандром, самодостаточные вакуумные скафандры — это настоящие доспехи, человеку требуется подумать с полминуты, прежде чем шевельнуть ногой.

Груиз на трассе от посадочной площадки до купола ездит вдоль ярко освещенного рельса; он прикреплен к нему с помощью двух эластичных бугелей; все это выглядит совершенно как канатная дорога.

Когда мы ехали, доктор указал направо и сказал:

— Корабль, потерпевший крушение.

Я сориентировался, что он имеет в виду буксир Измира. Оглянулся в том направлении, только ничего не заметил.

— Он уже за горизонтом, — пояснил Вазойфемгус. — К нему тоже имеется линия. Отец здесь в паломничестве?

— Нет, — ответил я и попытался пошутить. — По служебным делам.

Сквозь пластик шлема его лицо мне не было хорошо видно, но, по-моему, он не улыбнулся.

— Я, собственно, ненадолго… — буркнул он. — Воспользовался оказией, что люди заказывают чартеры для эвакуации. Как отец считает, Мадлен нас пустит?

Я хотел пожать плечами, только из этого мало что вышло.

— Не знаю. Они все еще считают.

— Ну да…

Небо здесь — не небо, а попросту растянутый на высокой полусфере космос. Хуже того: ты моментально теряешь эту иллюзию двухмерности, достаточно заглядеться на пару секунд, и чудовищная бездна уже подавляет тебя. Разум тут же переключается на пространственное отображение, и уже нет никаких сомнений, что ты всего лишь мельчайшая пылинка в этом океане, мурашка на камешке. Можно впасть в панику. Те, кто в первый раз выходят в открытый космос, чуть ли не физически чувствуют, как их чувства теряют все точки ориентации, как начинается падение, как они улетают в бесконечную пустоту. Были случаи потери сознания, была рвота и всхлипы, было даже сумасшествие. На астероиде это не грозит, все-таки, какой-то горизонт здесь имеется, есть почва под ногами, плоскость «низа», о которой можно догадаться. Но когда поднимешь голову и утратишь ее с глаз… Боже мой. Описать это невозможно.

Мы въехали на край кратера. Шлюз купола уже открывался перед капотом груиза. Сам купол снаружи выглядел словно молочно-белая полусфера, через нее практически ничего не было видно. Мы заехали в шлюз и тут же выехали, двери закрылись и открылись так быстро, что я даже этого и не заметил; глянул вверх — и снова на меня обрушились звезды: изнутри купол абсолютно прозрачен.

Но, несмотря на эту гладко отполированную черноту, весь интерьер залит не дающим теней светом.

Дома располагаются четырьмя концентрическими окружностями, в средине — наиболее старые; в большинстве своем, двух и трехэтажные. Четвертая окружность, внешняя, по словам доктора уже практически покинута.

Груиз освободился от направляющего рельса, и Вазойфемгус перешел на ручное управление. Левой рукой он указывал на мелькавшие мимо стены из живокриста и и разъяснял (уже не через интерном, потому что шлемы мы сняли):

— Это Матабоззы. Убегать начали, как только оказалось, что приблизимся под Мадлен. Они это считали первыми. Сейчас как раз подали в суд в отношении тех участков на щенках Лизонне, две тысячи гектаров густого аналитического леса, Центру до них, как до Луны пешком. На самом пике, лет пять тому назад, чуть ли не треть того леса перемалывала гравитационные уравнения Измираид. В рамках тестирования контрольных параметров, они сопрягли с Фисташком семь тяжело-металлических метеоров. Это было еще до критического перилевия, так что теперь у нас имеется Процесс Четырнадцати. Уже вижу, как адвокат станет объяснять присяжным теорию хаоса. Матабозза, скорее всего, пойдет в бифуркацию, им никто не докажет, что это все неправда. То есть, в сумме — два мощных судебных процесса. Ничего удивительного, что бюджет урезают. Они первые. А вот эта арканная последовательность слева — это филиал NASA. Теоретически, они ограничиваются только мониторингом. Ха! Во время моего предыдущего визита, когда поступило предложение разорвать черные жилы атомными зарядами, NASA выскочило с вето для такого постановления. Было покушение на их мозговика. А вон там, отец, видите вон то, зеленое — там живет следственная группа UL, во всяком случае, проживала, хотя и не похоже, что они уже смылись. А вот та четверочка — это все помещения для гостей; Хонцль сдает их паломникам, во время широких окон у него всегда полно гостей. Сейчас он молится, чтобы Мадлен нас отпустила.

— Вы говорите, сдает в аренду. Вы же знаете юридический статус Измираид?

— Ага, закон вора, виртуальное разделение участков. Выходит, эти сплетни правдивы? Будете спасать Рог?

— Простите…

— Ну да.

Мы уже проехали центр, то есть, круглую площадь с фонтаном посредине (огромные капли воды спадали по абсурдно высоким параболам). Вазойфемгус свернул за белостенный дом, выстроенный в стиле изысканной арабской архитектуры, и здесь остановил груиз. Вышел, махнул мне рукой и направился к теням стрельчатых аркад. Я глядел, как он шел. Колени практически не работали, в основном — ахиллесово сухожилие. Да, сноровка у парня имелась. Он быстро исчез в темноте.

Я переключил груиз на автомат и сообщил адрес квартир, которые епархия Лизонне снимала у Хонцля. Автомобиль тронул. Снова я ехал через молчащий город. Только сейчас я осознал его пугающую безлюдность. В течение всего времени, от самого шлюза, я не видел ни единого жителя. Выглядело на то, что не только четвертая, но и все окружности животкристовой застройки давно уже были покинуты.

То, что это не так, я убедился, войдя в главный вестибюль гостиницы Хонцля. Он ничем не напоминал гостиничных вестибюлей с Лизонне или Земли (более старомодная стойка с электроникой) — ничем, за исключением единственного администратора. Как только я переступил порог (говоря по правде, перелетел, причем, по явно крутой дуге), он поднялся из-за широкого прилавка, на котором блестел угловатыми внутренностями растасканный на запчасти автомат. Подошел и протянул руку. Я пожал ее, несмотря на перчатку.

— Отец Лавон, я очень рад, вы все-таки добрались. — Он был очень молод, самое большее, лет тридцать пять; крепкое рукопожатие никак не вязалось с робкой улыбкой на лице с оливковой кожей. — Джек, то есть отец Миртон, ожидает вас. Номер двести два.

— Очень приятно, с кем имею…

— Хонцль, Стефан Хонцль.

Так я познакомился с местным магнатом гостиничного бизнеса. Он пошел забрать из груиза мой багаж. Мне выделили номер двести три. В стенках лифта были размещены многочисленные захваты, ускорение бросало человека в потолок, неосторожный новичок мог выйти с шишкой величиной в орех.

Что же касается гостиничной роскоши, то, увидав коридор второго этажа, я перестал питать какие-либо иллюзии относительно характера предприятия Хонцля. Он использовал стандартный живокрист, и наверняка не потратился на какие-либо украшения интерьера; скорее уже «Розмарин» был больше похож на гостиницу. Голые стены, голый пол, зеленоватое свечение потолка, двери, вырезанные в форме идентичных прямоугольников. На Лизонне подобные квартиры оценивались бы ниже гарантированного социального минимума. Я постучал в двести второй номер.

Миртон и вправду ожидал мня там. Я вошел в какую-то расширенную трехмерную визуализацию, чем тут же ее выключил, но еще успел заметить сложную символику эволюционных алгоритмов. Миртону столько же лет, сколько и Хонцлю, живьем он выглядит еще моложе, чем по телефону. Ужасно нервный человек. В приветственном водопаде жарких слов он разместил столько охов и ахов, что я уже начал было подозревать, что он переигрывает — но Миртон именно такой, Миртон par exellence^[3].