Проникновение компании в другие отрасли было расценено пайщиками как более важное, чем изобретение каталитической пластмассы. Гудмэну повысили зарплату и выдали крупную премию.
Находясь на гребне этой волны успеха, он сделал Жанне предложение и получил в ответ немедленное «да». Родители благословили брак; оставалось лишь получить официальное разрешение властей, так как Гудмэн пока формально считался иностранцем.
Он отпросился с работы и пошел пешком до Идриг-Билдинга повидаться с Мелитом. Стояла чудесная весенняя погода, какая на Транае бывает десять месяцев в году, и Гудмэн шел быстро и легко. Он был влюблен, успешно работал и скоро собирался получить транайское гражданство.
Вне сомнения, даже Транай не идеал, и здешняя Утопия нуждается в ряде усовершенствований. Может быть, ему следует согласиться принять на себя обязанности Верховного Президента для осуществления необходимых реформ. Но спешить пока не стоит...
– Эй, мистер, – прервал его раздумье чей-то голос. – Подайте хотя бы дигло.
Гудмэн наклонился и увидел сидящего на корточках, одетого в лохмотья, немытого старика с оловянной кружкой в руке.
– Что такое? – переспросил Гудмэн.
– Брат, подайте хотя бы дигло, – жалобным тоном пропел старик. – Помогите бедному человеку купить чашку огло. Два дня не ел, мистер.
– Стыдно! Почему бы вам не взять пистолет и не пойти грабить?
– Я слишком стар, – заскулил старик. – Мои жертвы надо мной смеются.
– Может быть, вы просто ленивы? – строго спросил Гудмэн.
– О нет, сэр, – сказал нищий. – Посмотрите, как у меня трясутся руки.
Он вытянул перед собой дрожащие грязные руки. Гудмэн вытащил бумажник и протянул старику один дигло.
– Я думал, на Транае не существует нищеты. Насколько я слышал, правительство заботится о престарелых.
– Да, правительство заботится о них, – сказал старик. – Смотрите. – Он протянул кружку. На ней была выгравирована надпись: «Официальный государственный нищий, номер DR-43241-3».
– Вы хотите сказать, что государство заставляет вас этим заниматься?
– Государство разрешает мне этим заниматься, – подчеркнул старик. – Попрошайничество – государственная служба, и оно резервируется за престарелыми и инвалидами.
– Это позор!
– Вы, верно, нездешний.
– Я с Земли.
– А, как же, как же! Такое нервное, беспокойное место, не так ли?
– Наше правительство не допускает попрошайничества, – сказал Гудмэн.
– Нет? А что делают старики? Сидят на шее своих детей? Или ждут конца в доме для престарелых? Здесь такого не бывает, молодой человек. На Транае каждому старику государство обеспечивает работу, не требующую особой квалификации, хотя иметь ее неплохо. Некоторые выбирают работу в помещении, в церквах или театрах. Других влечет беззаботная обстановка ярмарок и гуляний. Лично мне нравится работать на улице. Такая работа позволяет бывать на солнце и свежем воздухе, много двигаться и встречать необычных и интересных людей, как, например, вы.
– Но как можно попрошайничать?
– А что еще я могу делать?
– Не знаю. Но... посмотрите на себя! Грязный, немытый, в засаленной одежде...
– Это моя рабочая одежда, – обиделся государственный нищий. – Посмотрели бы вы на меня в воскресенье!
– У вас есть другая одежда?
– А как же? Да еще и симпатичная квартирка, ложа в опере, два домашних робота и больше денег в банке, чем вам когда-нибудь доводилось видеть. Приятно было с вами побеседовать, молодой человек, и спасибо за ваше пожертвование. Однако пора за работу, что я и вам советую сделать.
Гудмэн пошел дальше, бросив последний взгляд на государственного нищего. Тот, казалось, преуспевал.
Но как можно попрошайничать?
Совершенно необходимо покончить с такой практикой. Если он согласится стать Президентом (а очевидно, это придется сделать), он поглубже разберется в этом вопросе.
В Идриг-Билдинге Гудмэн рассказал Мелиту о своих матримониальных планах.
Министр по делам иноземцев обрадовался.
– Чудесно, просто чудесно, – сказал он. – Я хорошо знаю семью Влэй. Прекрасные люди. А Жанна такая девушка, которой гордился бы любой мужчина.
– Какие юридические формальности мне предстоит выполнить? – спросил Гудмэн. – Как-никак я ведь чужеземец и все такое...
– Никаких. Ничего не нужно. Я решил, что обойдемся без формальностей. Если вы хотите стать гражданином Траная, достаточно вашего устного заявления. Можете остаться гражданином Земли, и никто на это не обидится. Можете иметь двойное гражданство – Траная и одновременно Земли. Была бы согласна Земля, а у нас, безусловно, возражений нет.
– Я хотел бы стать гражданином Траная, – сказал Гудмэн.
– Как вам угодно. Но если вы намерены стать Президентом, то можно занимать этот пост, оставаясь гражданином Земли. Мы не щепетильны в подобных вопросах. Кстати, одним из наших лучших Верховных Президентов был ящероподобный парень с планеты Акварелла-ХI.
– Что за просвещенный подход!
– Ничего особенного. Равные возможности для всех – таков наш девиз. Теперь о вашей женитьбе: любой государственный служащий может оформить брак. Верховный Президент Берг будет счастлив обручить вас сегодня же во второй половине дня, если хотите. – Мелит подмигнул. – Старый чудак любит целовать невест. Но мне кажется, вы ему действительно нравитесь.
– Сегодня? – воскликнул Гудмэн. – Пожалуй, мне действительно хотелось бы жениться сегодня, если Жанна согласится.
– Ну конечно, согласится, – заверил его Мелит. – А где вы собираетесь жить после медового месяца? Номер в гостинице едва ли подходит. – Он задумался на мгновение. – Вот что я вам скажу: есть у меня небольшой дом за городом. Почему бы вам временно не пожить там, пока не подыщете чего-нибудь получше? Или оставайтесь в нем навсегда, если понравится.
– Вы слишком щедры... – запротестовал Гудмэн.
– Пустяки. А у вас не возникало желания стать министром по делам иноземцев? Эта работа вам может понравиться. Никакой канцелярщины, сокращенный рабочей день, хорошая зарплата. Нет? Подумываете о президентском посте? Не могу винить.
Мелит пошарил в карманах и вынул два ключа.
– Вот этот от парадного входа, а другой – от черного. Адрес выгравирован на ключах. Дом полностью меблирован и оборудован всем необходимым, в том числе новым дерсин-генератором.
– Дерсин-генератором?
– Конечно. На Транае ни один дом не считается готовым без дерсин-генератора.
Откашлявшись, Гудмэн осторожно сказал:
– Я давно собирался у вас спросить, для какой цели используется стасис-поле?
– Чтобы держать в нем жену, – ответил Мелит. – Я думал, это вам известно.
– Да, – сказал Гудмэн. – Но почему?
– Почему? – Мелит нахмурил лоб. Очевидно, подобный вопрос никогда не приходил ему в голову. – Почему мы вообще что-то делаем? Очень просто – таков обычай. И притом весьма логичный. Кому это понравится, чтобы женщина была все время рядом и болтала языком и днем и ночью?
Гудмэн покраснел. С момента своей встречи с Жанной он постоянно думал о том, как было бы хорошо, если бы она всегда была рядом, и днем и ночью.
– По-моему, это не очень-то справедливо по отношению к женщинам, – заметил Гудмэн.
Мелит засмеялся.
– Дорогой друг, вы, я вижу, проповедуете доктрину равенства полов? Так ведь это же полностью развенчанная теория. Мужчины и женщины просто не одно и то же. Что бы там вам ни твердили на Земле, они отличаются друг от друга. Что хорошо для мужчины, не обязательно и далеко не всегда хорошо для женщины.
– Поэтому вы относитесь к ним, как к низшим существам, – сказал Гудмэн, реформистская кровь которого начала бурлить.
– Ничего подобного. Мы относимся к ним иначе, чем к мужчинам, но не как к низшим существам. Во всяком случае, они не возражают.
– Только потому, что лучшего им не дано было узнать. Есть ли закон, требующий, чтобы я держал свою жену в дерсин-поле?
– Конечно нет. Просто, согласно обычаю, каждую неделю в течение некоторого минимального времени вы должны разрешать жене находиться вне стасиса. Нехорошо держать бедную женщину в полном заточении.