Польский гарнизон Бреста отказался капитулировать, надеясь на неплохо сохранившиеся форты старой крепости. Гудериану представилась еще одна возможность продемонстрировать универсальные качества танкового корпуса, организовав полномасштабный фронтальный штурм, нисколько не уступавший по мощи штурмам, проводившимся в прошлом пехотой при поддержке тяжелой артиллерии. 16 сентября танки, артиллерия и пехота 10-й танковой и 20-й моторизированной дивизий были брошены в хорошо подготовленную атаку на крепость, а 3-я танковая и 2-я моторизированная дивизии продолжали наступать в южном направлении, выполняя задачу, поставленную перед корпусом. Но если этому наступлению ничего не могло помешать, то преодоление брестских фортификационных сооружений оказалось непростым делом. Поляки сражались с отчаянием обреченных, кроме того, имел место случай, когда огонь германской артиллерии накрыл свою же пехоту, которая в результате произошедшего замешательства не смогла следовать по пятам огневого вала, который был точен. На следующий день возобновившийся штурм совпал с попыткой поляков прорваться из крепости. Это, как писал Гудериан, означало конец кампании. Осажденные гарнизоны по всей стране еще продолжали сражаться некоторое время, спасая честь польского оружия, однако вторжение русских войск в восточную Польшу перечеркнуло все возможные надежды поляков на организацию плотно сцементированной обороны.
На заключительном этапе слышались раскаты еще одной грядущей бури. 15 сентября Бок решил разделить 19-й корпус на две части. Одна должна была двигаться в северо-восточном направлении на Слонин, а другая в юго-восточном направлении. Пехотному корпусу на выполнение этой задачи, по оценке Бока, потребовалось бы восемь дней, но моторизированные войска могли справиться гораздо быстрее. Координировать действия 19-го и 21-го корпусов должен был штаб 4-й армии под командованием Клюге. Гудериан пылко возражал против разделения своего корпуса на том основании, что оно нарушало принцип концентрации, священный в его философии танковой войны.
Это, как указывал Гудериан, сделало бы управление войсками почти невозможным. События, однако, предупредили планировавшуюся операцию, тем не менее, именно тогда у Гудериана зародилось недоверие к Клюге, тень которого омрачала в течение последующих пяти лет его отношения с ним и с Боком. И все же именно они порекомендовали наградить его рыцарским Железным крестом – честь, которую он воспринял с благоговением, поскольку «…она показывала мне признание моих заслуг в долгой борьбе за создание новых бронетанковых войск». Вполне вероятно, что Бок и Клюге руководствовались личными соображениями и рассчитывали, что часть лучей славы Гудериана падет и на них. А его достижения действительно оказались значительными. Он – и вместе с ним Бок и Клюге – мог гордиться тем, что его корпус за 10 дней прошел с боями, зачастую тяжелыми, 200 миль и, несмотря на ожесточенное сопротивление противника, понес потери меньшие, нежели другие подобные соединения. С 1 сентября он потерял 650 человек убитыми и 1586 человек раненными и пропавшими без вести – всего 4 процента списочного состава. Все потери вермахта в польской кампании составили 217 танков и 8000 военнослужащих убитыми. Наибольшие потери понесла пехота, причем группа армий «Север» потеряла лишь 1500 человек.
Быстрое и сокрушительное поражение Польши породило эйфорию, которая, однако, не могла заслонить понимание того, что решение самых серьезных проблем просто отодвинуто. Гудериан разделял разочарование солдат в том, что не сбылись прогнозы фюрера относительно автоматического выхода из войны западных держав после победы Германии, хотя это едва ли удивило его. В письме к Гретель от 4 сентября он пишет: «Тем временем политическая ситуация развивалась таким образом, что новая мировая война стала неизбежной. Все это продлится очень долго, и мы должны закалить свою волю и быть готовыми ко всему». Предстояла наступательная кампания на Западе, которой немцы побаивались, тем более, даже план еще не был разработан. Прежде всего, необходимо было быстро передислоцировать на запад армию, которая нуждалась в отдыхе и пополнении людьми и матчастью после передряг польской кампании. Первоначально это рассматривалось в качестве оборонительной меры против ожидавшегося, но так и не состоявшегося наступления французов. По меньшей мере, половина танков нуждалась в переборке ходовой части и двигателей. Вывод германских войск из зон, передававшихся русским, проходил в спешке, и некоторое снаряжение пришлось бросить, зато основная часть армии (включая Гудериана) не стала невольными свидетелями ужасов, творимых зондеркомандами СС в той части Польши, которая сохранилась за Германией. Гейнц Гудериан оставался там два месяца и вспоминает о том «отвратительном впечатлении», которое на него произвели еврейские гетто в Варшаве и Люблине.
Из польской кампании следовало извлечь вполне определенные и очевидные выводы, однако, несмотря на то, что немцы деятельно, с присущей им дотошностью, принялись за ликвидацию мелких недостатков и огрехов в работе тыловых служб, в методах и организации, было совершенно ясно – истинное значение достигнутого в Польше ускользнуло даже от их собственных командиров. В корне неверного понимания проблем лежало всеобщее убеждение, будто у поляков изначально не оставалось ни малейшего шанса, что им нечего было противопоставить огромной военной мощи Германии, – разумеется, с течением времени та, действительно, имела бы подавляющее превосходство над Польшей. Такое убеждение соответствовало тщательно отработанным аргументам, которыми оперировали представители противоборствующих лагерей в высшем командовании. Танковые войска и люфтваффе старались, каждый себе, урвать побольше ассигнований и фондов. История свидетельствует, что в рамках всеобъемлющей концепции воздушной мощи авиация в качестве инструмента силы играла важную роль. Но та же история напоминает нам, что захват и контроль территории противника осуществляются лишь наземными силами. Именно это и сделали танковые войска, причем с такой скоростью и эффективностью, что польское сопротивление просто не имело шанса адаптироваться к постоянно изменяющимся обстоятельствам. Объектом наибольшей критики при анализе боевых действий в Польше стала пехота, на которую по различным причинам валили все неудачи и промахи. Указывалось, что ей не хватало боевого пыла предков, и можно было предположить, что если бы сухопутные силы вели войну по-дедовски, на конной тяге и пешими переходами, как того хотел Бек, то кампания затянулась бы надолго, и за это время союзники успели организовать сокрушительное наступление на Западе. Отсюда можно было выдвинуть аргумент, что если бы не Гудериан с его идеей использования танковых групп для разгрома основных сил противника, война закончилась бы с иными для Германии последствиями. Кое-кто из военачальников оперировал в дискуссиях этим аргументом, но Гитлер сделал свои собственные выводы.
Тем временем Бок подверг серьезной критике действия пехотных дивизий (пытаясь, в частности, возродить в них чувство целеустремленности и решительности). Он также жаловался на неразборчивость и медлительность артиллерии, запаздывавшей с огневой поддержкой пехоты. Исходя из этого, Бок потребовал, чтобы артиллерия не задерживала пехоту и, более того, оказывала бы ей поддержку огнем прямой наводкой на передовой. По сути дела Бок повторял ранние аргументы Гудериана в пользу танка. Манштейн пошел еще дальше: «Требуются самоходные, гусеничные штурмовые орудия», – сказал он. Именно после этого приняли решение снять с вооружения танки T-I, как не отвечающие современным требованиям, и на базе их шасси установить чешские орудия большего калибра, защищенные броней и имевшие ограниченный угол поворота по горизонтали.
Гудериан не оспаривал эти решения, хотя противился любому отходу от башенного танка, считая это шагом назад. Он знал, что его танки не уступили в боях польским, многие из которых были лучше вооружены, и поэтому требовал усилить огневую мощь и вооружение германских танков и выражал неудовольствие командованием на низших уровнях. Легкие дивизии, почти не имевшие танков, проявили себя, как и ожидал Гудериан, неудовлетворительно, однако теперь, когда ежемесячный выпуск танков достиг 125 машин, и в распоряжении немцев были хорошо оснащенные чешские заводы, стало возможным подтянуть эти дивизии до уровня танковых. В то же время с легкостью удалось отразить наглое требование кавалерии усилить ее, хотя конные формирования продемонстрировали в последней кампании свою ужасную уязвимость. И все же «Большие маневры» в Польше не оказали серьезного влияния на фундаментальные возражения всему тому, что отстаивал Гудериан.
