Пожалуй, никакой прогресс государства не возможен, если белорусы не избавятся от своих страхов. Закрепощённый страхом мозг человека всё окружающее воспринимает только в двух цветах: чёрном и белом. Чёрно-белое мышление свойственно детям. Окружающих людей они делят на «хороших докторов Айболитов» и «плохих Бармалеев». Взрослея, дети начинают понимать, что крокодилы, которых лечит Айболит, не такие уж и хорошие, а у Бармалея для его поступков, наверно, есть какие-то причины. Находясь под воздействием страха, взрослый человек деградирует до двухцветного детского мировосприятия. Хроническое ожидание беды мобилизует все интеллектуальные ресурсы для борьбы с мнимыми трудностями. На долю реальных проблем остаются только примитивные, чёрно-белые подходы. Всё многообразие мира оценивается в системе координат с двумя делениями: хорошо — плохо. Неадекватность восприятия приводит к неудачам, которые лишь подтверждают их ожидание.
У любых систем с двумя устойчивыми состояниями есть одна особенность, называемая в технической литературе «гистерезисом». Суть явления заключается в том, что переключение из одного состояния в другое и обратно происходит не на их границе, а с запаздыванием. Чем шире этот коридор бездействия («петли гистерезиса»), тем жёстче потом переключение. Применительно к людям это выглядит так: несмотря на то, что уже давно надо отреагировать на внешнее воздействие, человек продолжает действовать по-старому, и это может продолжаться сколь угодно долго. При определённых обстоятельствах достаточно капли, чтобы переполнить его чашу терпения и вызвать неадекватно сильную реакцию даже на незначительное воздействие. Поэтому чёрно-белое мышление, как и другие факторы, ведущие к неадекватности мировосприятия человеком, не может приветствоваться. Таких людей часто используют окружающие в своих целях. Тем более недопустимо чёрно-белое мышление как особенность менталитета целого народа.
Страх всегда использовался и будет использоваться как один из способов ослабления противника. Особенно уродливые формы приобретают акции устрашения на войне. Например, демонстрация по телевидению или в жизни сцен отрезания ножом голов солдатам в Чечне подобна оружию массового поражения. Гибнет один человек, а у тысяч видевших это наступает паралич воли, заклинивает сознание. Солдаты, подавленные увиденным, чаще наступают на мины, не замечают приготовленных им засад. С ними проще воевать, в них легче стрелять. Иногда кажется, что белорусский народ так и «не пришёл с войны». Мы «зависли» где-то там, в 44-м.
Во все времена ложь наряду со страхом использовалась как оружие массового поражения. Средневековые войны «во имя веры и справедливости» имеют такое же отношение к добродетели, как западное «восстановление идеалов демократии» и советская «интернациональная помощь» с помощью напалма и вакуумных бомб во времена нынешние. Приходится констатировать, что во все периоды истории война и лживая демагогия были неразделимы. Страх и ложь — одно дополняет воздействие другого. Страх делает мировосприятие чёрно-белым. И обманывать становится проще. Представьте, как с целью обмана чёрное заменяют на белое, а белое соответственно на противоположное, чёрное. Это легко. А вот представьте, насколько сложнее обманывать человека с незапуганным, «цветным» мировосприятием, воспринимающим всю информацию, со всеми оттенками! Скажем, фиолетовый или пурпурный на какой «противоположный» цвет нужно подменять? Тогда ложь становится слишком сложной и легко обнаруживается, нейтрализуется человеком.
Поэтому, чтобы строить будущее, белорусам нужно побыстрее избавляться от своих комплексов, страхов. Находить «путь к себе». А для этого надо объективно проанализировать своё прошлое, свою историю. Там есть ответы на многие современные вопросы.
3. История
Эти добрые люди… ничему не учились и все перепутали, что я говорил. Я вообще начинаю опасаться, что путаница эта будет продолжаться очень долгое время. И всё из-за того, что он неверно записывает за мной.
М. Булгаков
Человек стал успешным видом во многом благодаря письменности — знания не исчезали со смертью их открывателя. И следующим поколениям не приходилось всё начинать с нуля. Постепенно накопленной информации становилось больше, с её помощью становилось ещё проще познавать мир. История, философия, физика, астрономия, медицина и другие науки — это всего лишь придуманное людьми деление, облегчающее познание единой системы мироздания. Невозможно сразу поднять тонны груза, но можно перенести его по частям. То же самое верно в отношении интеллектуальных задач: в калькулятор невозможно загрузить задания, выполняемые компьютером, но можно разбить их на множество частей и с допустимой степенью точности просчитать не только на калькуляторе, но и на счётах. Человеческий разум не в состоянии охватить сразу всё многообразие мира целиком. Поэтому информация разбивается на части, сопоставимые с интеллектуальными возможностями человека.
Когда-то во время учёбы в радиотехническом институте, среди тысяч приборов на десятках гражданских и военных кафедрах, я иногда задумывался: что важнее гуманитарные или точные науки? Наверно, гуманитарные. Ведь мы живём среди людей, ежедневно общаемся, существуем в социальном обществе. Что важнее — технический прогресс или история? Наверно, история важнее. Потому что государства веками повторяют одни и те же ошибки, миллионы людей гибнут или проживают свою жизнь в нищете. А в это время тысячи серебряных гривен тратятся на доспехи и кольчуги, или миллионы рейсхмарок — на танки и самолёты, или миллиарды долларов — на создание космической ПРО, а потом на средства её прорыва. Меняется только масштаб, а всё остальное — какое-то дежавю, «день сурка». Но ведь есть история, можно же проанализировать, почему так происходит, и устранить причины бедствий. Но это только в том случае, если история — наука, а не пропаганда, призванная оправдать действующую политику.
Значок времён СССР. По логике советских идеологов, 61 год назад Беларуси не было.
Является ли история наукой и может ли она не только служить идеологии, но и приносить практическую пользу? Так уж сложилось, что наша цивилизация скорее «технологическая», чем «гуманитарная». Представители точных наук не только задают тон нашей жизни, но зачастую не считают историю наукой как таковой. И, к сожалению, для этого нередко есть основания. Слишком часто при доказательстве той или иной исторической концепции историки используют даже не спорные, сомнительные источники и артефакты, а, скажем так, «патриотизм». Такие «научные труды» более востребованы и обласканы политиками. Политики же не только вынуждают историков следовать сиюминутной политической конъюнктуре, но и сами воспитываются на таких «исторических» трудах. Получается замкнутый круг: историческая наука не отражает, по сути, ничего, кроме политической демагогии, а политика в свою очередь нередко строится на основе шовинистической демагогии, не соответствующей реальным интересам народов. Народы мучают друг друга, мучаются сами. Хотя при разумном подходе всем хватало бы места под солнцем и ресурсов для нормальной жизни в достатке ещё столетия назад. Правильно ли это всё? Нет. Есть в этом вина историков? Считаю, что есть.
Допустим, экономические и политические интересы какихнибудь стран сталкиваются. Но политики не видят и не понимают, что всё это уже когда-то происходило. И никакого глубокого анализа причин и разумных способов устранения проблем не найдено. И вот начинается война. Сначала призывают самых сильных и крепких. Но война затягивается. Тогда призывают на службу поэтов, астрономов и историков. И вот уже историки в шинелях и сапогах, полных грязевой жижи, с винтовками ползут под колючей проволокой и свистящими пулями. Что тут можно сделать? В качестве историка — увы, уже ничего. Историки могли повлиять на ситуацию тогда, когда будущие политики и генералы ещё только водили пальчиками по строчкам учебников по истории.
