интеллигенции, чутким барометром коего является творческая мысль.

О чем же трактуют, что и как пишут анонимные авторы подпольной литературы?

Каковы темы, каков круг интересов, в чем “злоба дня”, какова социально-политическая

ориентация, каков характер разработки проблем в смысле философского направления -

вот вопросы, напрашивающиеся у всякого, с кем приходится делиться впечатлением от

знакомства с подпольной литературой в Советской России. Кое-какие обобщающие

выводы несомненно могут быть сделаны на основании знакомства с десятком “архивов”,

содержащих более сотни разнообразных рукописей, вышедших за последние 10 лет

преимущественно в столицах и на Кавказе.

Прежде всего бросается в глаза творческая импотенция (бессилие) целого

значительного слоя русской интеллигенции, присвоившего себе в прошлом эпитет

“передовой”, шедшей в авангарде так называемого “освободительного движения”, вожди

коего, действительно, в течение ряда десятилетий были властителями душ молодежи и

самых широких кругов общества. Речь идет о социалистах, преимущественно

меньшевиках и эсерах. Автор этих строк тщетно искал в течение восьми лет каких-либо

следов творческой жизни среди уцелевших еще представителей этих кругов

интеллигенции - ни разу за все время ему не попалась ни одна рукопись этой ориентации.

Лишь однажды в Москве в Сельсоюзе встретилась ходившая там тощая рукопись, по-

видимому, эсеровской ориентации под заглавием “В защиту Революции”, содержащая в

себе нечто вроде обвинительного акта против большевиков, дискредитировавших идею

революции. Это было в 1922 г. вскоре после известного эсеровского процесса, когда в

Сельсоюзе, только что тогда возникшем, было много бывших эсеров. И затем, много лет

позднее, в “архиве” одного бывшего меньшевика среди рукописей по оккультным

вопросам неожиданно встретил прошлогодний номер “Социалистического Вестника”,

проникший каким-то образом через границу в СССР. Ни о каких серьезных работах или

толстых томах в связи с социалистическими доктринами говорить не приходится - о

социализме достаточно книг выпускают сами большевики. Объяснять оскудение

творчества социалистической мысли полным разгромом меньшевистских и эсеровских

кадров едва ли будет правильно, ибо не меньшему разгрому подверглись и другие

группировки, например, круги церковной интеллигенции, давшей, однако, в тяжелых

условиях большевизма ряд замечательных по глубине сочинений по всем основным

вопросам общественного сознания вплоть до “Религиозных оснований политической

экономии”.

Гораздо более правильным “показателем” существа дела является то зловещее для

социалистических кругов обстоятельство, что им нет в советской действительности

никакой “смены”, что среди современной молодежи немыслимо встретить ни одного эсера

или меньшевика (в смысле сочувствия им), как будто бы эта порода людей относится к

совершенно другой исторической эпохе.

Это обстоятельство, наряду с творческим оскудением демократической мысли и наряду

с тем, что бывшие бойцы разбитой армии более, чем кто бы то ни было впали в

ничтожество, предаваясь пьянству, картам и мечтам о еврейских погромах -

свидетельствует о глубочайшем кризисе русской демократической мысли.

156

Но кризис общественного сознания не ограничивается одним только разочарованием в

демократических идеях, он идет гораздо глубже и дальше и затрагивает внутренние

основы сознания, распространяясь не только на мировоззрение, но и на мироощущение.

Кризис охватил все научно-позитивное сознание, все материалистическое мироощущение.

Дело не в демократизме, ибо его “враги” в лице либерализма и консерватизма впали в

такую же прострацию, как и он сам, которая однако менее заметна, ибо демократизму

принадлежало первенство на арене политической борьбы.

Дело в политике вообще. Политикой никто в Советской России не интересуется, она

вызывает отрыжку и отвращение. Ею отравлены все, и как раньше в безбожных

семинариях богословие вызывало скуку и злобу, так и теперь политграмота, вечная

политическая проблема вызывает ту же скуку и протест “всего существа”, как писал один

комсомолец-самоубийца. От политики бегут как от чумы куда попало и более всего по

линии наименьшего сопротивления - в спорт, в шахматы, на зеленое поле проферанса, к

“родной бутылочке с белой головкой”. Те, кто посильнее духом, в ком живет еще

личность, выбирают путь страдания и исповедничества - надевают на шею крест и идут в

храм, теряя тем самым в короткое время советскую службу, профсоюзный билет, а за ним

право на хлеб и кров.

Вот почему в рукописях современных авторов отсутствует не только социализм, но и

политика вообще. Лекция по аграрному вопросу, о рабочем законодательстве, о форме

правления и даже о возможных преемниках большевикам не собрала бы ни одного

слушателя в особенности из среды молодежи.

В центре внимания современного общественного сознания вместо политики вопросы

философии и в особенности - философии истории. Кто только не подходит к этим

проблемам! Если бы не ответственность за судьбу оставшихся там, в России, то здесь

можно было бы привести ряд блестящих имен из самых разнообразных лагерей старой

русской интеллигенции, “ударившихся” в философию истории, о которой они ранее и не

мечтали. Тут и кающиеся социалисты, ищущие “смысл истории” в… метафизике общества

и зовущие к забытой “религии” Мережковского, к его “неохристианству” и соборной

общественности, тут и анархисты, пишущие “мистику истории”, тут и бывший видный

кадет, философствующий о “солидаризме” в истории, тут и бывший толстовец, зовущий

на “Остров достоверности” православия, тут и антропософы, углубляющие Штейнера и

копирующие в реставрационных красках идеал “Государства” Платона, тут и ученые с

именем и без имени, вещающие о диктатуре аристократии мысли, тут и музыканты,

зовущие уйти от цивилизации на стезю странничества в горы или в пустыню, тут и

церковники, выпускающие многотомные сочинения по апокалиптике истории, тут даже и

бывшие коммунисты, каким-то чудом додумавшиеся до “онтологии” революции и

открывающие внутренний смысл ее в… теологических обоснованиях антисемитизма и т.д.

- все наперерыв ищут сокровенного, тайного, внутреннего, первоначального, вечного,

абсолютного, божественного, истинного, словом, одна сплошная “философия”,

“онтология”, “метафизика”, “мистика” и прочие области, вызывавшие раньше у молодых

политических пропагандистов и агитаторов снисходительное презрение и высокомерную

жалость к “реакционному образу мыслей”.

В соответствии с указанными интересами преобразились и комнаты современных

интеллигентов. Вместо Маркса и Энгельса, ставших теперь казенными “царскими”

портретами, висят над письменным столом хотя тоже немецкие, но совсем другие учителя

- Рудольф Штейнер или Гете, вместо Герцена и Чернышевского - Достоевский, вместо

Гаршина и Короленко - Хомяков, вместо Успенского - Константин Леонтьев, вместо

Лаврова и Михайловского - Вл. Соловьев и Н.Федоров, вместо Толстого - Серафим

Саровский, вместо Кропоткина - Карелин, и только один Бакунин продолжает владеть

сердцами в соответствующих кругах, но уже по-новому, и если бы нашелся художник для

его нового портрета, то Бакунин был бы изображен не в обычной своей нигилистической

куртке с открытым воротом, а в черных латах рыцаря с большим крестом на груди.

157

Кое-где можно встретить портреты даже таких почти совсем неизвестных в прежних

демократических интеллигентских кругах русских мыслителей XIX века, как Бухарев и

Несмелов. Но главным властителем дум современной интеллигенции всех возрастов и