Доставая с антресолей упаковку перчаток, которые также необходимы при осмотре, я потянула за угол забытого свертка.
В нем и оказалась юбка, которую я искала на рейлинге. Она сильно смялась, поэтому пришлось использовать паровой утюг. Для бархата он незаменим.
Туфли… Это сложный вопрос. По-настоящему хорошие у меня одни. Очень яркие – из черной, желтой и белой сильно лакированной кожи – Lagerfeld, они были куплены на барахолке за смешные деньги. Но они слишком в духе шестидесятых. Поэтому решила обуть другие, еще более вызывающие. Чтобы они отвлекали внимание от блузки. Это были лодочки-шпильки из меха коровы, имитирующие зебру, марки «Советский разведчик».
Завершили образ черный тренч, белый в крупный черный горох платок и темные очки. Я обрызгалась духами «Пачули» от Etro и почувствовала себя Золушкой, которая собирается на бал, где принцем будет ненужный предмет мебели.
Георгий Филиппович, пожилой бонвиван с внешностью и манерами актера Александра Ширвиндта, не сразу меня узнал в необычном прикиде, а узнав, рассыпался в комплиментах. В его каморке мы выпили кофе. Он – с коньяком, я – с молоком, спасибо Остину. Я повесила на плечики тренч и платок. И мы отправились осматривать обещанный давенпорт. По дороге я загляделась на дивную спальню бидермаер, явно приплывшую к Георгию Филипповичу от какого-нибудь его коллеги из Амстердама или Гамбурга. Я влезла в огромный гардероб, закрыла за собой дверь и представила себя сначала героиней сказки Клайва Льюиса, а потом маленькой европейской девочкой между Первой и Второй мировыми войнами. Медовый запах вощеной грушевой древесины кружил голову. Представились альпийские луга, тучные стада, очаровательный юный пастушок, напевающий тирольскую песню. Я замечталась.
Вдруг дверка открылась, я ослепла от яркого света, и смутно знакомый мужской голос произнес:
– Итит твою, Филипыч. У тебя тут скелет в шкафу.
– Там может быть только какая-нибудь старая вешалка, – отозвался антиквар.
– Благодарю за комплименты вас обоих, джентльмены, – ответила я.
Мужчины остолбенели от неожиданности.
– Позвольте, я помогу. – Глеб Гостев, которого я наконец узнала, подал мне руку. – Кстати, как ваша язва?
– Спасибо, болит, – ответила я, испытывая неудержимое желание забраться обратно в шкаф.
– Так, где же мой давенпорт? – изо всех сил стараясь скрыть замешательство, спросила я.
– Как это ваш давенпорт? Филипыч, разве ты его уже продал?
– Еще не продал, но уверен, что продам не позднее чем через полчаса и, возможно, кому-нибудь из вас.
Хитрый торговец решил устроить что-то вроде торгов. И реальным покупателем считает моего недавнего знакомого, а меня позвал для нагнетания ажиотажа. Потому что совершенно понятно, что давенпорт никак не может быть в стиле гротеск. А мое трепетное отношение к чистоте стиля Георгию Филипповичу хорошо известно.
– Позвольте представить. – Георгий Филиппович тоже слышал про этикет. – Глеб…
– Прошу без церемоний и паспортных данных, – сказала я.
И тут я увидела это чудо мебельного искусства. Передние ножки давенпорта были изогнуты чрезвычайно изящно, только мастер с отменным вкусом и верным глазом мог создать такую совершенную линию. Резьба по эбеновому дереву встречается крайне редко: древесина его тверда. Но здесь ее было в изобилии, и рисунок не повторялся ни на одном из двенадцати ящичков. Основным мотивом резьбы был морской конек. Фигура сколь изысканная, столь и символическая. Причем символика могла происходить из разных культурных пластов. В картографии морской конек может обозначать место захоронения сокровищ. А в современной жизни – мужскую однополую любовь. Будь она неладна, подумала я, глядя на моего предполагаемого конкурента в борьбе за шедевр.
– В гостиной Николаса Хэслама, известнейшего лондонского декоратора, стоит журнальный столик на ножках, представляющих собой морских коньков, – блеснула я эрудицией.
Последнее время мне везет на эстетические впечатления.
Я решила, что куплю эту вещь и подарю Шериданам. Давенпорт был достоин каюты самого адмирала Нельсона, так пусть вернется к его потомку, если не по крови, то по духу. Вот.
О чем я тут же оповестила господ присутствующих. Георгий Филиппович довольно ухмыльнулся, он решил, что я оценила ситуацию и подыгрываю ему.
Но мне попала под хвост шлея. Этот Глеб действовал мне на нервы. Было заметно, что давенпорт нужен ему, и мое замечание про Хэслама не осталось неуслышанным. Он размышляет, как бы похитрее начать торговаться. А мне, в свою очередь, хотелось вывести его из себя во что бы то ни стало. Увидеть, как покраснеет его хладнокровная красивая физиономия и он начнет грубить.
Я совершала заведомую глупость. Игрушка была мне совершенно не по карману.
И вот он начал.
– За сколько вы, Георгий Филиппович, хотели продать эту вещицу? – Вроде как и не был раньше на «ты» с уважаемым продавцом.
– А сколько вы могли бы предложить?
– Четыре.
– Смешно.
– Четыре с половиной.
– Шесть, – сказала я.
И тут – о ужас – Глеб сказал:
– Уступаю.
– Отлично, – сказала я.
Пожала руку Георгию Филипповичу, оделась, вышла. Садясь в такси, заметила, что оба мужчины вышли из магазина и смотрят мне вслед.
Дома я налила себе виски, выпила залпом, и спустя пять минут руки мои перестали дрожать, а сердце – бешено колотиться.
Через несколько минут позвонил Георгий Филиппович.
– Я обхаживал этого сноба неделю, а ты мне все испортила. Я бы взял с него десять. Придется начинать все сначала.
– Георгий Филиппович, душенька, простите меня. Хотите, я правда куплю его за шесть?
– С ума сошла! Меньше чем за двенадцать я его теперь не отдам. Но как честный человек ты должна будешь мне помочь. И не так, как сегодня. Этот господин неопределенной ориентации уговорил меня дать ему твой телефон. Кстати, продиктуй мне фамилию этого английского декоратора.
Я продиктовала.
Впереди был свободный вечер, я устала и вставила в лаптоп купленный по дороге DVD с новым фильмом. Однако нахлынувшие видения обнаженного Глеба оказались более яркими, чем проходная комедия, которую я смотрела. И я решила лучше послушать музыку.
Я обнаружила странную особенность. Раздетый, напоминающий мраморную статую, он восхищал и умиротворял мое воображение. Одетый же в свои избыточные тряпки, он вызывает у меня болезненное раздражение и неприятные галлюцинации. Может быть, Кораблева права и все дело в чертовом гламуре?
Не поступить ли мне на работу в аквапарк или спортивный клуб и там выбрать себе мужчину? Но боюсь, меня неправильно поймут.
Было совершенно ясно, что об этом фантастическом красавце и богаче Глебе мне лучше не думать. Да, он прекрасен, особенно раздетый. Эта линия его тела, поднимающаяся от бедра до подмышки, вызывает у меня мурашки… Но между нами – социальная пропасть. Как только он узнает, чем я на самом деле занимаюсь, сразу потеряет ко мне интерес. Да и откуда я взяла, что имеет место быть вообще какой-то интерес? Попросил телефон. Может быть, он по-прежнему хочет, чтобы я работала в его магазине.
В ответ на мои мысли раздался звонок.
– Здравствуйте.
– Здравствуйте.
– Я узнал ваш голос, прекрасная язвенница.
– Глеб?
– Простите мою назойливость, ваш номер мне дал уважаемый Георгий Филиппович.
– Все в порядке.
– Я звоню, чтобы извиниться. Я был непростительно груб с вами в тот день, когда мы встретились в Quazi. Говорил и предлагал какую-то дикую чепуху. Оскорбил такую утонченную женщину, как вы. Позвольте мне загладить свою вину приглашением пообедать, скажем, завтра. В шесть я за вами заеду, скажите куда.
Я запаниковала, но меня спасло правило незабвенной Коры Хюпш.
– Извиняться вам решительно не за что. Напротив, это я поступила грубо, не поблагодарив вас за заботу, которую вы проявили к моей скромной персоне. Вы так помогли мне, довезли до поликлиники. Что касается вашего любезного приглашения, то боюсь, что завтра я не смогу. Если вы минуту подождете, то я сверюсь с ежедневником и скажу, когда я свободна.