Разглядывая убранство комнаты и обилие серебристых тонов, Энтрери понял, что Джарлакс оказался прав.

− Прошу садитесь, − сказала женщина.

Она указала на удобные стулья из резного дерева, стоящие вокруг стола. Наверняка далеко не дёшево, решил Энтрери, коснувшись пальцами витиеватой резьбы.

− Вы не заставили себя ждать и заслуживаете того же с моей стороны, − сказала женщина.

− Вы знаете, кто мы, и хотите нас нанять, − сказал Джарлакс.

− Разумеется.

− Вы не похожи на того, кто станет желать другому смерти.

Энтрери обратил внимание, что женщина побледнела, услышав предположение дроу. Это была задача Энтрери, и, когда бы они ни встречали нового перспективного нанимателя, Джарлакс задавал один и тот же вопрос. Джарлаксу всегда нравилось начинать подобные беседы в резкой форме.

− Мне сказали, что вы двое достаточно опытны в… добыче нужных вещей.

− Думаю с этим у вас нет проблем, леди Таз…, − Джарлакс помедлил, ожидая подсказки.

− Тазмикелла, − подтвердила она. − И, да, так и есть, спасибо, что отметили. Но вы уже, наверное, заметили, что я ни одна такая в Гелиогабалусе.

− «Золотые монеты Ильнезары», − догадался Энтрери.

− Это имя я не могу произносить без проклятий, − кивнула женщина. − Сегодня моя соперница, а некогда хороший друг. И, увы, она снова это сделала.

− Это? − хором спросили наёмники.

− Получила вещь, которую не заслуживает, − заметив непонимающие взгляды, сказала Тазмикелла и, сев на своё место, подняла руки, останавливая возможные расспросы. − Позвольте объяснить.

Женщина закрыла глаза и довольно долго молчала.

− Не так давно, − начала она нерешительно, словно не была уверена, что они поймут ход её мыслей, − я встретила женщину, сидящую на камне в поле. Она меня не заметила, поскольку была полностью поглощена своими мыслями. Во всяком случае, так мне показалось. Она пела, её глаза были закрыты, а помыслы обращены вдаль − к тому единственному, кого она потеряла, насколько я поняла из тех немногих слов, которые сумела разобрать. Я никогда не слышала таких чувств и терзаний, звучавших в голосе, − словно она в каждую ноту вкладывала сердце и душу. Красота её песни глубоко тронула меня. Мне было нетрудно оценить это, но моя соперница…

− Ильнезара, − вставил Джарлакс, а Тазмикелла кивнула.

− Ильнезара никогда не поняла бы всей красоты песни той женщины. Она бы стала высмеивать рифму слов и сокрушаться о плохой технике и мелодии. Но это были как раз те несовершенные переливы, что тронули моё сердце.

− Потому что они шли от сердца, − сказал Джарлакс.

− И потому полезны, − добавил Энтрери, припоминая о стихотворении, привёдшем их сюда.

− Но недостаточно хороши для Ильнезары, я полагаю, − сказал Джарлакс, продолжая свою мысль. − Но красота совершенства притупила бы искренность чувств.

− Именно! − воскликнула Тазмикелла. − О, мы долго ведём этот спор. Обо всём, кажется: о живописи и скульптуре, гобеленах, песнях и историях. Я слушала многих бардов, видела, как они развлекали целые залы историями о смелых героях и их приключениях. Их слушали с неподдельным интересом и восхищением. Но стоило спросить мнения Ильнезары, некогда моей подруги, как она начинала убеждать меня в том, что структура повествования была построена неверно, что не были соблюдены законы и формулы, выведенные книжниками, далёкими от всего этого сброда в таверне. Недавно, на одном из аукционов мы поспорили из-за одной увиденной нами картины. Это были просто каракули, не вызывавшие у меня ничего кроме простого любопытства − касательно того, как это можно называть искусством, если вы понимаете, о чём я.

− Но ваша соперница смотрела на картину иначе? − спросил дроу.

− Возможно, поначалу и нет, но когда художник разъяснил ей скрытый смысл, заложенный в полотне, глаза Ильнезары вспыхнули. Никогда бы не подумала, что такие мысли могут прийти в голову при виде самой картины. Но это неважно. Само произведение было написано с учётом всех канонов, а доводы художника казались вполне очевидными, впрочем, лишь, после того как были подробно разъяснены. Таков и образ жизни людей вроде неё, понимаете? У них собственное понятие того, что такое культура, они не ценят перелива эмоций в искренней женской песне, но разделяют всё, что существует вокруг, сужая границы того, что встретит одобрение, и отторгая всё, что доступно простым людям.

− При помощи рамок и шаблонов им проще разбираться в мире искусства, − Джарлакс пояснил для Энтрери, начавшему уже скучать от пространных рассуждений.

− Итак, вы хотите, чтобы мы украли не приглянувшуюся вам поначалу картину? − спросил Энтрери.

Тазмикелла рассмеялась.

− Да уж нет! Можете хоть порубить её своим славным мечом, мне всё равно. Нет, есть другая вещь, на которую Ильнезара натолкнулась незадолго до того случая и которую никогда даже не пыталась оценить по достоинству. И она хранит её лишь потому, что знает, каким сокровищем она стала бы для меня!

Наёмники непонимающе переглянулись.

− Флейта, − сказала Тазмикелла. − Флейта, вырезанная из цельного куска серого, сухого плавника. Она была сделана очень давно странствующим монахом по имени Идалия из Жёлтой Розы. Он взял этот цельный кусок уродливого, бесполезного материала и трудился над ним день за днём. Эта флейта стала средоточием всего его существования и мастерства. Он чуть не умер от голода, торопясь завершить свою чудесную флейту. И он закончил её. Флейту, рождающую прекраснейшую музыку! Ноты её были чисты, словно звук ветра в расщелинах нетронутого камня.

− И ваша соперница получила её от этого монаха?

− Идалия мёртв уже много столетий, − терпеливо пояснила Тазмикелла. − Флейта считалась потерянной. Но она как-то нашла её.

− Разве вы не можете просто купить её? − спросил дроу.

− Она не продаётся.

− Но вы сказали, что она совершенно не ценит её.

Женщина снова засмеялась и ответила:

− Она отложила её в сторону, убрала прочь, и даже не вспоминает о ней. Она ценна для неё лишь тем, что ей известно, какую боль я испытываю, не владея этой флейтой.

Наёмники снова переглянулись.

− И не только потому, что я не владею ей, − продолжала Тазмикелла, казалось бы, уже немного безумно. − Она знает, что за мука для меня и других ценителей от того, что ничьё дыхание не течёт сквозь творение Идалии. Разве вы не понимаете? Она наслаждается возможностью украсть истинную красоту у простых людей.

− Я не… − начал Энтрери, но Джарлакс перебил его.

− Это просто ужасно, − возмутился дроу. − И вы хотите, чтобы мы восстановили справедливость?

Тазмикелла поднялась из-за стола, подошла к комоду и уже через мгновение вернулась с маленьким пергаментом в руке.

− Ильнезара планирует выставку в своём магазине, − объяснила она, протягивая записку Джарлаксу.

− И она хранит флейту прямо там? − вслух усомнился Энтрери.

− Нет, она спрятана у неё дома, в уединённой башне к северо-востоку от города.

− Вы хотите, чтобы мы нанесли ей визит, пока Ильнезара будет занята своей выставкой? − спросил Джарлакс.

− Один из вас мог бы пойти на выставку, − объяснила Тазмикелла, остановив взгляд на Джарлаксе. − Ильнезаре покажется интересным кто-то, обладающий подобного рода… красотой. Для тебя не должно представлять затруднений достать приглашение в её собственный дом.

Джарлакс скептически поглядел на неё.

− Это проще, чем вламываться в её башню, − объяснила Тазмикелла. − Она женщина не бедная и может позволить себе как покупку лучших произведений искусства, так и содержание хорошо вышколенной стражи и установку опаснейших ловушек.

− Многообещающе, − заметил Энтрери, но, несмотря на саркастичность тона, глаза его блеснули.

− Достаньте флейту, − сказала Тазмикелла, глядя прямо в лицо Энтрери. − И я вознагражу вас так, как вы и мечтать не могли. Может, сотней мешков серебра?

− А если я предпочитаю золото?

Как только эти слова слетели с его губ, и лицо Тазмикеллы исказила свирепая гримаса, − убийца понял, что он, вероятно, перешёл черту. Он слегка коснулся полей шляпы, как бы извиняясь, затем посмотрел на Джарлакса и кивнул в знак согласия.