После чего, работнички в белых халатах, без долгих распросов, погрузили в скорую, едва шевелящихся, ночных хулиганов, и даже непопращавшись, рванули вобратном направлении, завывая сиреной, и озаряя все вокруг, синими всполохами.

   Да! Вот он, момент истины! Подумал я тогда. Незря мне столько раз было сказанно: Александр, В твои руки вручается серьезнейшее оружие! И то как ты будеш им распоряжаться, зависит только от тебя! И незря олег так часто повторял: Ал, Будь осторожен! Поверь, данная школа, предназначенна для серьезного противника! Так что обычному лузеру, может показаться слишком много! Вплоть до внепланового путешествия к предкам! Короче, держи себя в руках всегда, то-есть не забывай, об этом, даже когда ты очень обижен! Иначе, тебе суждено всю жизнь прожить, сожалея о содеянном!

   Эта история, кроме школьной славы победителя, и грозы всей шпаны, имела для меня, серьезные , можно сказать фатальные последствия. О

   днако, тогда , побывав в милиции, и исписав там уйму бумаги, я казалось, забыл обо всем произошедшем. И только опасливые взгляды, бросаемые мне вслед, и какое-то, осторожное шушукание за спиной, еще долго напоминали о той злополучной ночи.

   А тем временем, настала пора выпускных экзаменов. За окнами мельтешил тополиный пух, и на сердце было так же, легко и привольно. Каждый день, я начинал с утренней пробежки, к которой современем, присоеденилась и Катька. Всегда веселая и счастливая. Казалось, тот зимний вечер, еще больше возвысил меня в ее глазах. И хотя мы неразу больше некоснулись этой темы, я ощущал некие изменения, особенно со стороны Катиных родителей, которые больше небоялись отпускать со мной, свою единственную дочь.

   После пробежки, я долго разминался, а затем позавтракав, выбегал на балкон, где еще добрых пол часа, мы болтали, с Катькой, перед тем как идти в школу.

   Экзамены я здал на отлично. Так как, мой прежний раздражитель в юбке; Юлька Кимчук, больше совершенно не интересовала меня. Хотя я нераз, ловил на себе, ее странный взгляд. Статус мой последние два года, был чуть ли не самым высоким в школе, возможно это и было причиной. Да вот только, небыло больше у меня к ней, ничего. И хотя Юлька день ото дня все хорошела, и за ней, пытаясь отбить ее у Борьки, ухлестывала добрая половина, нашего района, меня это совершенно неинтересовало.

   Я чуть не каждую перемену, бегал к Катьке, и по ее словам, весь женский коллектив, ее класса, дружно ей завидовал.

   - Представляеш! Сосмехом, расказывала она. - Когда ты впервые пришел ко мне в клас, у нас произошол настоящий переворот! Все наши ребята, даже самые оторванные, стали тише воды, ниже травы! И здороваются со мной теперь, как с учительныцей! Я прям чуствую себя королевой!

   И вот, наконец, прозвенел последний звонок, и расстроганные учителя, а особенно наш, сменивший, ушедшую раньше срока на пенсию Екатирину петровну, класный руководитель, совсем еще молоденькая, симпатичная, выпускница пед института, Альбина Алексеевна, украткой вытирая слезы, пожимала нам руки, желая всего самого лучшего, в нашей, теперь уже взрослой жизни. Я, честно говоря, тоже растрогался. Понимая; что уже больше никогда неприйду я в этот кабинет, и что больше никогда неувижу своих однокласников, в полном составе. Что уже небудем мы больше, прячась в самых дальних закаулках, крутить из обломков пластиковых линеек, мерзко смердящие дымовушки. И небудут уже розоветь наши уши, когда красавица Альбина Алексеевна, неожиданно, застукает нас с шпаргалкой, на контрольной. И еще, многое, многое тогда, хорошее, и не очень, пролетело мимо в памяти, как яркое, живое кино, а когда мы стали прощаться, с учителями, наша Альбина, после всего, вдруг, обняв меня, крепко поцеловала, со словами: - Ну, Александр! Желаю тебе счастья!

   Я растерянно глядя на своих однокашников, еще долго хлопал глазами, и под довольные смешки, наших девчонок, размазывал помаду по щеке.

   На выпускном, наш школьный ансамбль, по мнению собравшихся, превзошел сам себя. И даже наша розовая Жанна, вечно крашенная в какой-то красно-розовый цвет десятикласница, великолепно отработала все свои песни. И конечно, в тот вечер, я тоже был в ударе. Каждый раз после очередной моей песни, наш клас, аплодировал громче всех, А когда я на бис, исполнил Тальковские Чистые пруды, Меня насильно стащили сосцены, и не отпускали, пока я не перетанцевал со всеми девчонками своего класса. только в тот вечер, я осознал; как же все-таки мне были дороги, эти милые ребята.

   Затем, была еще долгая, зарубеж-дискотека, где я успел дважды на прощание пригласить Юльку, и где наши, уже слегка подвыпившие парни, скакали по залу, как дикие мустанги в прерии, нещадно оттаптывая ноги своим партнершам. Я кстати, тоже успел хлебнуть, из одноразового стаканчика, куда мне, Колька Серебрянников, за углом, нашего, актового зала, плеснул граммов сто, Армянского коньяку. Выпив и занюхав, за неимением закуски рукавом, я ощутил, слабый удар, куда-то в область совести, которая не выдержав грубого натиска, здала на время свои позиции, так что веселый и шебутной, я вновь влетел в зал, и тут же, отыскав Юльку, потащил ее в центр танцующих пар. Я видно так и непростил ей Борьку. И хотя сердце мое уже было с другой, перед красавицей Юлькой, пришедшей на выпускной вечер в великолепном, белом платье, в котором, она походила на какую-то зарубежную актрису, было трудно устоять. Глаза ее сияли, и как мне казалось, в этот вечер, она была еще красивей. Но я, приглашая ее танцевать, просто прощался со своей первой любовью. Однако, Юлька видно чего то ожидая, все же, то и дело, заглядывала мне в глаза.

   И вот наконец ведущий, после очередного конкурса, объявил блок медленных танцев. Я, к тому времени, уже изрядно утомленный, галдящей толпой, отрывающихся пополной выпускников, решил; что это мой последний танец. Пора , как говориться, и честь знать, Да только вот, когда прозвучало объявление: Белый танец! Дамы приглашают кавалеров, в мою сторону, сразу направилось несколько девчонок, но увидев, идущую ко мне Юльку, с гордо поднятой головой, словно принцесса корону, несущая красиво уложенную, высокую прическу, тут же смутившись, отступили. Да, сегодня, здесь ей небыло равных.

   Мы танцевали медленный танец, под музыку незабвенного Меркури, а Юлька, словно что-то предчуствуя, прижималась ко мне все сильнее. И вот, когда мы с ней приблизились так, что это уже выглядело как-то нескромно, она едва слышно прошептала мне на ушко: - Саша, Я люблю, тебя! И когда я наклонился, что бы лучше слышать, она сама, поцеловала меня прямо в губы. Благо в тот момент, в зале был полумрак, разбиваемый лишь плавно мигающими огнями светомузыки. Но мне показалось, что все вокруг смотрят только на нас с Юлькой.

   Честно сказать, в тот момент, я был растерян, и когда танец закончился, а Юлька, неоглядываясь, направилась к выходу, я немного поразмыслив, все же непошел вслед за ней.

   Что это было, я так и непонял. То ли сиюминутная блаж, избалованной вниманием девчонки, то ли, еще что-нибудь эдакое, да только, мне уже было все равно. Поезд ушел. И ни о чем жалеть я нестану.

   В тот вечер, плавно перешедший в шумную, и бесконечно-бесшабашную ночь, я передумав уходить, еще долго танцевал с какими-то девчонками, под зарубежные дискатечные хиты. Долго обнимался, прощаясь с однокласниками, и конечно с однокласницами. Затем, был наш старый парк, невесть откуда взявшаяся бутылка Столичной, потом чья-то квартира, полуночное застолье, тосты, клятвы незабывать, и горящие Иркины глаза, близко, слишком близко. Ее жаркий шопот, и запаленное дыхание. Я плохо помню что со мной происходило, но в тот самый момент, когда Ирка Сенина, сильно выгнувшись, и громко вскрикнув, зажала меня своими коленями, я словно очнувшись, ужаснулся, осознавая что не могу остановиться, и понял, что уже поздно, поздно, слишком поздно.

   10

   Очнулся я дома, в своей комнате, на своей кровати. Одежда моя, акуратно, по маминму сложенная, лежала на стуле, рядом. За окном светило солнце, чирикали воробьи, и мерзко завывала, гоняя мяч, дворовая мелюзга. Голова моя, просто раскалывалась на части, и когда, я попытался поднятся, меня так закрутило, что я решил прилечь обратно, пока мой, взбунтовавшийся желудок, не вывернул все съеденное и выпитое вчера, прямо здесь, на ковер.