Сознание возвратилось. В голове гудело, ныла ушибленная нога, саднило плечо. Тело еще чувствовало палящую взрывную волну.

Николай Афанасьев поднялся с земли. Сдернул съехавший на глаза шлем, обернулся к самолету. Пальцы разжались, шлем мягко упал на траву.

Над беспорядочной грудой искореженных обломков металось тусклое угасающее пламя, охваченное каймой тяжелого жирного дыма. Оторванный лист обшивки фюзеляжа валялся в стороне: шесть красных звездочек на зеленом фоне издали походили на цветы.

«Пропала машина… Вовремя сбросил колпак… Уцелел чудом… Фронт я перетянул, где-то у союзников…» Афанасьев провел рукой по растрепанным русым волосам, наклонился и поднял шлем. Прикрывая глаза ладонью, оглядел незнакомую местность. Вокруг расстилались поля, аккуратно разделенные межами. Неподалеку в яркую зелень молодой озими темно-серой крапчатой полосой асфальта врезалась дорога, обсаженная редкими деревьями. За дальней рощей, едва различимые, виднелись крыши городских домов. На чистом темно-голубом фоне четко прорисовывалась островерхая, похожая на копье, колокольня.

Афанасьев повернулся к востоку. Там, за пологими холмами, над горизонтом колыхался, сливаясь с облаками и окрашивая их, красноватый туман. Оттуда доносился, приглушенный расстоянием, гул артиллерийской стрельбы.

«Километров пятнадцать… Зачем погнался за немцем? Какой толк, что сбил его, если свою машину потерял…»

Летчик приподнял руку, взглянул на часы, поднес их к уху. Стекла и стрелок не было, но часы шли. Он еще раз посмотрел на остатки самолета, машинально ощупывая себя, словно все еще не веря, что уцелел, и медленно зашагал к дороге, слегка волоча ушибленную ногу.

Память с трудом восстанавливала последовательность событий. Только что минувший воздушный бой показался странно далеким. Как это было? Возвращались с задания… Нежданно столкнулись с десятком мессеров, внезапно вынырнувших из-за облаков… Атака… Грохот боя, бегство противника на запад. Отчаянный поединок с фашистским асом, упорно тянувшим к своему аэродрому. Заход с хвоста и снизу — как его было достать иначе? Близкий разрыв снаряда, подбросивший самолет, горящая плоскость. Тщетные попытки сбить пламя, мучительные усилия перетянуть фронт. Вернуться к своим было нельзя. Так лучше взорваться в воздухе, чем сесть на землю врага… Приземление, похожее на падение, спасительный толчок, вышвырнувший из самолета, жгучий вихрь взрыва…

Афанасьев неторопливо брел по пустынному шоссе. Миновал развалины дома, надвое рассеченного бомбой, будто гигантским топором. Возле дома зеленели не тронутые огнем плодовые деревья. Огибая сад, дорога круто сворачивала вправо. Летчик пошел напрямик через кусты смородины, усыпанные клейкими пахучими листочками. Снова ступил на асфальт, ускорил шаг и сразу остановился, будто натолкнулся на препятствие. У обочины дороги, приткнувшись к кустарнику, стоял приземистый «Виллис»; двое военных возились у мотора. Афанасьев метнулся в сторону, прижался к дереву, рванул из кобуры пистолет. Серо-зеленая спина распрямилась, человек обернулся. Афанасьев узнал форму американского сержанта.

«Фу, черт!.. Зря испугался».

Он выскочил из засады, прихрамывая побежал к автомобилю.

Высокий тощий американец с несуразно длинными руками что-то крикнул своему товарищу. Тот повернулся так стремительно, что даже подпрыгнул на месте, комично выпучил глаза под густыми рыжеватыми бровями.

— Алло! — закричал Афанасьев. — Мистеры! — Иных слов у него не нашлось, он не говорил по-английски.

Сержанты инстинктивно схватились за оружие, но тотчас отдернули руки и заулыбались. Высокий шагнул навстречу Афанасьеву, и размашистым открытым движением протянул правую руку.

— Хэлло! Ду ю спик инглиш?

— Нейн… нет… ноу… — забормотал Афанасьев и, осознав комичность своих слов, рассмеялся, показывая ровные крепкие зубы.

Захохотали и оба американца — громко и непринужденно, как видно от души. Сквозь смех быстро заговорили между собой. Рыжий сержант обеими руками потряс руку Афанасьева столь энергично, словно хотел оторвать ее.

Затем ткнул пальцем в орден Ленина, видневшийся через прореху комбинезона, сказал радостно: — Ленин… Раша… — снова засмеялся, ударил себя кулаком в грудь и выпалил: — Вэри гуд! Джонни О’Хара. Джонни!.. Уан момент! — сделав замысловатый жест, он поспешно отошел и стал рыться под сиденьем машины.

Высокий, улыбаясь одними глазами, попытался объясниться. Он растопырил руки, изображая крылья, нагнулся, балансируя на одной ноге и воспроизводя губами звук самолета. Быстро присел на корточки, коснулся ладонью земли.

— Бум! — вскочил, рассмеялся, широко разевая рот. — Иесс?

— Иесс… Иесс… — Афанасьев закивал головой. — Правильно понял, дружище. Сбили!

— Збили? — недоуменно повторил американец, что-то соображая. Кивнул головой и добавил вежливо:

— Олл райт!

Джонни вышел из-за машины, осторожно неся в вытянутых руках бутылку водки, два стаканчика и пачку печенья в цветистой обертке.

— Рашен… Русска виска… — он нарочно коверкал слова, думая, что так понятнее. — Плиз, камрад!

— О’кей! — радостно воскликнул высокий, щелкнул себя по воротнику и снова расхохотался.

Первым выпил Афанасьев. — За дружбу, камрады! — Сержанты закивали. — Иесс… Иесс… Камрад! — Афанасьев отдал стаканчик, хлопнул ладонью по бутылке и, не придумав, как нагляднее выразить удивление, высоко взметнул брови и широко раскрыл светло-голубые глаза.

— Русская водка? Откуда?

Американцы догадались. Высокий поднял стаканчик над головой и воскликнул весело и дружелюбно:

— Эльба! Совет!

— Эльба… — повторил Афанасьев. — Теперь понятно.

Теплое чувство к этим бесхитростным, добродушным людям охватило Афанасьева. Видимо, эти парни уже встречали советских людей. Уже успели их полюбить.

— Карош! — пробормотал второй сержант и не спеша, со вкусом, допил водку.

— Фредди! — сказал высокий и уколол себя острым ногтем под левый нагрудный карман. — Энд ю? — Он коснулся вытянутым пальцем плеча Афанасьева.

Афанасьев понял и протянул руку.

— Николай… — с расстановкой четко выговорил он. — Николай Афана… сье… в.

— Гуд… карош, — любезно ответил Джонни и приготовился снова наполнить стаканчики.

Автомобильный гудок заставил их обернуться. Со стороны города приближалась открытая машина. За рулем сидел солдат, на заднем сиденье развалился молодой щеголеватый офицер — тонкий, белобрысый, с маленькой птичьей головой.

Сержанты присмотрелись и, по-видимому, узнали подъезжавших. Они быстро и взволнованно заговорили между собой. Афанасьеву показалось, что они испугались. Фредди торопливо убрал под сиденье бутылку и стаканы.

Автомобиль остановился рядом с «Виллисом». Офицер, небрежно козырнув, соскочил на дорогу, что-то коротко сказал высокому сержанту. Они отошли метров на десять и остановились. Офицер о чем-то расспрашивал, сержант, стоя навытяжку, отвечал.

Джонни энергично пожал плечами и сдвинул на ухо пилотку, обнажив рыжеватые волосы. Вытащил пачку сигарет с тощим верблюдом на этикетке, протянул ее Афанасьеву. Афанасьев отрицательно мотнул головой и легонько сжал протянутую руку. Спасибо, мол, не курю.

Высоко над землей, вычерчивая в светлом небе четкий клин, быстро проплыл косяк диких гусей. Одна птица отстала и с жалобным криком пыталась догнать уходящую стаю.

Офицер не спеша подошел к Афанасьеву, улыбаясь еще издали.