Райли ведет его через двор. Йоханссон идет медленно, как старик. При всем желании он не сможет сейчас бежать.

Один раз он оглядывается на здание, откуда они вышли. Должно быть, предполагалось, что в нем будет очередной магазин. Большие зеркальные окна забиты картоном.

У дверей корпуса стоит охранник. Он отступает в сторону, пропуская их, и идет следом, вверх по лестнице до двери, где стоит еще один человек – огромный, с перебитым носом и лицом боксера. Он открывает перед ними дверь. Райли останавливается.

– Входи, – говорит он.

Йоханссон проходит по небольшому коридору в знакомую комнату. Юный святой и Мадонна на стене, китайский сервиз в буфете, кружки на столешнице в кухне. Кийан сидит в том же кресле, на этот раз он один, и телевизор выключен. Йоханссон заслужил все его внимание.

Кийан приветливо кивает, указывая на кресло, но его взгляд напряженно следит за выражением лица Йоханссона.

Тот опускается в кресло. Дверь закрывается.

Несколько минут они сидят молча, каждый выжидает. Над супницей мирно тикают часы. Со двора доносятся чьи-то крики.

Они не обращают на это внимания.

– Итак, мистер Джексон, – наконец говорит Кийан. – Что же нам с вами делать?

– Проблемы мне не нужны.

– Поздновато, однако. Вы оскорбили Брайса, публично. Разве это хорошо?

– Брайс сам просил вас поразить.

Кийан откидывается в кресле.

– Брайсу совсем не понравилась ваша выходка. – Кийан делает паузу, словно в ожидании ответа, но Йоханссон молчит. – Он будет рад, если я отдам вас ему. Маленький презент, игрушка, чтобы он вдоволь наигрался. Вы видели, на что мы способны… И это лишь начало. Брайс не убивает людей, как вы заметили, – ему не доставляет удовольствие вскоре увидеть перед собой труп. Но он может заставить вас пожелать смерти. Ну, куда вы пойдете отсюда? В свою комнату? Или к людям Брайса с ведрами? – Кийан щурится и смотрит на Йоханссона. – Посмотрите на себя, мистер Джексон. Посмотрите. Вы едва ходите. С трудом терпите боль, так ведь? Но на этот раз синяками вы не отделаетесь… Через секунду будете молить Брайса прекратить, но он не прекратит, ни после пальцев, ни позже… Что ж, таков он, наш мистер Брайс. Любит все доводить до конца.

Кийан внимательно смотрит, словно пронзая взглядом: какие мысли возникают в этой голове.

– Где вы учились драться? – неожиданно спрашивает он. – В Америке?

– Везде понемногу.

– Но вас специально обучали.

– Сам учился, так получилось.

– Чего вы хотите? – спрашивает Кийан через несколько секунд молчания. – Говорите. Хотите, чтобы мистер Брайс забыл, что вы с ним сделали? Хотите тихой, спокойной жизни?

– Хочу работать на вас.

– Да? – Кийан тихо усмехается. – И что вы можете для меня сделать? Работать кулаками? Здесь не нужны, скажем так, агрессивно настроенные люди.

– В клинике нужны люди.

– Какое мне дело до клиники?

– Она часть вашего плана.

– Ты в курсе моего плана?

– Благодаря больнице вы держите под контролем все. Сердца и умы, так сказать.

– И ты можешь мне помочь? Ты что, врач?

– Нет, но я могу обрабатывать раны, накладывать шины, умею пользоваться дефибриллятором, могу сделать искусственное дыхание, знаю признаки инсульта, могу откачать жидкость из легких. Я мало сплю и ничего не прошу взамен.

– Только чтобы Брайс от тебя отстал.

– Да. Только это.

Кийан откидывается на спинку кресла и внимательно смотрит на Йоханссона.

– Оказанию первой помощи тоже научились случайно? – Затем он поворачивается к дежурившему у двери человеку. – Приведите ее.

Она появляется в комнате черед пятнадцать минут. Бросает безразличный, почти отрешенный взгляд на Йоханссона и поворачивается к Кийану.

Тот поднимает вверх руки.

– Что я могу сказать. Он вернулся.

При дневном свете видно, что она потеряла весь лоск, который был так хорошо заметен на фотографии. Кожа приобрела сероватый оттенок, так выглядят люди, измотанные войной, он видел их не раз во время военных действий в городах, под обстрелом, бомбардировкой, живущих без сна и отдыха, передвигающихся лишь благодаря силе воли. Одежда была велика ей на несколько размеров, волосы подстрижены настолько неровно, что он решил, что она сделала это сама в спешке и при плохом освещении. Выражение лица такое, будто она слышала вопрос и готова ответить «нет».

– Мистер Джексон изъявил желание работать в клинике. Говорит, может быть полезен. – Кийан поворачивается к Йоханссону: – Расскажите ей.

Йоханссон начинает все сначала.

– Я могу обрабатывать раны, накладывать шины, умею пользоваться дефибриллятором, могу сделать искусственное дыхание…

– А Брайс? – перебивает его женщина.

– Я замолвлю перед ним словечко, – улыбается Кийан, – если этот парень сдаст вступительные экзамены. – И продолжает, уже глядя на Йоханссона: – Пока это все разговоры, а болтать самое простое. Вы можете сказать все что угодно и думаете, мы поверим на слово? – Он вновь переключает внимание на женщину: – Следующий раненый его. И никакой помощи.

Его закрывают в комнате, стеклянное окошко в двери разбито. У стены стоит стул, и Йоханссон иногда садится, потом вновь встает, пытаясь потянуться, чтобы немного унять боль, разглядывает синяки, мешающие двигаться. В горле саднит, и хочется пить, но воды в комнате нет. Временами через дыру в двери ему подают стакан воды, но в комнату никто не входит.

За окном темнеет. Уже пять часов. Пять. Где-то за стеной женщина по имени Кейт спорит с Кийаном, но она проиграла – это становится ясно, когда она открывает дверь.

– Идешь?

И уходит, прежде чем он успевает ответить.

Йоханссон, прихрамывая, идет следом, вдоль трехэтажных жилых зданий к рядам заколоченных магазинов. В нависшей темноте видны желтые пятна светящихся фонарей и белые прожектора над воротами комплекса; лучи света прорезают мрак, подсвечивая те этажи здания, где окна не забиты плотным картоном. Через центральную дверь Кейт проходит в комнату с множеством стульев. У таксофона стоит мужчина, он уже поднял руку, чтобы вставить карточку, но, взглянув на Кейт, поспешно убирает пластиковый прямоугольник в карман и уходит.

Женщина резко оборачивается и смотрит Йоханссону в лицо.

– Это шутка? – настойчиво спрашивает она. – Я угадала?

На его попытку выпрямиться тело отвечает болью.

– Не смеши меня, – продолжает Кейт. – Ты ходишь-то с трудом. Что ты задумал? У тебя ведь какой-то план, так?

– Я сказал правду. Я все это умею.

– Надеюсь, потому что, если ты лжешь, Брайс с тобой быстро расправится.

– Я никого не пытаюсь обмануть, – говорит он ей в спину, потому что женщина уже выходит из комнаты и направляется к кабинету. – Подождите! – кричит он вслед. – Как часто к вам поступают раненые?

Женщина останавливается, положив ладонь на дверь, поворачивается и смотрит на него безразличным, усталым взглядом.

– Готова спорить на деньги, что сегодня вечером точно будет один.

В кабинете три человека: Райли, Винни и парень лет семнадцати. Он поворачивается к Йоханнсону первым. У него мрачный, тяжелый взгляд человека с психическими отклонениями. Винни моет пол, Райли раскладывает у стойки инструменты на одноразовой бумажной салфетке. Он поднимает глаза и перехватывает взгляд Кейт.

– У нас новый сотрудник, – говорит она.

Райли косится на Йоханссона и вопросительно смотрит на Кейт:

– Он же должен быть…

– Проверим, справится ли он с раненым.

Взгляд Райли становится суровым.

– Когда?

– Откуда мне знать?

В этот момент распахивается дверь, и появляется человек Брайса, высокий, с плохой кожей и желтыми зубами, – тот самый, что держал трубку с воронкой, – в его зубах сигарета. Он усмехается и кивает Кейт – она смотрит на него с напряжением, – затем резко поворачивается к Йоханссону.

– Не обращай на меня внимания, – говорит он и прислоняется к стене с видом довольного собой человека.