Первое известие о ней относится к ее пребыванию в семнадцатилетнем возрасте в Мариенбурге, в Лифляндии, в услужении у пастора Глюка. Здесь эта католичка перешла в лютеранство. Азбуке она не училась и даже впоследствии, оказавшись на престоле самодержавной императрицей, успела научиться только подписывать свое имя, да и то кое-как.

Юность Екатерины протекала исключительно бурно. От своего любовника унтер-офицера, бившего ее смертным боем, она перешла к случайно увидевшему ее в толпе солдат Шереметеву.

После новых и новых перемен она переходит к Меньшикову, в доме которого она была прачкой, «портомоей». Краткая благосклонность Меньшикова дала ей возможность принарядиться.

Здесь ее впервые увидел Петр. Хорошенькая женщина в кокетливом фартучке, стоявшая на подоконнике и протиравшая оконные стекла, заинтересовала царя.

Петр, как известно, был связан с Меньшиковым, как и позже с Ягужинским, и Лефортом, и многими другими, не скрываемыми им узами однополой любви. В первое время после того, как Петр увидел Екатерину и заплатил ей первый дукат из казначейства российского (впоследствии эта женщина обойдется России несравненно дороже), Петр и Меньшиков одновременно были ее любовниками.

Эта деталь отнюдь не противоречит нравам, прочно установившимся вокруг Петра. Точно так же, как любовью Екатерины, Петр делился с Меньшиковым любовью и многих других фавориток тех дней — двух сестер девиц Арсеньевых, например, других тоже.

Уже и после того, как Екатерина стала пользоваться более серьезным вниманием Петра и перешла в его «женский терем», она живет там с целым рядом других «героинь», находящихся в том же, что и она, положении. Но Екатерина сумела привязать к себе Петра. В 1708 году, когда Екатерина родила уже двух детей от Петра, он, уезжая из Москвы, оставляет Меньшикову записку: «Если что случится волею Божьей, выдать Екатерине Васильевне 3000 рублей». О возможности брака с ней, матерью его детей, он в те годы еще и не помышляет.

Но Екатерина умеет сделаться все более и более необходимой царю. С 1709 года она не покидает его, ездит с ним в Польшу, в Германию, находится с ним во время военного похода на Прут.

В 1711 году произошла известная история с Петром, когда русская армия на берегах молдавской реки была окружена турками и татарами и Петр, как мы уже видели, мог быть захвачен в плен. Мы знаем также о том, каким образом Петру удалось выпутаться из этого положения, как Екатерине, при помощи генерала Шафирова, удалось добиться, чтобы Петр остался на свободе, как великий визирь, так и не разобравший (как будто), какой огромный козырь оказался в его руках в военной игре с Россией, взял взятку от Екатерины (по некоторым сведениям, не только драгоценностями, но и натурой тоже) и, махнув рукой, отпустил Петра с миром.

По всему, что мы знаем о характере Петра, трудно предположить, чтобы последовавшая в дальнейшем его женитьба на Екатерине была вызвана благодарностью за спасение. Верности и благодарности Петр не знал. Он всегда зависел от настроения данной минуты. Все любимцы царя знали, что благосклонность, проявленная сегодня, ничуть не спасает от перспективы батогов, пыток, а то и смертной казни завтра. Вероятнее всего поэтому, что бывшая «портомоя» оказалась действительно незаменимым товарищем.

Эта «походная жена» не боялась никаких испытаний. Она вместе с Петром совершает походы, спит на земле, живет в палатке, делает верхом на лошади двойные и тройные перегоны, и Петр настолько привыкает к этому товарищу, что она становится незаменимой.

Она принесла Петру одиннадцать душ детей, но эта почти постоянная беременность не мешает ей неотлучно дежурить при царе и во время пьяных оргий, и во время походов. Почти все дети умирают уже в детстве, но Екатерина образа жизни не меняет. Она не знает ревности и с ласковой улыбкой смотрит, как ее друг сердечный на ее глазах предается гнуснейшему разврату со встречными женщинами и мужчинами. По письмам Петра к Екатерине легко проследить, как эта изумительно энергичная женщина как бы врастает в его жизнь.

«Жду не дождусь, когда увижу тебя, — пишет ей царь в 1708 году. — Скушно без тебя, и некому за моим бельем присмотреть». Долгие годы она называла его «ваше величество», «царь-батюшка». Даже после того, как Петр обвенчался с ней, она остается далека от тона царицы и охотно вспоминает о своем «низком» происхождении. Когда после Ништадского мира Петр посмеивается над женой по поводу ее лифляндского происхождения («Как договором постановлено всех пленных возвратить, то не знаю, что с тобой делать»), Екатерина целует ему руку и отвечает:

— Я ваша служанка, делайте со мной что хотите.

Быть царю приятной, полезной и необходимой — вот девиз, вот цель, какую с изумительной энергией преследует эта бывшая «солдатская женка». Она заботится не только об удобствах Петра, но и об удобствах его «метресок». Если Петру понравилась в Нарве некая горничная, то по приезде в Петербург, придя в покои Екатерины, он застанет эту девушку здесь. Царица позаботилась о том, чтобы угадать желание своего мужа.

Воистину изумительны энергия и самопожертвование этой постоянно беременной женщины, с ласковой улыбкой несущей все тяготы и походной жизни, и пьяных развлечений Петра.

После смерти Петра, когда Екатерина, заботами старого друга Меньшикова, неожиданно окажется самодержавной императрицей всея Руси, не останется и следа от ее былой энергии, силы воли, ласковости и приветливости. На троне окажется ленивая, развратная, злобная самка, ничем не отличавшаяся от Анны Иоанновны, Елизаветы Петровны и других «царствующих женщин», которых в изобилии знает многострадальный трон русский!

Петр женился в феврале 1712 года. Генерал-лейтенанту Ягужинскому было приказано приглашать гостей «на прежнее бракосочетание его величества». Именно это выражение было предписано царем, желавшим этим странным способом исправить положение, из-за которого роль фрейлин во время церемонии исполняли дочери «невесты» — Елизавета и Анна, трех и пяти лет.

Первый брак Петра с Евдокией Лопухиной не был расторгнут, и поэтому новое бракосочетание было, собственно говоря, незаконным. В дальнейшем это обстоятельство принесет много осложнений в вопросе о престолонаследии. Но теперь царская невеста пышно изукрашена. «Платье на ней, — описывает графиня Браницкая, — куплено как будто на толкучке: оно все покрыто серебром, весь перед убран драгоценными камнями. Кроме двуглавого орла, усыпанного алмазами, вдоль отворотов ее платья нашита дюжина орденов и столько же образов святых. Когда она шла, можно было подумать, что идет навьюченный мул».

Графиня, конечно, по-дамски ехидничает, но Екатерина и вправду отнюдь не представляла собой образец изящества. Ее башмаки, доныне хранящиеся в музее Петергофа, в свое время дали повод графине Шуазель заявить, что «царица живет на широкую ногу».

И вот свадьба отпразднована. Как наладились отношения супругов? Петр называл Екатерину «матерью», «мудер». В письмах к ней он писал по-голландски, но русскими буквами. Переписка Петра и Екатерины полностью никогда напечатана не была ввиду совершенной невозможности опубликовать те циничные выражения, которыми полны письма не только царя, но и царицы тоже.

Любопытно, что Екатерина уже после свадьбы, не доверяя судьбе, «все время копит деньгу». Она ухищряется в добывании денег, берет крупные взятки за заступничество перед государем. Свои сбережения она, по совету и примеру Меньшикова, хранит в Амстердаме и Гамбурге. Когда в 1718 году Екатерина за крупную сумму взялась спасти от виселицы князя Гагарина, обвинявшегося в громадных взятках во время пребывания генерал-губернатором Сибири, она часть полученной суммы уделила князю Волконскому, которому было поручено ведение следствия по делу. Но подкуп раскрылся. Волконский во время допроса попытался спасти свою жизнь ссылкой на то, что он не решился отвергнуть предложение царицы, а выдать царицу не мог, потому что боялся поссорить ее с царем.

— Дурак ты, — сказал на это царь. — Нас бы ты не поссорил, я бы только хорошенько жену проучил. Это я и теперь сделаю, а тебе, дураку, глядишь, виселица!