Во время допроса князя несколько раз пытали дыбою. Он почти во всем сознался, только упорно отрицал существование книги киевской печати "якобы о браке его величества", утверждая, что такой книги не было, а что была одна только рукопись о коронации Петра II, которую князь Николай сжег.

   Подробно и чистосердечно рассказал он всю историю подложной духовной своего друга-императора. Эта история тяжелым гнетом легла у него на душе, и он был рад очистить свою совесть. Этим последним показанием он оговаривал в весьма серьезных замыслах своих дядей: Василия Лукича, Сергея и Ивана Григорьевичей и Василия Владимировича с братом Михаилом Владимировичем.

   Князя Ивана перевезли в Шлиссельбургскую крепость; туда же были доставлены и все оговоренные им Долгоруковы, а двух его братьев, Николая и Александра, сослали в Вологду.

   Бедная Наталья Борисовна осталась в Березове со своим шестилетним сыном, будучи к тому же еще беременной, и с третьим братом своего мужа, а также и с золовками. Вот как она описывает свое положение:

   "Я кричала, билась, волосы на себе драла; кто ни попадется навстречу, всем валяюсь в ногах, прошу со слезами: "Помилуйте, когда вы -- христиане! Дайте только взглянуть на него и проститься!" Не было милосердного человека; ни словом меня никто не утешил, а только взяли меня и посадили в темницу, и часового, примкнувши штык, поставили".

   Скоро до Натальи Борисовны дошла печальная весть о том, где находится ее муж с братьями. Это еще более убило бедную женщину.

   -- Теперь не видать мне моего Иванушки и навеки разлучилась я с ним! -- рыдала страдалица-княгиня.

   И действительно, ей не суждено было больше видеться со своим мужем.

IV

   Как-то раз Храпунов вернулся домой бледный и чем-то сильно встревоженный. Маруся заметила перемену с мужем, и спросила:

   -- Что с тобою, Левушка? Ведь на тебе лица нет... Уж не случилось ли какого несчастья?

   -- Пока еще нет, а надо ожидать. Дело твоих родичей опять всплывает наружу. Князя Ивана Долгорукова привезли в Шлиссельбург, а его братьев в Вологду сослали. Забрали многих приверженцев Долгоруковых. Не нынче завтра и за мной придут, -- печально проговорил Левушка.

   -- Господи, опять несчастья! Когда же этому будет конец? Ведь ты, Левушка, ни в чем не виновен.

   -- Я обращался к министру Волынскому, просил у него защиты. Артемий Петрович обещал, но едва ли он сможет что-нибудь сделать в мою пользу.

   -- Если обещал, то сделает. Ведь ты сам, Левушка, говорил, что Волынский имеет большую силу при дворе.

   -- Имеет, точно. Но Артемий Петрович один, а немцев много, и все они пользуются доверием государыни, не говоря уже о Бироне.

   -- Что же нам делать, что делать? -- чуть не с отчаянием проговорила молодая женщина.

   -- Подождем, что дальше будет.

   -- Дождаться, когда тебя арестуют...

   -- Маруся, ты знаешь мою прямоту. Я ни в чем не виновен перед ее величеством и, что бы ни случилось, думаю, выйду правым. Но за тебя мне страшно. Правда, возьмут меня, ты не одна останешься, а с дядей. Но за него-то я очень опасаюсь, он очень несдержан на язык, и если не уедет отсюда, то ему не миновать тюрьмы, а может, быть, и того хуже...

   -- Ну так уедем скорее куда-нибудь и дядю с собой захватим. Поедем хоть к дяде в усадьбу.

   -- Это не так легко сделать, милая. Я состою на службе. Но допустим, министр даст мне отпуск и мы уедем. Да ведь меня и в дядиной усадьбе найдут. Знаешь, Маруся, ничего я так не боюсь, как того несчастного письма князя Алексея Григорьевича, которое хранится в нашем ларце.

   -- Да ведь ты не знаешь, где находится и ларец.

   -- Наверняка не знаю, но думаю, что в тайной канцелярии или у самого Ушакова. Я как-то по поручению; Артемия Петровича ходил к генералу Ушакову и спросил про свой ларец. Знаешь, что мне Ушаков ответил? "Ларец запечатанный, что находится у меня в канцелярии, не твой, господин офицер, а ссыльных князей Долгоруковых, а так как их имущество движимое и недвижимое отобрано в казну, то и ларец тоже".

   Скоро вернулся с прогулки и старик секунд-майор. Втроем они составили семейный совет, что делать, и решили следующее: Храпунову немедленно просить отпуск хоть на месяц и уезжать всем из Питера, но не в усадьбу старого майора, а куда-нибудь подальше, в глушь, чтобы не скоро можно было до них добраться. На совете также решено было заехать в Москву и взять с собою старуху Марину, которая все еще проживала в Москве, в своей хибарке близ Тверской заставы.

   Но "человек предполагает, а Бог располагает", и все эти замысли и предположения кончились ничем. В тот же день поздним вечером в квартиру Храпунова явился офицер с пятью солдатами, чтобы арестовать Левушку.

   -- За что? Что я сделал? -- растерянным голосом проговорил Храпунов.

   -- Об этом вам скажут, только не я. Мне лишь приказано вас взять, -- холодно ответил офицер-немец.

   От этих слов Маруся смертельно побледнела и едва устояла на ногах.

   -- А как твоя фамилия, господин офицер? -- грубо спросил у немца старик секунд-майор, едва сдерживая себя от гнева на несправедливый арест своего племянника.

   -- Фон Фишер, -- гордо ответил тот.

   -- Фишер, да еще фон... немецкая кличка....

   -- Да, я имею честь принадлежать к немецкой нации.

   -- И сидел бы себе в неметчине! Зачем же к нам пожаловал? -- сердито проговорил старый майор. -- Да видно, харчи-то у нас послаще ваших, вот вас и тянет сюда?

   -- В ваших словах я вижу оскорбление всей нашей нации и потому...

   -- Вызываешь меня на единоборство или, по-вашему, на дуэль? Так, что ли?

   -- Зачем дуэль? Я донесу на вас его светлости герцогу.

   -- Оно и лучше. Живи, господин офицер, сплетней и доносом... целее будешь! -- проговорил старик Гвоздин.

   Храпунов очутился в тяжелой неволе; его отвели в тюрьму и опять впутали в дело несчастного князя Ивана Долгорукова, который в то время томился в каземате Шлиссельбургской крепости. Сам страшный Ушаков допрашивал его, но "без пристрастия", то есть не пуская в ход пытки. Может быть, он жалел Храпунова, сознавая его невиновность.

   -- Ведомо ли тебе содержание того писания, которое находилось в ларце, что подарил князь Алексей Долгоруков своей незаконной дочери, а твоей жене? -- спросил Левушку Андрей Иванович, показывая ему на письмо.

   -- Нет! Да и почем мне знать? Письмо находилось в ларце и писано было покойным князем не мне, а моей жене, -- ответил ему Храпунов.

   -- И умерший Алексей Долгоруков ничего не говорил тебе про это письмо?

   -- Ничего.

   -- Придется поспрошать о том твою жену.

   -- Как? Неужели Марусю приведут сюда?

   -- И приведут. Неужели ты думаешь, я сам к ней пойду? Да что она у тебя за принцесса такая? У меня тут в гостях перебывали барышни и боярыни, княжны и княгини, всех я принимаю с ласкою, -- насмешливо улыбаясь, проговорил начальник тайной канцелярии.

   -- Стало быть, ваше превосходительство, вы пошлете арестовать мою жену? -- грустно спросил Храпунов.

   -- Зачем арестовать? Только привести к допросу. Не бойся: хоть и называют меня зверем, а я -- не зверь, я только строгий исполнитель закона и верный слуга государыни императрицы. Жену твою мы спросим чинно и, сняв допрос, отпустим ее домой благородно. Ну, теперь ступай!

   -- Дозвольте спросить, ваше превосходительство, долго ли будут меня в тюрьме морить?

   -- Это уже не от меня зависит, а от его светлости герцога. Только на освобождение не надейся. Скажу по секрету: его светлость герцог решил разом покончить с долгоруковским делом... Понял? И ссылки тебе не миновать. Не дружись с князьями! "Не надейтеся на князи и сыны человеческие, в них же несть спасения" -- вот чему учит нас слово Божие, -- голосом, полным наставления, проговорил начальник Тайной канцелярии и приказал увести Храпунова.