Большинство птиц и все средние и крупные млекопитающие к инбридингу неустойчивы – другие стратегии размножения и возможность бороться с экстремальными ситуациями без массового вымирания.

Так вот, человек – животное, к близкородственному скрещиванию именно крайне не устойчивое, т.е. вид, на протяжении достаточно длительного времени (десятки-сотни тысяч лет) инбридинг не практиковавший. Пример – среди европейских евреев ненормально высок процент людей с разными формами шизофрении, по разным данным – от 3 до 10% – следствие того, что, для того, чтобы сохраниться как нация, евреи массово на протяжении сотен лет практиковали браки между двоюродными братьями и сестрами, не говоря уже о более дальних родственниках. Другой широко известный пример – вырождение и наследственные болезни среди царских, королевских и прочих “элитных” династий, практиковавших инбридинг ради сохранения власти и капитала.

Отсюда следует, что предположение, что единственный высокоранговый вожак первобытного человеческого стада, единолично осеменял всех наиболее перспективных для размножения (молодых и здоровых) самок, не выдерживает серьезной критики, даже если предположить, что отцами некоторой части потомства забракованных вожаком б/у самок были среднеранговые самцы. Если бы это было так, то после прихода к власти в стаде отдельно взятого вожака, в случае удержания им власти, допустим 5-7 лет, через 15 лет на протяжении этих самых 5-7 лет в стаде 50-70% всех половозрелых особей были бы братья и сестры – дети одного отца. И что им делать – снова между собой скрещиваться или дружно поодиночке разбегаться в другие орды во все стороны света? А если теорию единоличного осеменения вожаком рассматривать еще и во временнОй плоскости смены множества поколений – получается вообще абсурд… В общем, как оно там было на самом деле у совсем первобытных людей – это дело темное, покрытое мраком тысячелетий, ясно одно – гены там мешались нормально, и, практически наверняка, участвовали в размножении самцы всех рангов, хотя, безусловно, высокранговые имели приоритет.

Далее, поглядим на наших ближайших выживших родственников – горилл и шимпанзе.

Гориллы – полигамно-”патриархальная” семейная группа. Вожак единолично осеменяет всех самок и выгоняет подросших самцов-конкурентов, которые, заматерев, создают собственные группы или отбивают таковые у постаревших вожаков. Молодые самки переходят из группы в группу добровольно-принудительно. Гены мешаются.

Шимпанзе. Интересно – звездец! В стае много взрослых самцов. Альфа один, но “работает” в жесткой сцепке с несколькими “бетами”. Единолично ему власть не удержать – те же беты порвут на британский флаг – приходится строить альянсы и делиться! В период течки (который у шимпанзе бывает раз в несколько лет) самку пользуют и альфа и беты (2-6 штук). Большинство самцов в стае в течение жизни успевают побывать минимум в ранге “беты” и поучаствовать в размножении. Низкоранговые (а не среднеранговые!) самцы могут получить секс за кормежку и тоже имеют неиллюзорные шансы оставить потомство. Молодых самцов, по ситуации – убивают, выгоняют, принимают в стаю. При увеличении численности стаи выше критической – стая распадается. Гены мешаются.

Широко известны и весьма любопытны результаты исследования связи между внутривидовой сексуальной стратегией у высших приматов и размером гениталий самцов относительно размеров всего тела. Самые маленькие пенисы и семенники у горилл – вероятность осеменения самки конкурентами низкая. Шимпанзе, напротив, вынуждены отрастить себе самые большие среди приматов (относительно размеров тела, напоминаю) члены и яйца, поскольку самку чуть ли не одновременно покрывают несколько самцов. У кого член длиннее и спермы больше – у того и шансы выше. И это еще не все. Внутри самки разворачиваются “войны спермы” – почти 3/4 сперматозоидов у шимпанзе (и человека) предназначены не для оплодотворения яйцеклетки, а для уничтожения и блокировки сперматозоидов от конкурирующих самцов.

У человека размер гениталий промежуточный между гориллами и шимпанзе, но значительно ближе к шимпанзе. Готовность к “войне спермы” тоже установлена. Более того, научно доказано, что форма полового члена у человека способствует во время полового акта максимально возможному удалению из самки спермы от предыдущего самца! Так что не было у наших ранних предков никаких “всемогущих” вожаков-единоличников, и быть не могло, ибо с точки зрения необходимости генетического разнообразия это противоречило бы выживанию вида. С очень высокой степенью вероятности можно предположить, что у совсем уж первобытных людей структура орды и сексуальные отношения внутри таковой очень напоминали стаю современных шимпанзе – группировка альфа-беты с общими правами на наиболее перспективных самок и хитрые низкоранговые, получающие секс за кормежку или какие-либо услуги самкам.

Часть 3. Немного «погружу» наукой.

Итак, напоминаю:

Определю вопросы, которые в комплексе я хотел бы рассмотреть:

1. Действительно ли “лучшие гены” только у высокоранговых?

2. Мог ли у “омег” быть секс и потомство?

3. Все ли 100% самок выбирают исключительно высокоранговых?

Сюда же добавлю еще и 4-й вопрос – Были ли вообще низкоранговые мужчины в первобытных обществах “обделенными изгоями”?

Я пишу все это (Господи прости!) “творчество” “тупо из головы”, поэтому по отдельным не принципиальным для общей логики моментам могу быть не точен.

Следующее, но не последнее, логическое опровержение того, что “омеги” в сообществах наших далеких предков не получали доступа к самкам.

В отличие от вышеупомянутых шимпанзе и горилл, которые являются вегетарианцами (да, шимпанзе иногда охотятся, знаю), наши непосредственные предки были всеядны с сильным креном в хищничество, т.е. значительную долю их рациона составляло мясо. Кроманьонцы, которых в настоящее время наука считает прямыми предками современного человечества, как, вероятно и их более примитивные пращуры, были специализированными активными охотниками, причем охотниками именно на крупную дичь. (Как, когда, где, и кто от кого произошел и как и когда расселялся из Африки по миру – адресую к специальной литературе, которой в интернете море…).

Сами по себе охоты, на которые ходили, ясное дело, мужчины, были не настолько опасны, как это представлено в современных научно-популярных или приключенческих кино и литературе, но требовали филигранной командной работы, абсолютного доверия и полного взаимопонимания между всеми охотниками.

Стратегия охоты на того-же буйвола или бизона была такова – с максимально близкого расстояния одновременно в зверюгу всаживалось несколько (чем больше и одновременней – тем лучше) тяжеленных, по 10-15 кг и более каждое, копий с длинным острыми зазубренными наконечниками. Получив, желательно в бок или в брюхо с повреждением внутренних органов, полдюжины и более подобных копий, жертва в прямом смысле “откидывала копыта” через считанные минуты, если не секунды. Главной проблемой для охотников был не сам короткий процесс непосредственного овладения добычей, а возможность подойти к ней на необходимо близкое для атаки расстояние и, что наиболее важно, кому-то из охотников – уйти от броска только что раненого животного, а другим – отвлечь внимание пока еще активной добычи, как правило, путем всаживания в животное новых и новых копий. То есть, выражаясь высоким современным слогом – вопрос “встать плечом к плечу” и/или “прикрыть другу спину” был для наших пращуров жизненно актуален, и, нет сомнений – они друг друга не подводили! Совместные охоты требовали настоящих мужского братства, сплоченности и дружбы в самом высоком смысле этих слов.