У меня чуть пальцы сами по себе не разжались с перепуга. Повернул голову влево – лишь силуэт темный, не видно ничего, даже не разберешь, баба или мужик.

— Че темно так?

Это он у меня спрашивает? На хрена? Мне ж откуда знать?

— Ночь ведь, — отвечаю все еще сиплым голосом.

Надо бы не базарить с ним вот так, раскусит ведь, что я Кира. Щас приду в себя, и голос нормальным станет. Стоп, как сигарету у меня увидел? Он и меня… Бля, включи голову, она ж зажженная, горит, вот и видно, и запах, ветер же в его сторону. Он не настолько тупой, чтоб не понять, что я сейчас делаю.

— Брось бациллу, говорю, слышь?

Ну да, он же не курит и другим не советует. Плевать. Мне хватает нотаций от тетки, и отца тоже, хотя он сам курит.

— Что приснилось-то?

Пожал плечами, пусть и не увидит он. Что ответить? Правду сказать? Только рот раскрыть решился, понимая, что голос уже сейчас может зазвучать нормально, сигнализация со двора заверещала, да так громко.

— Давай к стене, тут поговорить не выйдет.

Услышал, как щелкнуло окно, почти неслышно. У меня ж хрен так получится. Притушил прям о подоконник сигарету, выбросил, ставни на себя. Не проснулся, наверное, сил не рассчитал, таки загремело окно стеклом. Надеюсь, тетку не разбудил. Сама себе щас напридумывает, прибежит с окна снимать.

Лег на кровать, чувствуя головокружение, даже покурить нормально не могу. Что за жизнь такая.

— Приснилось тебе что?

И вот что ему не спится? Хотя… если я орал ему в стену.

— Тебе, правда, интересно?

— Да.

— Смерть друга. — Помолчал немного, ожидая его реакции, он, походу, ждал продолжения. — Он повесился у меня на глазах. Во сне. Я сделать ничего не мог.

Стоп, я уже говорил ему нечто подобное в образе Киры. Блин.

— Реально жутко.

— Смерть – это всегда жутко.

Вот и подвели итог ночной беседе. Заткнулись оба. Скорее всего, он тоже не знает, что сказать. Зато у меня есть вопрос подходящий.

— Слушай, хотел спросить кое-что.

— Да? — быстро ответил, ждал будто бы.

— Представь, что у тебя есть два хороших друга, но один в реальной жизни, а другой в интернете. И ты вдруг узнаешь, что это один и тот же человек. Твои действия.

— А друг этот в курсе, что я – это я и в реале и в виртуале? — уточнил Андрей, заинтересовавшись.

— Да.

— В табло заеду.

— За что?!

— А хрена скрывать было? Шутка такая? Что за дебилизм?

Да не специально же вышло так!

— Так получилось! А потом страшно признаться стало.

— Почему?

— Потерять его не хочет.

Тишина. Вот и договорился. Перестаю себя контролировать. Говорю одно и то же, что Кира.

— Мне днем сегодня заявили то же самое.

— В смысле? — что поделаешь, придется притвориться полным кретином.

— Что потерять меня не хотят.

— Ты же не ключи.

— Че?

— Чтоб терять тебя.

— Да не об этом речь! Мне ж почти в любви признались!

Значит, все верно, как я и думал, прозвучало это тогда не очень нормально.

— А ты что?

— За педика его принял.

— Класс.

И почему мне так сложно с ним общаться? Постоянно какая-то хрень наружу просится.

— Просто у меня брат, ну, нетрадиционной ориентации, — пояснил мне Андрей. Надо же, сказал это без матов. — Я насмотрелся на них всех сполна. У меня прямо фобия на геев. И тут заявления такие.

— И что? Правда педик? Друг твой.

— Нет, натуральнее некуда, — усмехнулся тот, — так мне любимому и нужному в челюсть просадил. До сих пор ноет. И не думал, что в нем дури столько.

Я даже улыбнулся самодовольно. Будешь знать, упырь, как к натуралам домогаться.

— А что с признанием-то?

— В смысле?

— Он потерять тебя боится как друга, или брата. А что ты?

— Не знаю, — голос изменился, тяжело говорить об этом? — Мне брат переехать предложил. — Вот тебе раз. Серьезно? Как так-то? — Еще пару дней назад рад был бы, но сейчас…

— Любишь его? Друга? — со смешком спросил, хоть и с тревогой в сердце.

— Люблю.

Тут меня и шибануло током. Не от счастья. Вообще ни разу. Что за хрень он там ляпнул?

— Не в том смысле, — исправился Андрей. — Я люблю девушек, их грудь, попки, секс, поцелуи, внешность, хочу семьи в будущем. — Это все, конечно, замечательно, но… — С Кирой же не так. Ты верно сказал, он как друг, брат. Я за него любому кишки выпущу, даже своему родному брату. Не знаю, как объяснить. Чувствую, что он мне близкий, родной. — Что за хрень, остановись уже. Мне сейчас дурно сделается. — Словно мы сиамские близнецы, которых разъединили и по миру раскидали.

— Чувак, ты вещи такие говоришь… Ты часом сам не педик?

Молчание было затяжным, после чего, прямо холод по венам, его ответ:

— Не знаю.

— Охренел совсем? Как это не знаешь?!

— Вот так…

— Объяснись!

— Че тебя это так задело?

И, правда, че вдруг. Я же не Кира. Бля-я-я.

— У меня педик за стеной, который с помощью дрели сюда перелезть хотел. Это уже фильм ужасов.

Оттуда ржач почти что истерический.

— Тебе «ха-ха», а мне реально страшно становится.

— Я педик неопасный.

— Да куда ни нахер, до сих пор вопли твои помню в первую ночь.

— Это был нервный срыв. К нашему разговору отношения не имеет.

— Все равно объяснись, — попросил я, чувствуя себя полным неадекватом. Прямо девка ревнивая. Вот реально.

— Говорю же, много геев перевидал, — вот же извращуга хренов. Что за жизнь у него такая. — Видел, как целуются, обнимаются, даже… однажды… случайно… Вот, правда, случайно, видел, как сексом занимаются.

— Меня вырвет сейчас.

— Да не об этом я. Точнее, об этом. Омерзительно, противно, на ошметки порубить их готов. И то же самое, когда себя с Кирой представляю.

— На хера представляешь вообще?!

— Проверить… себя.

Пиздец полный. О чем мы только говорим по ночам. Неудивительно, что мне потом херня какая-то снится.

— Значит, трахнуть ты его не хочешь?

— Нет.

— И поцеловать?

— Нет.

— Обнять?

— Тут не знаю точно, не вижу чего-то зазорного.

— Это смотря как обняться.

— Согласен.

Фух, успокоил, за это спасибо.

— Тогда это чисто платоническая любовь. Ну, чистая, светлая дружба.

— У меня друзей-то настоящих не было раньше, и не знаю, что нормально к ним чувствовать. Мужик все-таки, а мне с ним хорошо, весело и страшно за него, беспокоюсь. За брата так не волнуюсь.

О, чего так? Снова вернулись к какой-то нездоровой хрени.

— А что с ним?

— С братом?

— Нет, с Кирой твоим.

— Да хз, — снова какие-то сокращения, в падлу ему, что ли, целиком слова говорить? — Травма головы, походу, серьезная. Он такое видел… — замолчал вовремя, поняв, что мне об этом рассказывать не следует. — Я вот заикаюсь.

— Да, я заметил.

— У него другое.

— Понятно.

— Мне твой голос не нравится.

Пипец, что снова ему не так? Спал бы уже.

— С чего вдруг?

— Он сейчас плохой. Ты как себя чувствуешь?

— У меня сотрясение, походу.

— Че?! И так спокойно об этом говоришь?!

— Если орать буду, башка сильнее разболится.

— Согласен, но… — вот же беспокойное хозяйство. И что он за всех переживает так? Или только за меня?

— С отцом в больницу завтра. Снова томография.

— Вот как… Почему снова?

— Не в первый раз проблемы с головой, — тихо уже ответил, голос пропадает. Засыпаю, что ли?

— Отчего?

Блин, аж дернулся от его голоса.

— Извини, не могу сказать.

— Чувак, ты меня пугаешь. У тебя голос… Ты помираешь там?

— Ага…

Резкий сильный удар в стену. Да что ему надо?

— Охренел бля? Я серьезно! Скорую вызвать?

— Я засыпаю, дебил, — перевернулся на другой бок. — Меня вырубает просто.

Замолчал. Неужели? Вот и славно. Спокойной ночи я так и не сказал, пусть и хотел.