складе Азербайджанского МИДа. Из Тегерана до Баку курьеры ехали поездом. Там с помощью

местных ребят, дай Аллах им здоровья, перепаковывали картонные ящики (1,5-2 тонны) во что-то

типа баулов. Получался личный багаж. Паковать надо было так, чтобы если иранский носильщик

при разгрузке «случайно» (такое бывало) долбанул тот баул об асфальт, он бы не звякнул, не

булькнул, не завонял и, упаси Господи, не потек.

Обратно, чтобы «запутать следы», шли морем до Энзели. Оттуда на машинах в Тегеран.

Путешествие в оба конца занимало четыре дня. Разница между прибытием в Баку и отплытием

назад составляла полтора суток. Перед отъездом курьеров сурово предупреждали, что:

они едут по собственной инициативе;

по маршруту строго Тегеран — Баку — Тегеран;

их появление (обнаружение) в этот период в стороне от указанного маршрута влечет за собой

оргвыводы, вплоть до увольнения со службы;

возможные проблемы на иранской границе являются их личными проблемами;

выбор их кандидатур для этой поездки является результатом высокой оценки руководством их

заслуг перед Родиной.

Курьеры понимающе кивали головами и лучистыми глазами смотрели в суровые очи начальства.

При этом все отлично знали, что из Баку ребята дернут домой.

В начале 1986 г., на третьем году службы, настал и мой черед. Ехать «за огненной водой» мне

предстояло вместе с советником нашего посольства Филиппом Сидорским, большим умницей,

спокойным, веселым, знающим жизнь и дело человеком. Поездка обещала быть вдвойне

приятной. Из Исфагана я должен был добраться до столицы, а там — с Филиппом на поезд и

вперед! С собой до Тегерана я прихватил консульскую почту, дальше в Москву она шла с

дипкурьерами.

В тот период война в воздушном пространстве Ирана приутихла. Иракская авиация временно

перестала бомбить города. В воздухе впервые за долгие годы появились гражданские самолеты.

Это событие радовало. Не надо тащиться на старой «Волге» 5-6 часов через перевалы. Сел в

«Боинг», съел булочку, запил соком и через полчаса на месте.

Вот это и была моя большая-большая глупость!

Контрразведка встала на уши! Столько лет диппочту возили на машине и вдруг на самолете?!

Неспроста!!!

Из Исфагана самолет вылетал рано утром. Было темно, часов пять. Я ехал в аэропорт по абсолютно

пустому шоссе. Далеко впереди медленно катил какой-то трейлер. Поравнявшись, я начал обгон.

Странно, он тоже увеличил скорость. Я поддал газу. И он поддал. Вот дятел. и я нажал до предела.

Но старая консульская колымага, жми не жми, больше 100 не давала. А трейлер свободно

выжимал 150 и больше. В этот момент впереди вспыхнули встречные фары. По силе света это был

трейлер.

То, что меня убивают, я понял потом. Совсем потом. В тот момент работал только инстинкт: с

трассы не съехать, кювет выше метра, мчусь по левой полосе, справа в ту же сторону на той же

скорости гонит здоровенная фура. И точно такая же летит навстречу. До лобового удара совсем

чуть- чуть, метров 100! Я — по тормозам! И тот, который справа, по тормозам! Не успеваю! Сейчас

конец!

До сих пор не знаю, как случилось?! В последний момент я крутанул руль и крылом «Волги»

долбанул мчавшуюся справа фуру по переднему колесу. Грузовик завалился набок и

перевернулся. Я успел проскочить в освободившееся пространство. Встречный трейлер, не

останавливаясь, вихрем пронесся мимо.

Первая мысль, когда остановился, была: я убил людей! Выскочил из машины, побежал назад, забрался на опрокинувшийся грузовик, открыл дверь кабины. В глубине что-то шевелилось.

Вы живы?

Живы, — раздался голос. Из кабины с трудом вылезли двое. Один — маленький, тщедушный, руки

трясутся — водитель. Второй тоже невысокого роста, но крепыш, одет в защитную форму без

знаков различия — пассажир.

С момента аварии не прошло и пяти минут, когда со стороны города по пустому шоссе с

включенной мигалкой (!) к нам подкатил жандармский патруль. Вышедшие из джипа офицеры с

удивлением посмотрели сначала на живого меня, потом на опрокинутый грузовик.

Я уже начал кое-что соображать. Было ясно, что жандармскому патрулю, шедшему практически

вслед за мной, в это время суток на этой дороге делать нечего. Бесспорно, что этих парней

направили сюда для оформления «результатов» ДТП{[45]} и, судя по их глазам, ожидали они

совершенно другое. И еще было ясно, хотя и неожиданно, что увиденное их не опечалило, а

скорее наоборот, но речь шла, естественно, не о личных ко мне симпатиях, а об антагонизме

между ведомствами.

Оформление «происшествия» не заняло времени. Я просто показал свое удостоверение личности

и дал визитную карточку. Протокола не составляли (это, кстати, тоже показатель), у пострадавших

почему-то не оказалось ко мне претензий, хотя авария крупная и по всем положениям виноватым

был я.

Уже рассвело. Вернувшись к «Волге», я только сейчас увидел впереди на пассажирском сиденье

застывшего с выпученными глазами, белого как полотно, нашего завхоза, который должен был

отогнать машину из аэропорта назад.

Удивительная все-таки штука — эта старая «Волга» завелась и поехала. А тот, двадцатифутовый, остался лежать в кювете.

А завхоз, пока не въехали в консульство и не заперли за собой ворота, так и сидел, застывши с

выпученными глазами.

В Тегеран я вылетел следующим рейсом в середине дня. Добрался без приключений. В посольстве

принял душ, смыл кровь из-под волос на голове, привел себя в порядок. Сдал диппочту, в которой

находились бланки старых паспортов и хозяйственный отчет о списании трех огнетушителей и

покупке новых (знали бы эти идиоты, за чем они охотились)74. После чего явился к руководству и

бодро доложил о готовности выполнить любое ответственное задание. И получил инструкцию, что:

еду по собственной инициативе;

по маршруту строго Тегеран — Баку — Тегеран;

мое появление (обнаружение) в этот период в стороне от указанного маршрута влечет за собой

оргвыводы, вплоть до увольнения со службы;

возможные проблемы на иранской границе являются моими личными проблемами;

выбор моей кандидатуры для этой поездки является результатом высокой оценки руководством

моих заслуг перед Родиной.

Я признательно кивал головой и лучистыми глазами смотрел в суровые очи начальства. При этом

мы оба отлично знали, что из Баку я дерну домой.

Это было замечательное путешествие. Я впервые своими глазами увидел, что наша граница

действительно на замке.

На реке Аракс (тогда пограничной) стоял мост. Посередине моста — железные ворота. На воротах

огромный амбарный замок. Три вагона и тепловоз стоят с чужой стороны. Тепловоз гудит, но не

нагло, вежливо гудит. С нашей, не спеша, соблюдая достоинство, движется воин в звании

рядового. В руках у него связка ключей солидного размера. Ворота открываются. Тепловоз

медленно трогается: чух-чух, чух-чух. Воин запирает ворота. Все, приехали, Родина!

В Баку нас ждали. Билеты на самолет были уже куплены, а груз упакован в коробки и баулы

различных калибров. Оставалось только пообедать, что, с учетом гостеприимства бакинцев, неизменно переходило в ужин, а не летать бы в Москву, то и завтрак.

Если честно, я немного устал. Как ни храбрись, стресс был всё-таки сильный, к тому же двое суток

вообще не спал. Да еще волновался, попаду ли домой. Шел сильный снег и гарантии вылететь не

было.

Но вот поздно ночью мы все же уселись в самолет. Разбег и взлет. Притушен свет, откинуто кресло, закрываю глаза. Осталось каких-нибудь три часа, и я наконец обниму своих — год не виделись.

Уважаемые пассажиры! — в дверях салона появилась симпатичная стюардесса. Поверх формы на

ней висела какая- то хреновина, напоминавшая грелку.